Правду говорят, что бури неустроенного быта и безденежья – самые легкие испытания для корабля семьи. Гораздо страшнее скалы богатства. Неожиданно к нам пришел долгожданный достаток.
Как-то к супругу обратился знакомый священник с просьбой отреставрировать икону храма. Потом еще одну и еще. Посыпались заказы. За работу батюшки платили приличные деньги. Вскоре Игорь вступил в кооператив по оказанию реставрационных услуг религиозным организациям, но фактически трудился индивидуально.
Деньги буквально обрушились на нас. Через год мы приобрели большой частный дом, позднее – «Жигули». Ко всему иереи частенько отдавали реставратору часть продуктов, приносимых прихожанами. Оказывается, если пасхальные яйца запечь в духовке, они могут храниться месяцами. Для салатов – самое то. А Игорь их ведрами привозил.
Но деньги на хвостах принесли новую беду – безудержно загулял муж. Как с цепи сорвался. Выбирал молодых и обязательно полных женщин. Чем объемнее – тем лучше. Он и мне настойчиво предлагал поправиться. Но я неизменно отвечала: «Набивать насильно брюхо и шевелить окороками в твою угоду я не намерена».
В итоге он ушел к толстенной бездетной буфетчице кафе, оставив на меня троих детей.
Беда всегда приходит со своим семейством. От волнений и переживаний у меня отказали ноги. Полностью. В больнице как-то кормили, а дома сидели голодные дети.
Старшему сыну хоть и тринадцать, но смышленый такой – маленький мужичок. Моя опора. Пришел он ко мне и говорит: «Кушать хочется, мамка. В доме ни крошки. Голодаем…»
Мне как нож в сердце вонзили. Говорю сыну: «Пойди в такое-то кафе и найди такую-то буфетчицу. Объясни ей, кто ты».
Ребенок ушел, а я достала небольшую закопченную икону Николая Угодника без киота и рамки – ту, которую муж принес домой на реставрацию и которая так у нас и осталась. Не знаю почему, но когда меня отвозили в больницу, я взяла иконку с собой. Может, потому, что в доме других не было.
Молитв я не знала, просила Угодника о помощи своими словами. И он помог.
На следующее утро пришел сын с авоськой, а в ней колбаса, творожные сырки, помидоры. Буфетчица выслушала его, расплакалась, накормила, дала сто рублей и еды с собой.
Так и пережили худшие времена. Сын еще с тех денег передачи мне носил. Ноги попустило – до сих пор, как видите, хожу. Даже без палочки.
А через три года муж вернулся в семью. Я закрывала глаза на его любовниц. А что делать – детей-то кормить и учить нужно. Всех вырастили и выучили. Сейчас они достойные люди со своими семьями.
А икону ту я сама попросила Игоря возвратить в храм.
Валерий ТОПОРКОВ. Письма курсанта Курганова
Журнальный вариант повести «Солнцеворот в плохую погоду»
Продолжение
2 мая 1988 г.
Посылку получил, спасибо. И чертежные перья, и бальзам корейский, и чеснок пришлись как нельзя кстати.
Время мчит, как тройка с бубенцами вдоль по Питерской. На носу сессия, поэтому необходимо поскорее закончить все учебные задания и подготовиться к зачетам и экзаменам. Хмель приказал мне и еще пятерым парням из взвода сдать всё досрочно, чтобы отбыть в Ровное и за пять дней до приезда остальных подготовить лагерь. Немного ободряет тот факт, что один из зачетов уже сдан мною на отлично – по ЭВМ. Делали комплексную лабораторную работу на всех имеющихся в училище машинах: микрокалькуляторе БЗ-34, «Искра-226» и специализированной ЭВМ ТЭМ-1М. Для каждой из них составляли программы, отталкиваясь от формул и исходных данных, обозначенных в полученных вариантах задания.
Конференция научного общества курсантов, о которой я писал, успешно состоялась. После торжественной части, проведенной в училищном клубе, разошлись по кафедрам читать свои доклады. Читали, однако, не с листа, всё по памяти. С первого курса мы с Преспокойным были одни, слушали нас все преподаватели кафедры и старшекурсники.
В своей части я разливался соловьем – о том, в частности, что избранная нами проблема является такой актуальной, что дальше некуда, что до сих пор она не имеет окончательного решения, а значит, требует дальнейших и самых напряженных научно-творческих усилий… Когда я всё это пел, краем глаза наблюдал за реакцией Николая Александровича, нашего руководителя. Видя, как на моих особенно сильных акцентах буйным цветом расцветает его полусумасшедшая улыбка, я постепенно убедился, что он по-настоящему доволен своим желторотым птенцом. После этого у меня окончательно отлегло от сердца, я успешно закончил свою часть доклада и стал наслаждаться второй частью, фундаментально развиваемой Преспокойным.
Доклад наш понравился всей кафедре. Нас похвалили и пожелали всяческих успехов на будущее.
