Тем не менее внятно раскрыть понятие «народной личности» старшие славянофилы не сумели; за них потрудился в этом плане Иван Сергеевич Аксаков (1823–1886), превратившийся (после смерти всех корифеев славянофильства, включая и своего брата К. С. Аксакова) из язвительного критика славянофильства в его самозваного «вождя». Нетрудно заметить ту явную бессмыслицу, к которой ведет прямолинейная персонификация народа у Аксакова. Он пишет: «Народ состоит из отдельных единиц, носящих каждая свою личную разумную жизнь, деятельность и свободу; каждая из них, отдельно взятая, не есть народ, – но все вместе составляют то цельное явление, то новое лицо, которое называется народом и в котором исчезают все отдельные личности» [18: 137].
Вдумаемся в эти слова, которые являются ярким примером «философствования» при полной неспособности к философскому мышлению. «Новое лицо», состоящее из лиц же – это даже большая бессмыслица, чем «животное, состоящее из животных»; в лучшем случае – это условное понятие, вроде пресловутого «юридического лица», которое в римском праве недаром называлось persona fictа [19: 244]. Признавать за этой фикцией онтологическую реальность – значит тем самым перечеркивать реальность действительных лиц. Это фактически признаёт и сам Аксаков, заявляя, что в этом «новом лице» исчезают «все отдельные личности». А это значит, что исчезает, теряет всякое значение и их «разумная жизнь, деятельность и свобода». По сути – это тот спинозизм, в который неизбежно впадает всякое ложное представление о личности.
Впрочем, разбирать серьезно «философские взгляды» И. С. Аксакова вряд ли имеет смысл; они важны только тем, что в них приведено ad absurdum ложное понимание народности как «личности народа» или «народной личности». Следует, однако, ясно понимать, что верное понятие о настоящей (а не «народной») личности имеет исключительно важное значение и для понимания Православия. Решительно возражая против предложения Юрия Самарина признать Хомякова отцом церкви, Линицкий отмечает, что вождем славянофилов была «не совсем правильно» понята даже сама идея церкви. Дело в том, что Хомяков «почти все значение в понятии о церкви приписывает единственно благодати Божией, как началу организующему, и никакого значения не дает свободной воле человека. По христианскому же учению спасение человека есть столь же дело свободной его воли, как и дело Божие. Отсюда, кроме преданности воле Божией, смирения и терпения, от человека требуется также самодеятельность, труд, постоянное усилие воли, направленной на добро, постоянное понуждение себя к преодолению склонностей и влечений, противных добру» [14: 250]. Короче, от человека требуется быть личностью.
Мысль, выраженную в этих словах П. И. Линицкого, дополняют и углубляют приведенные в его же книге слова историка литературы и поэта Степана Петровича Шевырева (1806–1864) из работы «Взгляд на современное направление русской литературы». В этой работе, сравнивая христианство на средневековом Западе с христианством Древней Руси, Шевырев пишет: «На Западе никогда не было такого полного сочетания жизни религиозной с народною, какое видим мы в древние времена нашего отечества. Христианство там являлось более силою общественною: оно прославилось многими полезными учреждениями, оно совершило добрые изменения в политическом быту народов. У нас же в древней Руси христианство действовало не столько на общество, сколько на отдельного человека, на его внутреннюю личность, освещая всю жизнь его особенным значением. На Западе оно образовывало человека общественного, внешнего; у нас же оно развивало человека внутреннего, христианина в собственном смысле» [14: 137].
На мой взгляд, вся многостраничная богословская полемика Хомякова не стоит этих слов не слишком известного сегодня русского литератора, представителя, как принято говорить с оттенком пренебрежения, «официальной народности». Говорить так, словно великая идея народности обрела свое подлинное значение не благодаря дальновидности именно «официальной власти», в лице императора Николая I и его министра графа С. С. Уварова.
Попытаемся теперь подвести итоги этой лекции и наметить следующий шаг.
Подлинное значение спора между славянофилами и западниками заключается в том, что вэтом споре стала проступать (только проступать!) тесная связь между проблемой личности и проблемой народности, начала проясняться (но еще отнюдь не прояснилась в должной мере) необходимость углубленного философского раскрытия этих понятий. Наша самооценка, как и наша оценка западной цивилизации напрямую зависит от того, какую роль играет личность и народность (или национальность) и у нас, и на Западе, а поэтому вопрос, должны ли мы или не должны (и можем или не можем) идти вместе с Западом, является уже следующим, подчиненным вопросом.
К сожалению, ни славянофилы, ни западники не стояли на высоте указанных задач. Это связано, прежде всего, с тем, что ни те, ни другие не приняли «тройственную формулу» с ее богатейшим мировоззренческим потенциалом, а играли (по существу, совместно) роль оппозиции правительству. А в собственно философском плане, который для нас особенно важен, и славянофилы, и западники проявили полную несостоятельность (за исключением И. В. Киреевского, который в определенной степени преодолел ложную альтернативу «славянофильство – западничество»).
