саясь «коммунистической заразы» и шпионажа, а в Германии у него уже никого не осталось – семья погибла при налёте английской авиации. Командир отряда поручил охрану этого немца пожилому партизану из хозвзвода.
В половине одиннадцатого показалась цепь. Они шли медленно и молча, держа автоматы в руках. Автоматы и каски блестели на солнце. Воротники расстёгнуты, а рукава закатаны по локоть. За первой цепью на некотором расстоянии шла вторая, а за ней – третья. Четвёртой пока не обнаруживалось. Мы смотрели на них в бинокль. Они шли с самодовольными рожами и, как позже оказалось, были пьяны. Нас, всего состава из двух отрядов, было чуть более двух тысяч человек, но мы имели преимущество – они шли, а мы их уже ждали. Мы были дома, защищая свою Отчизну, а они были незваные.
Первая цепь подошла вплотную к канаве и некоторые из немцев уже пытались перепрыгнуть через неё, но в это время раздался выстрел командирского пистолета. Это было сигналом для всех, и мы начали стрелять из пулемётов, автоматов и винтовок. Первую цепь мы расстреляли в упор. Живых не осталось никого. Вторая цепь, шедшая на расстоянии двадцати шагов, поредела вполовину, а третьей цепи удалось залечь, но мы с таким остервенением поднялись и заорали своё русское «Ура!», что оставшиеся в живых из второй и третьей цепи стали отходить. Многие бежали, побросав оружие.
В первой цепи были немцы, во второй – власовцы и полицаи, в третьей – опять немцы. Когда мы поднялись в атаку, наш пленный немец выхватил у своего охранника винтовку и тоже стал стрелять по убегавшим власовцам. Стрелял он метко и, каждый раз, попав в цель, считал: «Айн… цвай… драй…» Дед-охранник вначале испугался, что тот его убьёт, потом, увидев, как немец бьёт предателей, бежал за ним вслед и приговаривал: «Молодец, так их! Молодец, так их!».
Из третьей цепи тоже мало ушло живых, но когда мы выдвинулись на опушку леса, по нашей цепи из-за кустов ударили пулемёты, а с деревьев – снайперы-кукушки. Мы сразу же залегли.
Попытка прижать нас к земле завершилась нашими криками «Вперёд! Ура!», мы поднялись в атаку и продолжали продвигаться на опушку леса. Андрей и Сашка шли рядом со мной. Вдруг откуда-то с сосны застрочил автомат и очередь прошла рядом с Сашкой. Он моментально отреагировал, поднял свой автомат и очередью снял стрелка. Им оказался власовец. Тот вскрикнул и упал с сосны, а у Сашки в этот момент правая рука повисла, как плеть, прошитая очередью, и автомат повис у него на шее.
Мы продолжали продвигаться, а я оглянулся на Сашку и увидел у него в руке гранату. Согнувшись, он что-то ворожил над ней, а потом, бросив её на землю, упал сверху. Я быстро сообразил, в чём дело, подскочив к нему и, схватив за ногу, рванул с такой силой, что он отлетел в сторону метра на три (до сих пор не могу понять, откуда у меня взялось столько силы). Я тоже резко упал, и тут прогремел взрыв.
К нашему с Сашкой счастью, мы с ним не пострадали, а шедший вслед за нами пленный немец-оружейник упал замертво. Сашка сказал мне с укоризной: «Не надо было меня спасать, я ж теперь не вояка, а быть обузой не хочу». А я ему ответил: «Ну и дурак же ты, Сашка!». Потом подозвал санитара и, поручив ему Сашку, пошёл вперёд.
Власовцы, побросав оружие, группами стали подниматься с поднятыми руками и кричать: «Товарищи! Мы в вас не стреляли, мы стреляли поверху», но у нас было много убитых и раненых и брать в плен изменников-власовцев мы не собирались. Наши оба отряда к этому времени потеряли убитыми и ранеными больше ста человек. Мы вышли на опушку леса. За Бором было чистое поле, по которому удирали наши враги. Мы били по ним из винтовок и пулемётов, из автоматов их было уже не достать.
Выйдя из леса, мы приободрились и вздохнули чистым воздухом. В лесу во время боя от порохового дыма было нечем дышать.
На опушке мы заняли оборону. Невдалеке от Бора, метрах в шестистах, находилась пуща. Это очень густой лес, прорезанный несколькими просеками по направлению к Западной Двине. Между Бором и пущей было чистое поле без единого кустика, с глубоким яром посередине. Мы понаблюдали за этим промежутком, ничего подозрительного не заметили и решили перейти в пущу. От отряда отделилась небольшая группа и пошла напрямую, через яр, а весь отряд пошёл по-над Бором, к началу яра. В яру была засада. Они нас заметили и открыли огонь, но не рассчитали. Расстояние было большим, и пули нас не достали, а ту группу, которая пошла напрямки, в яру не заметили. Партизаны достигли яра, спустились и с тыла открыли огонь по засаде.
В яр мы ворвались часа в четыре дня. Всех мучила жажда, а воды не было. Ни капли. И даже фляг не было, они остались в лесу. Во время боя об этом никто не думал. Так мы с немцами перекрыли друг другу дорогу. Мы задыхались от жары и жажды, а немцы панически боялись на ночь оставаться в лесу. Перед заходом солнца они стали небольшими группами отползать из своей засады в сторону пущи, но наши снайперы не дали уйти ни одному из них. Уже в сумерках последняя группа немцев, около сотни, бросилась наутёк, отстреливаясь на ходу. Мы из пулемётов начали их косить, и ни один фашист не ушёл.
