По опыту первой половины своей жизни я усвоил: что ни делается, всё к лучшему. То, что вторая половина выдастся насыщенной – в этом сомневаться не приходится. Слишком много накопилось противоречий. И не только у меня.
Похоже, что мир ждут большие изменения. А потому – будь что будет!
Светлана ДОНЧЕНКО. Душа всё знала. Благословение
Рассказы
Душа всё знала
1. Умай
Достав с верхней книжной полки старый увесистый семейный альбом, Надежда с тихой грустью во взгляде открыла первую страницу. С пожелтевшей от времени фотографии на неё взглянули родные лица мамы и папы, снятые на фоне памятника азербайджанской поэтессе Хуршидбану Натаван, бравшей на себя смелость писать о бесправии женщин Востока. Две молодые, стройные фигуры счастливых влюблённых и она – маленькая Наденька, едва появившаяся на свет, сладко посапывающая на руках папы. «Как давно это было! Как давно!» – подумала женщина и закрыла глаза.
Она родилась в красивейшем древнем городе Баку более пятидесяти лет назад в любящей семье студентов, поженившихся на втором курсе института, куда оба приехали поступать из кубанской столицы, не будучи знакомыми друг с другом. В славном азербайджанском городе родилась их любовь и волшебный её плод – обожаемая дочурка Надюшка. После окончания института родители Нади вернулись на свою малую родину и волею судьбы больше никогда не посещали Азербайджан. С юных лет, ещё будучи совсем маленькой девочкой, Наденька мечтала побывать в городе своего рождения, теребила родителей, упрашивала съездить туда, показать ей свои самые любимые места. Больше всего хотелось девочке побывать у памятника Хуршидбану Натаван, какая-то неведомая сила влекла Надю к этому месту. Она манила, призывала, тянула магнитом. Рассматривая с бабушкиной лупой на фотографии прекрасное лицо поэтессы Натаван, Наденька, каким-то невообразимым способом, находила в ней родные черты.
– Надюша, иди, я чай заварил! – голос мужа пригласил женщину на кухню.
С альбомом расставаться не хотелось, и Надя, склонившись под его тяжестью в левую сторону, зажав под мышкой «память своего рода», поспешила к чайному столику. Из чашек тонкого фарфора лёгкой дымкой вырывался дивный аромат чёрного чая.
– Андрюш, посмотри на эту фотографию. – Надя указала пальцем на старый матовый снимок, на котором были изображены ее родители вместе с красивой дамой лет тридцати пяти, национальная одежда и черты лица выдавали в ней азербайджанку. – Это квартирная хозяйка моих родителей, в период их проживания в Баку. Её звали Умай, помнится, в переводе это значит «птица»! Никогда раньше не обращала внимания, взгляни, кажется, что вот сейчас она взмахнёт руками и полетит.
– М-да! Очень похоже! Когда-то давно, в самом начале моего жениховства, будущая тёща, листая альбом, рассказала мне, что эта Умай спасла тебе жизнь. Я был впечатлён рассказом и запомнил его.
– Интересно-интересно! Почему мне об этом неизвестно? – Надя вопросительно посмотрела на мужа.
– Не хотели, вероятно, расстраивать. Они же носились с тобой, как с писаной торбой! А может быть, случая не представилось! Как знать! А теперь и спросить не у кого.
– Да уж, не у кого. – Надежда загрустила. – Я лишь помню, как мама рассказывала, что квартирная хозяйка любила держать меня на руках и читать стихи в странной манере – нараспев. На азербайджанском это звучало как журчание ручейка. Как думаешь, я могла запомнить эти стихи? Порой мне кажется, что они звучат в моей голове.
– Думаю, что могла. – Андрей, с наслаждением отхлёбывая из чашечки чай, продолжил: – Я где-то читал, что мозг в младенческом возрасте настолько пластичен, что может запомнить практически всё.
– А расскажи мне, как спасла меня Умай.
– Это связано непосредственно с твоим рождением. Кажется, ты появилась на свет совершенно крохотной – то ли кило семьсот, то ли кило восемьсот. Будущая тёща очень гордилась тем, что из такой малышки выросла настоящая красавица и умница. А в те времена слабенькая кроха почти не имела шансов выжить. Твои беспомощные, совсем юные родители растерялись и не знали, что делать. И тогда Умай спасение детской жизни взяла в свои руки. Она соорудила для младенчика удивительную кроватку из прямоугольного аквариума, который изнутри выстлала несколькими слоями ваты. Самодельную кроватку на резных ажурных ножках поставили на тумбочку, и под ней всегда должна была находиться большая пиала с очень тёплой, почти горячей водой; сама Умай меняла её каждые двадцать минут и днём, и ночью первые две недели твоей жизни. – Андрей встал и, открыв дверцу кухонного шкафчика, извлёк оттуда красивую объёмную пиалу, расписанную восточным орнаментом. – Уж не эта ли пиала послужила источником тепла для моей крохи? – И, легонько ущипнув Надю за пышный бок, задорно расхохотался.
– Странно, мне никогда не рассказывали об этом. – Надя перелистнула страницу альбома. – Посмотри, посмотри! – вскрикнула она. – Вот же он – этот аквариум! Видишь? Видишь краешек? Я раньше никак не могла догадаться, что же это такое на резных ножках, прямо за папиной спиной!