Славянофилы составили из идеи личности и идеи народности насквозь искусственную конструкцию под названием «народная личность», тогда как подлинная индивидуально-конкретная личность признавалась чуть не источником всего зла; а индивидуально-конкретная народность подменялась неопределенной «общиной», которую предполагалось распространить не только на всю Россию, но и на все человечество. Что касается западников, то они, ложно трактуя народность (или национальность) как нечто «биологическое», целиком подчиняли ее государству, в котором видели, по выражению Кавелина, вход «в жизнь общечеловеческую».
В связи с этим встает вопрос: а объединяло ли славянофилов и западников что-то, кроме ненависти к «петербургскому правительству»? Ответ ясен: их объединяла идея человечества, которую и те, и другие считали высшей идеей, в духе Просвещения XVIII века. Но и тут существовала определенная разница. Западники просто отождествляли «общечеловеческое» с западноевропейским. Этот подлог было нетрудно опровергнуть на почве культурно-исторических фактов, что и сделал Николай Яковлевич Данилевский (1822–1885) в книге «Россия и Европа» (1869). А вот «общечеловеческий» пафос славянофилов носил откровенно футуристический характер, о чем ясно говорят, например, следующие слова Хомякова: «История призывает Россию стать впереди всемирного просвещения; она дает ей на это право за всесторонность и полноту ее начал, а право, данное историей народу, есть обязанность, налагаемая на каждого из его членов» [20: 327]. Опровергается такой пафос не столько фактами, сколько философским разоблачением утопии.
Еще раз подчеркнем: ключевое значение здесь имеет проблема личности и народности в их глубоком различии и тесном единстве. Но прежде чем переходить к мыслителям, у которых действительно намечается решение ключевой проблемы русской национальной философии, мы должны устранить с нашего пути последний и самый цепкий миф – миф о В. С. Соловьеве как главном русском мыслителе XIX века и, более того, центральной фигуре русской философии в целом.
Примечания
1. Блехер Л., Любарский Г. Главный русский спор: от западников и славянофилов до глобализма и Нового средневековья. – М: Академический проект, 2003. – 608 с.
2. Киреев А. А. Учение славянофилов. – М.: Институт русской цивилизации, 2012. – 640 с.
3. Ильин Н. П. И. В. Киреевский. От беспочвенности к существенности // Философская культура, № 1, январь-июнь 2005, с. 24–57; № 2, июль-декабрь 2005, с. 5–31; № 3, январь-июнь 2006, с. 13–54.
4. Европеец. Журнал И. В. Киреевского. – М.: «Наука», 1989. – 536 с.
5. Хомяков А. С. Сочинения в двух томах. Т. 1. – М.: Московский философский фонд, 1994. – 590 с.
6. Кулешов В. И. Славянофилы и русская литература. – М.: Художественная литература, 1976.
7. Цимбаев Н. И. Славянофильство. Из истории русской общественно-политической мысли XIX века. – МГУ, 1986. – 274 с.
8. Сборник исторических и статистических сведений о России и народах ей единоверных и единоплеменных. Т. 1. – М.: 1845.
9. Киреевский И. В. Избранные статьи. – М.: «Современник», 1984. – 383 с.
10. Киреевский И. В. Разум на пути к истине. – М.: Правило веры, 2002. – 662 с.
11. Хомяков А. С. Сочинения в двух томах. Т. 2. – М.: Московский философский фонд, 1994. – 478 с.
12. Хомяков А. С. О старом и новом. Статьи и очерки. – М.: «Современник», 1988. – 462 с.
13. Кавелин К. Д. Наш умственный строй. – М.: «Правда», 1989. – 654 с.
14. Линицкий П. И. Славянофильство и либерализм (западничество). Опыт систематического обозрения. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. – 259 с.
15. Самарин Ю. Ф. Избранные произведения. – М.: РОССПЭН, 1996. – 606 с.
16. Ильин Н. П. Формирование основных типов национальной идеологии от М. В. Ломоносова до Н. Я. Данилевского // Патриотизм и национализм как факторы российской истории (конец XVIII в. – 1991 г.). – М.: РОССПЭН, 2015. – С. 9–112.
17. Lemberg E. Geschichte des Nationalismus in Europa. – Stuttgart: Curt E. Schwab, 1950. – 319 S.
18. Аксаков И. С. Отчего так нелегко живется в России? – М.: РОССПЭН, 2002. – 1007 с.
19. Бартошек М. Римское право. – М.: Юридическая литература, 1989. – 448 с.
20. Алексей Степанович Хомяков. – М.: Русский мир, 2007. – 760 с.
Контрольные вопросы