Утром третьего дня он поднялся с постели, бодро просеменил в ванную и, обильно смочив ватный тампон лосьоном, прижёг совсем уже усохшего Ивана Яковлевича. Тот, пару раз дрыгнув конечностями, свалился в раковину. Он брезгливо взял его за ножку, отнёс в туалет, опустил в унитаз и смыл. Сам же облачился в деловой костюм Ивана Яковлевича и отправился в офис.
Вацлав МИХАЛЬСКИЙ. Коты
Рассказ ни о чем
Котов у меня два, а я у них один.
Зимние вечера очень долгие. И вот сижу я и думаю, что воспитываю котов, а они сидят напротив и думают, что воспитывают меня.
Если я иду на кухню, то коты тут же бегут за мной, потому что считают, что идти на кухню я могу и должен только для того, чтобы кормить лично их. Во всяком случае мои коты совершенно уверены, что я приставлен к ним в услужение. Я их кормлю, пою, убираю зимой из их лотков, выпускаю погулять, а потом зову в дом. Зову не дозовусь: «Яша! Вася! Яша! Яша! Вася! Вася!»
Оба кота у меня помоечные, с биографией.
Старший из моих котов Яша родился и жил месяцев до трех на той стороне нашей речки, за сараями. Видно, жить ему там было несладко, и однажды он совершил подвиг. Только-только сошло половодье, речка вернулась в привычные берега и стала не шире метров десяти-двенадцати.
В то апрельское предвечерье по берегу речки с нашей стороны прогуливались многие дачники. Все слышали, как отчаянно мяукал котенок на другом берегу, так отчаянно, как будто звал на помощь. Звал, звал, а потом бултых в воду и поплыл. Милосердные дамы подобрали его у нашей береговой кромки, и как-то само собой он очутился в доме: мокрый, жалкий в своей худобе, с доверчиво сияющими круглыми зелеными глазами.
Котенка обтерли почти насухо ветхим чистым полотенцем и поставили посреди прихожей, чтобы он осматривался. Подошла хозяйствовавшая в доме старая сибирская кошка Дуся, обнюхала гостя и отошла, высокомерно отряхивая лапы, которыми даже и не прикоснулась к котенку.
Кто назвал его Яшей, я не помню. Долго ли, коротко, но котенок прижился, а Дуся не только смирилась с его присутствием, но иногда даже и уступала ему свою еду. Котенок оказался ненасытный, да еще и привередливый. Например, он не ел свежее мясо – обнюхивал и отходил. На своем родном берегу он не привык к свежему продукту, ему по душе были только отбросы. Со временем Яша вошел во вкус и свежего мяса, и свежей рыбы, и вообще всего вкусненького.
Дом был большой и деревянный – выстоявшийся за тридцать лет до сухого звона. Сгорел очень быстро – день стоял погожий, сентябрьский, и пламя поднялось ровным столбом метров на тридцать в высоту – красивое, рыжее, с редкими струйками дыма.
Долгие годы у меня не было своего угла в Москве, а потом, когда появились и квартира в самом центре, и дача в ближнем Подмосковье, как-то само собой накопилось на даче много книг. Во всяком случае много, по моему разумению, наверное, тысяч двадцать. Так что, было чему гореть. Впрочем, я об этом уже писал однажды, так что не буду повторяться. А вернусь опять к моим котам.
Когда в то сентябрьское солнечное воскресенье я выходил без четверти десять утра из своего дома, то приглашал с собой и Дусю, и Яшу. Большая Дуся поленилась и не пошла за мной из дома, а маленький Яша пошел. Когда через двадцать минут мы с Яшей возвращались от соседа, наш дом горел полным ходом.
Дуся погибла, а Яша остался сидеть перед пепелищем, не обращая внимания ни на большие красные пожарные машины, ни на чужих людей в брезентовых робах, наверное, он надеялся увидеть Дусю живой и невредимой.
Когда стемнело, я забрал Яшу с собой к соседям, где нам предстояло прожить девять месяцев, вплоть до новоселья в новом доме, построенном на месте старого, благо, все коммуникации остались вполне пригодными.
Младший из моих котов Вася прибыл в наш поселок вместе со строителями и голубым вагончиком, в котором им предстояло провести осень, зиму, весну и начало лета следующего года.
Вася был очень маленький, но шустрый и ел все, что ему давали; наверное, ему было месяца три от роду, то есть он прибился к нашему двору примерно в том же возрасте, что и Яша.
Вася старался не отходить от вагончика под деревьями и не пытался дружить с другими котами, которых в поселке было предостаточно.
Котенок Вася приехал строить наш дом с семьей русинов: отец, два сына, племянник и мать семьи Валентина, на попечении которой и был Вася.
Когда дом построили и русины собрались съездить на месячишко домой в Прикарпатье, а потом вернуться на другой объект, всплыл вопрос о Васе: куда его девать?
– А пусть остается, – сказал я, – он построил дом, пусть и живет, а с Яшей они найдут общий язык – тем более что оба из высшего помоечного общества.
Так оно и случилось: Вася был очень скромен в быту, никак не посягал на Яшины интересы, безоговорочно признавал его старшинство, и Яше все это явно пришлось по душе. Он тоже в свою очередь никогда не обижал маленького Васю, летом учил его ловить во дворе бабочек, а зимой мышей под баней.