С фотографии смотрел Надин папа, у него на руках уютно покоился белоснежный кружевной свёрточек, перевязанный розовой лентой, а в самом уголочке чёрно-белой фотографии красовался край непонятного предмета.
– Похоже, уже тогда прекрасная Умай придумала кувез для выхаживания младенца. Какая умница! Правда, Андрюша? – женщина тяжело вздохнула и, устремив свой взгляд куда-то вдаль, надолго замолчала.
Дети Нади и Андрея жили в разных городах. Дочь, выскочившая замуж за курсанта военного училища, впоследствии ставшего офицером, укатила с ним в Сибирь, в небольшой городок Нижнеудинск. Сын – компьютерный гений, получая приглашения на жительство изо всех уголков Земли, предпочёл городам и странам зарубежья столицу нашей Родины, златоглавую Москву.
«Позвоню-ка я своему Павлуше! – подумала о сыне Надя. – Спрошу, можно ли в интернете отыскать семью Умай? Но почему, почему меня так влечёт азербайджанская земля? Все годы жизни не покидает мысль, что там осталась частичка моего духа. Всё просто, очень просто – я же там родилась !» – Надежда шумно захлопнула альбом и, прервав затянувшееся молчание, сказала Андрею:
– С завтрашнего дня буду искать Умай или её семью! Нет покоя моей душе!
– Выдумала, – усмехнулся мужчина. – Твоей Умай давно в живых уже нет! А семью как искать будешь? Ты же даже фамилии её не знаешь. Да и была ли у неё семья? Ничего же не известно.
– А я вспомнила. Папа, когда слёг после инсульта, длинными вечерами рассказывал мне о юности. Ректор института, в котором учились мои родители, благоволил к ним, испытывая почти отцовские чувства, и когда они поженились, он предложил молодожёнам переехать к его сестре Умай в Балаханы – это, кажется, где-то на окраине Баку. Умай сдавала комнату, и плата была почти условной. Понимаешь, Андрюша? Сведения о ректоре обязательно должны сохраниться, а Умай – его сестра. На Востоке свято чтут родственные связи! Я уверена, что сумею отыскать их следы. Тем более намерена привлечь к поискам нашего Павлушку. Уж он-то кого хочешь найдёт! И почему раньше мне подобные мысли не приходили в голову?
2. Арзу
Едва Андрей вошёл в квартиру, как на него буквально налетела Надя с криками:
– Нашлась! Нашлась!
Ничего не понимая, он вытаращил на супругу глаза:
– О, Боже мой! Нашлась моя прошлогодняя заначка? – и, усмехнувшись, с улыбкой добавил: – Так там не такая уж и большая сумма, чтобы так бурно реагировать.
– Вечно ты со своими шуточками! – обиделась Надя. – Умай нашлась, вернее, её дочь. Проходи к столу. Я тебе сейчас всё подробно расскажу.
Надя сгорала от нетерпения. Её огромные синие глаза, с годами не утратившие свою привлекательность, горели и пылали, руки с лёгким подрагиванием беспокойно переставляли с места на место все предметы на столе.
– Да говори уже! – Видя нервное напряжение жены, Андрей грузно плюхнулся на стул. – Лопнешь же сейчас от нетерпения. Как тебя захватила эта история!
– Да ты послушай, послушай… Павлушка ещё на прошлой недели отыскал следы бывшего ректора, и, к нашему счастью, сегодняшний ректор оказался его внуком. Представляешь? Внуком. Оказывается, после отъезда моих родителей у славной Умай родилась дочь. А до этого у неё детей не было. Вот и вывел нашего сына на дочь Умай этот многоуважаемый внук. Умай всегда твердила, что Аллах послал ей дочь за то, что она помогла спасти чужого ребёнка. Всю свою жизнь помнила Умай моих родителей и меня, крошку Надин. Фотография, где мы засняты вместе с ней, была особенно почитаемой в их семье. Арзу, так Умай нарекла свою дочь, прекрасно знакома с историей моего рождения и даже помнит имена моих мамы и папы. Я шокирована! Арзу попросила меня прислать ей фотографию нашей семьи и обещала выслать свою, где они сняты вместе с Умай в последние годы её жизни. Оказывается, моя спасительница ушла в мир иной в тот же год, что и моя мама, и дожила до 92 лет. – Надя подошла к холодильнику и выудила оттуда давно откупоренную бутылку красного марочного вина. – Помянем? Душа просит! Как-то странно, но она поёт на не знакомом мне языке. Ох, подозреваю, что на тюркском.
3. Натаван
Все вечера Надежды теперь были заняты перепиской с Арзу. Женщины подружились и с удовольствием рассказывали друг другу о своих и родительских жизнях. Арзу преподавала в школе русский язык и литературу; узнав о том, что Надежда пишет стихи, очень заинтересовалась ими и, очарованная строчками своей новой подруги, предложила перевести их на азербайджанский язык. Сама переводить она не решалась, но пообещала показать строки Надежды известной бакинской поэтессе Натаван. Надежда очень удивилась и пошутила в ответ, что знакома с одной Натаван, у памятника которой они сфотографированы вместе с родителями. Подруга в ответ написала, что Натаван, к которой она намерена обратиться по поводу перевода, – современная поэтесса, волею судьбы наречённая именем знаменитой принцессы, величайшего поэта Азербайджана. И добавила, что современная Натаван очень известна в Баку, но она, Арзу, лично с ней не знакома, хотя давно уже мечтает познакомиться. Благо, и серьёзный повод у неё теперь появился.