Дядюшка беспрекословно слушал ее наставления, и после того, как супруга смолкла, он с безмятежной хладнокровностью промолвил:
– Женщина! У нас гости будут иметь угощение или как?
Затем он позволил себе высказаться чуточку горячей:
– Ты забыла о традиционном застолье. Им, кстати, славились твои предки, папа с мамой, а также покойный двоюродный брат, о котором село тридцать шесть лет говорит с уважением. Вспомни, как он потчевал всех на свадьбе своей дочери. Забыла? Напомню также, что в доме незабвенного твоего родственника для всякого путешественника всегда имелись еда и питье.
Сразу – на русском языке – тетушка Надия ответила вопросом:
– Он, этот старик с мозговыми извилинами, неприлично кривыми, станет меня учить? Всё уже готово. Прошу гостей в дом.
Вытирая мокрые физиономии вафельным полотенцем, принесенным хозяйкой, и предводительствуемые Дядюшкой, мы двинулись в указанном направлении.
После процедуры умывания чувствовали прилив дюжих сил, ощущали готовность к подвигам на застольно-гастрономической ниве.
Без преувеличений замечу: полоскаться под краном доставляет в дни кавказского лета особое удовольствие. Твое настроение поднимается до уровня весенне-майского. Или – новогоднего. В зависимости от приверженности к временам года и соответствующим праздникам.
Возьмем те же северные параллели Земного шара, где воды, как правило, много. Там ведь блаженство от умывания не то. Нет, оно обязательно приключится, однако градусом ниже того, что испытаешь в пекле разгоряченных югов.
Чем выше температура и чем суше воздух, тем приятней звук журчащей струйки, льющейся в ладони.
Нынче сошлось всё: и жара стояла отменная, и плескались мы от души, и результат объявился исключительно ожиданный. Ура! Кажется, приближался мой и Динькин любимый праздник – Новый год!
Сын, пребывая в предчувствии второго на сегодня обеда, не стал скрывать наблюдательно-школьную заинтересованность, шепнул:
– Здесь в гостях побыть я не против. Можно поесть медовых груш или хинкали. Зря час назад сидели у костра. Не стоило готовить суп. И чай в котелке.
Не случилось у меня задержки с отечески мудрым возражением: парень! как раз не стоит выпускать из виду забор!
Прям-таки возьми и снова, молодой человек, пошагай к столбу, покрепче устанавливай его! И будет тогда что? Заведомый порядок со здешними грушами, сочными, цвета золота, невероятно сладкими.
Вот таким образом вошли под крышу просторной усадьбы – празднично умытыми, в превосходном новогоднем настроении.
Хотя солнце палило за стенами дома изо всех сил, нетрудно было догадаться: до зоны пустынь, где произрастать угощению порой непосильная задача, отсюда всё же далековато. Вероятно, дальше, чем до северной параллели, где воды хватает всем, а садовых фруктов бесспорный недостаток.
На таковскую догадку натолкнул стол, к которому нас подвели. Он обладал поверхностью прямоугольно твердой, каштаново обширной, и вся она была заставлена тазами.
В них покоился инжир – зеленоватые мешочки, набитые сахарным песком. Кроме шикарных плодов библейской смоковницы, что еще наблюдалось? Холмиками яблоки высились румяные и естественно бросались в глаза любимые Динькой крутобокие груши, распираемые медвяным соком.
Изобилие не лишало рассудка напрочь, однако же изумляло сверх меры.
Когда потрясенное сознание вернулось в норму, выяснилось: тазы – обычные большеразмерные блюда.
Испытывая пиетет к изящным поделкам, к затейливым чайным и кофейным сервизам, оставляю за собой право поражаться также видом огромных декоративных ваз в музеях. Пусть не чудодейственные вместилища садовых подарений предстали перед нами, всего лишь обнаружился будничный случай, но внутренние объемы простого повседневного фарфора – это, конечно, из ряда вон!
Обыденность налицо, всё же прозаическое событие не выглядело фактом разочарования, поскольку не могло принизить блистательного великолепия стола.
Еды хватало всякой, предлагали попробовать даже такую, названия которой путники не знали, и надо честно признать: менее вкусной не стала она от этого.
– Где ваш дом? – спросил Дядюшка, усиленно потчуя меня и Диньку.
Хозяин дома излучал благожелательность с той интенсивностью, с какой радар, на котором я служил в армии, посылал в пространство импульсы всевидения.
Зоркий антенный глаз командирам нужен для того, чтобы с помощью умной аппаратуры ощупывать окрестности. Без электромагнитного луча как заметишь приближение неприятельского объекта к защищаемой военной точке?
Старика интересовала наша жизнь, ан и ладно: нет в ней ничего особо секретного, вздорно агрессивного.
У путешественников, стремящихся дойти до скалы Прометея, тоже отсутствовала думка считать любопытствующего владельца усадьбы обороняющейся военной точкой.
Симпатичен Дядюшка! Очень легко рассказывать ему, отзывчивому слушателю, о перипетиях городского жизнесуществования.
– Мы живем в Москве, – с душой распахнутой настежь докладывал мой разговорчивый сын. – На восемнадцатом этаже. Там наш дом.