В позапрошлое воскресенье сбежал в увольнение. День стоял чудесный. Гулял по Ленинграду, изучал город. Был на Невском, в Гостиный Двор забрел, в метро покатался, а потом в Петропавловскую крепость пошел: посетил Великокняжескую усыпальницу, Петропавловский собор, послушал старинные звоны его высокой колокольни. Кстати, мы недавно всей ротой посещали Музей космонавтики и ракетной техники, расположенный в Иоанновском равелине, где раньше размещалась газодинамическая лаборатория, известная созданием прообразов реактивных снарядов знаменитой «катюши» и жидкостных ракетных двигателей. Очень интересно было. Там представлено всё, что связано с космонавтикой, вплоть до пищевых тюбиков.
В общем, отдохнул немного. А на следующий день пошел в составе группы призеров на второй тур математической олимпиады в Политехнический институт. И что вы думаете? Пришел, а мне говорят:
– Вас нет в списках, пропустить не можем.
Плюнул, развернулся и ушел. Можно подумать, мир перевернется, если я не приму участие в этой величайшей олимпиаде и если медаль достанется другому. Обидно, что причина случившегося неясна, а спросить было не у кого.
Вчера ходили линейными на Дворцовую площадь, участвовали в оцеплении праздничной демонстрации. Были в самой гуще событий: казалось, все лица перед нами промелькнули, можно сказать, весь Ленинград. Затем впятером в увольнение отправились. Сначала в кино засветились – сходили на французский фильм «Беглецы» с Ришаром и Депардье, а потом сразу в театр имени Пушкина, на «Женитьбу Бальзаминова».
После окончания представления вышли на совершенно свободный от городского транспорта Невский, где в это время развернулось целое массовое гуляние. Люди все счастливые, открытые, эмоции зашкаливают! Решили возвращаться пешком, чтобы как можно дольше продлить прекрасное настроение. На Ростральных колоннах как раз огонь зажгли. Отраженный в воде, он создавал такое впечатление, будто это не волны переливаются, а сама Нева горит.
Еще об одном любопытном известии. В Ленинград на гастроли приехала западногерманская группа Scorpions. Узнал об этом только потому, что у нашего Пшека все разговоры теперь сводятся к одним лишь невозможным восторгам по такому неслыханному поводу. Ладно бы разговоры, так ведь он за всех Scorpions по вечерам вплоть до отбоя поет…
Жду ваших писем.
Юрий.
9 июня 1988 г.
Вот уже две недели, как мы на практике в деревне Ровное. Ряд наших палаток тянется вдоль правого берега Мсты, где купальный сезон открыт еще в мае. Но мы загораем (по-нашему, «тащимся») лишь по выходным дням.
Я лежу на берегу,
Не могу поднять ногу.
Не ногу, а ногу, —
Все равно не могу.
На нашей базе имеется несколько деревянных построек, включая подсобные помещения и столовую. А на противоположном берегу видны внушающие безотчетные ностальгические чувства остатки барской усадьбы XVIII века Новоблагодатное. По рассказам руководителя нашей практики, полковника Скачидуба, она изначально принадлежала знаменитой красавице-авантюристке Ольге Зубовой-Жеребцовой, сестре последнего фаворита Екатерины II Платона Зубова. Даже не верится, что здесь когда-то были роскошный дворец, флигели, оранжерея, скотные дворы, молочный склад, баня, а также домовая церковь в честь Святой Великомученицы Екатерины. Чуть дальше по течению – густо заросший безымянный речной остров и первый из так называемых Боровических порогов – «Лестница» («Ровенский»). С другой же стороны от нас – старая речная терраса, однокупольная каменная церквушка на холме и два деревенских посада, тянущиеся вдоль неширокой асфальтированной дороги.
Сирень еще не отцвела. Ее заросли украшают палисадники перед всеми без исключения домами. Каждый раз, проходя мимо, я жадно вдыхаю чудесный запах этих влажных темно-лиловых кистей – и не могу надышаться: очень люблю сирень! Мне почему-то кажется, что именно в ней скрыта вся загадка каждой наступившей весны.
Резкой границы между нами и окружающей природой нет: к примеру, в нашем классе для черчения живет ласточка. Наверное, по-другому и быть не должно. Сразу вспоминается лето, веселые каникулы, двенадцатиквартирная двухэтажка в Хмельниках и стая ласточек, день-деньской хлопочущих под тенистым карнизом…
Практика у нас непростая, но увлекательная. Разбившись по двое, ведем комбинированную аэрофототопографическую съемку местности на фотоплане масштаба 1:10 000 в сельских окрестностях. По утрам, сразу после завтрака, получаем хранящиеся под тяжелым замком инструменты и идем на свои участки. В комплект входят штатив, мензульная доска, топографическая рейка, зонт, кипрегель К-5М, ориентир-буссоль, полевая сумка с журналом наблюдений и другими необходимыми принадлежностями. Главные этапы нашей работы заключаются в:
а) прокладывании высотных съемочных ходов с исходной и контрольными привязками к геодезическим знакам разных классов;
б) дешифрировании местных объектов и контуров;
в) оформлении всех полученных результатов в виде карты.
После непродолжительных подготовительных работ и поверок кипрегелей выходим в поле. Наше снаряжение по весу ничуть не уступает полной выкладке мотострелка – один деревянный ящик с лямками для переноски К-5М (который я условно называю «аккордеоном») чего стоит! Впрочем, это нас совершенно не смущает, поскольку мы-то знаем, что за испытания ждут бедных картографов в июле.