Я как-то не сразу обратил внимание на то, что на кончиках ушей у Васи есть кисточки – точь-в-точь как у рыси. А когда присмотрелся к Васиным кисточкам, то сразу понял, что из него вырастет еще тот хищник и чего-чего, а в обиду он никому себя не даст. Так оно и получилось.
В первую зиму ночью в ногах у меня на кровати умащивался Яша, а маленький Вася скромно сворачивался калачиком на коврике перед кроватью.
Во вторую зиму на кровати у меня в ногах уже спал Вася, а Яша располагался на одном из широких подоконников, благо в моей комнате было четыре окна. Спать перед моей кроватью на коврике Яша почему-то не стал, наверное, это бы слишком сильно уязвляло его котовское самолюбие.
Конечно, мы о многом говорили с котами перед сном: от погоды и до политики. Кое в чем мы были согласны друг с другом, и это не могло нас не радовать.
Войдя в силу, младший из котов Вася стал обижать старшего кота Яшу. Начиналось у них всегда с игривого беганья друг за дружкой, а заканчивалось чаще всего скандалом. Вася слишком сильно кусал или царапал Яшу, а тот начинал верещать на весь дом. Я кидал в Васю мягким тапком, повышал голос, как сказали бы дипломаты: «принуждал его к миру». Коты утихомиривались и через три-четыре минуты как ни в чем не бывало по-братски дремали рядышком на диване. Характеры у них были разные. Вася всегда был весел, простодушен и никогда ничего не крал со стола. На лице у Яши, казалось, навечно запечатлелась мировая скорбь, и погруженный в свои высокие думы он был как бы безучастен к мирской суете, что, однако, не мешало ему при малейшей возможности таскать со стола все мясное. При этом скорость действий меланхоличного увальня Яши была более чем молниеносной.
Коты у меня довольно отважные, даже собак они опасаются не очень – знают, что убегут и вмиг смогут вскарабкаться на сосну или березу, которые стоят вдоль нашей поселковой дороги плотным строем и отделяют ее от речки.
По-настоящему мои коты боятся только грома небесного и включенного пылесоса. И в том, и в другом случае они за считанные секунды бесследно исчезают в доме и потом долго-долго не выходят из своих тайных укрытий.
То есть мои коты боятся электричества, как грозового, так и заставляющего работать пылесос. Что ж, я понимаю котов – я тоже побаиваюсь электричества, впрочем, как и всего непонятного, а чем старше я становлюсь, тем непонятного все больше и больше.
Особенно боялся пылесоса старший из моих котов Яша. Когда приходила пылесосить Любочка, он старался немедленно прошмыгнуть в приоткрытую дверь и выбежать из дома.
Младший из моих котов Вася боялся пылесоса гораздо меньше, наверное, давало себя знать то, что изначально он был строитель и привык к визгу дрели, грохоту перфоратора, стуку молотков и даже к запуску петард, которыми любили баловаться по большим праздникам его первохозяева строители. Конечно, Вася тоже старался не попадаться Любочке на глаза, но Яша боялся пылесоса даже больше, чем соседского рыжего кота Бакса, который обижал его неукоснительно. При виде пылесоса в Любочкиных руках Яша выскакивал из дома даже тогда, когда по нашему двору барражировал рыжий Бакс, хотя, судя по имени, ему полагалось быть зелененьким.
Но вот однажды случилось то, что случилось. В свободное от работы время пылесос всегда стоял в коридоре под лестницей, и вдруг слышу я оттуда громкое Яшино шипение, хвост его раздут в боевое положение, почти как у павлина, и он, шипя, подкрадывается к пылесосу. Подкрадывается, подкрадывается, а потом как кинется на пылесос, как начнет царапать по округлому пластмассовому телу своего врага, как начнет кусать шланг и опять колотить лапами по отсвечивающей в полутьме под лестницей округлой полированной пластмассе. В общем, отметелил мой Яша тот пылесос, как хотел, и удалился с высоко поднятым раздутым хвостом и с победой за явным преимуществом.
С того дня Яша стал проходить мимо стоящего под лестницей пылесоса с равнодушной гордостью, а когда, наконец, явилась Любочка, то Яша не выскочил из дома опрометью, как бывало, а вышел не спеша, исполненный собственного достоинства.
В январе нового года кот Вася повадился ходить в гости к соседке Ире – профессору английского языка. Наверное, наслушался разговоров, что все богатые рвут когти за кордон, и решил на всякий случай поднатореть в английском – мало ли как жизнь сложится. Да и кормежка у соседки хорошая, и дом большой, и везде он один хозяин. В общем: йес оф кос. А там – как карта ляжет.
Мы с Яшей сначала обзывали Васю предателем, а потом как-то смирились – нам и вдвоем было хорошо. Вася обнаглел и иногда погружался в английский с ночевкой. Сначала мы с Яшей ждали его допоздна, кричали на ночь глядя в открытую дверь:
– Вася! Вася!
Ответом нам было глухое молчание заснеженных елей и белых скатов соседских крыш.
Мы перестали звать Васю, не то чтобы отреклись от него, но просто перестали о нем беспокоиться. И как только мы перестали его звать, он тут же появился на пороге родного дома. Видно, сработала его кошачья интуиция, видно, почувствовал он, что шутки плохи: пока перестали звать, а там ведь и позабыть могут. Нет, так дело не пойдет, надо бы и дома пожить: на всякий случай.