В пущу мы пришли уже в полной темноте и сразу же расположились на отдых. Когда-то, ещё задолго до этого, мы выкопали здесь четыре колодца и накрыли их дощатыми крышками. Два колодца были в расположении отряда Шмырёва, а два – в нашем. Наш командир распределил колодцы между ротами. Возле одного поставил меня, а возле другого – политрука роты и приказал выдать каждому бойцу по одной крышке (от фляжки) воды. Командирам рот было приказано следить за порядком, чтобы не было подходов по два-три раза.
Уровень воды в колодцах был чуть ниже края земли, и мы принялись за работу. Командир объяснил всем, что не разрешил пить много воды в целях безопасности: вода болотная и можно заболеть. Самое большее через час мы должны были выйти к Западной Двине, где можно вдоволь напиться чистой воды. Хоть и хотелось ещё пить, но мы накрыли колодцы крышками и расположились на отдых. Командиры отряда собрали комсостав на совет и стали решать, где лучше переправиться через реку. Шмырёв предложил переправиться возле лесозавода, который находился в четырёх километрах от Витебска: завод не работает, охраны нет, а заготовленного леса – горы, сделаем плоты и переправимся. На том и порешили.
Послали вперёд разведку, следом пошли оба отряда. Через час мы были на месте. Вокруг лесозавода выставили свою охрану. Заводской двор был огорожен столбами и обнесён четырёхмиллиметровой проволокой. Мы сняли проволоки столько, сколько нужно был для связки плотов, и, стараясь не шуметь, выносили брёвна на берег. Связали несколько плотов. На первом, небольшом, переплыли разведчики, а уже потом, вслед за ними, поплыли плоты побольше, с бойцами. Под утро мы закончили переправу и пошли в лес. Он был здесь небольшой и редкий, оставаться в нём было нельзя, да и опасно, потому что Витебск близко.
Мы двинулись в сторону Курино, к большому лесу. На нашем пути стояло село, названия которого я уже не помню. Насколько мы знали, там не было гарнизона, поэтому шли смело. Высланная вперёд разведка доложила, что в селе немцы. Как оказалось позже, немцы выгнали всех жителей из домов и перегнали в соседнее село, находящееся в полутора километрах от этого.
К селу мы подошли со стороны поля. Оно было в одну улицу, по которой ходил патруль. Мы разделились на группы и побежали к домам. Патрульные успели дать только две пулемётные очереди и тут же скрылись. Мы через окна бросали в дом гранату, а потом вбегали в него и добивали немцев из автоматов. Так мы уничтожили целую роту немцев, не потеряв ни одного своего бойца. Мы шли на соединение к двум другим партизанским отрядам, которые были в большом лесу.
Километрах в двух от Курино было озеро – не очень большое, но чистое, с хорошей пресной водой, со множеством рыбы. Возле этого озера и расположился отряд Райцева, который вышел к нам навстречу. Его послал к нам на выручку комбриг, когда перед боем в Сосновом Бору мы отправили к ним связных. В этот же день должен был подойти и отряд Воронова. Комбриг знал, что мы будем переправляться через Двину, и ждал, когда появимся у деревни Железняки или у деревни Максютино, что километрах в десяти от Витебска, но никак не под носом у немцев.
На рассвете 23-го августа мы подошли к озеру, на противоположном берегу которого стоял отряд Райцева. Навстречу вышли наши разведчики и сказали, что нас уже ждут. На ходу перестроились – наш отряд пошёл первым, а Шмырёва – за нами. Командиры, Шмырёв и Погорелов, шли впереди отрядов.
На самом подходе мы увидели, что навстречу быстрым шагом идут комбриг и комиссар бригады. Погорелов остановил нас командой «Отряд, стой!» и со Шмырёвым они поспешили навстречу комбригу на доклад. Приняв доклад, комбриг подошёл к нам и поздоровался. Мы дружно ответили. Тогда он сказал: «Благодарю за службу!». Мы хором, хоть и не в лад: «Служим Советскому Союзу!». Нас, смертельно уставших и голодных, привели в расположение райцевского отряда, где мы остались на отдых. Каждый старался устроиться где-нибудь поудобней и поспать, а бойцы райцевского отряда несли нам еду из своих запасов – кто что мог: кусок мяса, хлеба, варёную картошку. Мы подкрепились и нам разрешили поспать. Охрану райцевский отряд взял на себя.
На следующий день весь командный состав среднего звена наших двух отрядов, и меня в том числе, пригласили в расположение штаба бригады на разбор последней операции. А в это время произошло непредвиденное. Метрах в трёхстах от озера находилось торфяное болото. Местные жители называли его Гнилым озером. От жары оно просело и берега полого возвышались над ним с метр вышиной, а местами и побольше. Студенистая жижа тёмно-коричневого цвета с зелёным оттенком была покрыта мхом и таила в себе смертельную опасность. Без проводника перейти было невозможно. По берегам болота рос густой кустарник. Пулемётчик нашего отряда был хорошим парикмахером и, в то время как другие отдыхали, он подстриг нескольких человек из райцевского отряда, а они за это дали ему сырой картошки. Он пошёл к озеру, почистил картошку и, сложив её в котелок, залил водой и, только собрался идти в расположение отряда, как услышал, что сзади его кто-то окликнул. Он оглянулся и увидел, что со стороны болотак нему направляются двое в красноармейской форме. Сам же пулемётчик был в немецком обмундировании. Он подумал, что это партизаны из нашей бригады и, не останавливаясь, сказал: «Ну чего вам надо? Мне ещё нужно себе еду варить». А они ему: «Стой!». И один из них начал поднимать автомат.