– Квартира, – уточняю.
– Ну да, – поправляется Динька. – Туда на лифте добираться надо. Он шумит, иногда кабина дергается. Я боялся ездить, когда был маленький. Не любил бегать на улицу, чтобы поиграть с ребятами. А теперь мне хоть бы что. Давно хожу один в школу или в магазин за хлебом.
В его рассказе имелись кое-какие недостатки. Если быть чуточку точней, гудящего лифта недостаточно, чтобы добраться до нашей квартиры с Кавказа. Из надежных средств транспорта полагалось упомянуть, к примеру, пассажирский железнодорожный экспресс или белокрылый реактивный лайнер.
Почему ученик, только что успешно покинувший начальные классы, первым делом упомянул именно подъемник высотного здания?
Скрывать не имело бы смысла – не только юное поколение, но также взрослое большинство домового населения остерегалось подзастрять в междуэтажных пролетах, а порой так и случалось. Сосед по лестничной клетке, мне известно, далеко не единственный из тех, кто просидел в скучной кабине почти час.
Считалось нормой для всех ребятишек бояться лифта, и переломить страх стоило моему сыну трудов. Он, преисполнившись уважением к обходительно щедрому главе стола, не постеснялся, поведал о них открыто, честно, без прикрас.
Оно и понятно: раз Дядюшка искренне интересовался нашим житьем-бытьем, то и Динька, чувствуя правдивую благорасположенность, подробно просвещал его на этот счет.
Ко всему прочему моему спутнику явно льстило внимание человека, прожившего в горах долгую череду лет и не утерявшего в любознательности ни капли.
Парня, что называется, понесло. Пошел звонить во все колокола – в деталях повествовать про школу, в которой учился и про спортивную секцию, где занимался плаванием. Про лохматую соседскую собачонку и про неизвестную мне девочку Марусю, которая охотно делилась жвачкой с одноклассниками.
Он известил собеседника о редком событии: однажды Маруся решила угостить его большой вкусной антоновкой. Кажется, моему сыну по сию пору непонятно, за что ему оказана такая честь.
В качестве родителя пришлось озаботиться малоизвестным яблочным происшествием, и после краткой запинки я напал на мысль: лучше будет не вмешиваться в беседу. Не стоило подсказывать Диньке, по какой причине оказался в его руках превосходный фрукт, раз уж все прочие в классе могли только мечтать о таком подарке.
Когда речь идет о том, что делу – время, а потехе – час, не каждому ребенку подходят для обязательных раздумий и свершений некоторые взаимоотношения людей.
Да и честно сказать, у нас, у взрослых человеков, довольно часто путается дельное с ничуть не дельным, поэтому выяснять гуманно высокую истину иногда сложно до невозможности.
Ко мне подошел мальчик, благодаря которому нам выпала удача познакомиться с разговорчиво добродушным стариком и его выдающимся копательным инструментом.
– Пейте, – сказал замечательно звучный крикун, предупредивший домашних о появлении двух прохожих вблизи усадьбы, и хитро блеснул агатовыми глазами.
После чего удостоил граненой баклажкой с толстыми боками и янтарной жидкостью внутри. Отпотевшая посудина, недавно вынутая из холодильника, угнездилась в моих пальцах, и ее таинственное содержимое без промедления почало возбуждать любопытство: это что же там плещется?
– Бери, – повернулся усадебный горлопан к Диньке.
При сем, протягивая ему стакан, поглядел в сторону хозяина дома. Дескать, всё правильно делаю?
Дядюшка одобрительно кивнул.
Подмигиваю мальчику: зачем кричал? Почему шум поднимал? Видишь, как хорошо устроилось? Мы вполне миролюбивые люди, не гнушаемся физического труда на благо вашего семейства!
Тот невозмутимо помалкивал.
Огромными глазами с вековой печалинкой на донышках он уставился в мое лицо. Рассматривал переносье.
Как ни морщил свой утес, как ни водил им влево, вправо, парень на уловку не поддался – не засмеялся, не улыбнулся. Даже не хмыкнул, хотя по мнению знакомых я мог бы этими ужимками рассмешить кого-угодно.
Пусть не клоун, однако имеются некоторые юмористические способности, знаю точно.
Доподлинно видел, как хмыкал, поглядывая в сторону моей взволнованности, дежурный по аэровокзалу в остроконфликтный момент отмены рейса, когда бессильно размахивали пассажиры билетами.
Не ошибаюсь: только три серьезные личности устояли до сего дня перед бытовым юмористом – перед клоунадой никакого не циркового рыжего коверного.
Первым руководил долг службы в те грустные времена, когда Советский Союз еще не распался, хотя уже трещали его скрепы в общественном сознании. Ходили вовсю разговорчики, что некоторые члены партии озабочены по преимуществу карьерой, А если что строят, то коммунизм для своего неумеренно личного потребления.
Неуклонно исчезал тот почтительный ореол, с которым ранее воспринимали стражей закона.
Так что не шибко пришлось мне изумиться появлению постового милиционера. Он оштрафовал меня за переход маленького переулка в мес