Да это уже царство дьявола на земле, предградие ада!..
…Долго мой розовый огромный ворон возвращался оттуда, из холода и тьмы, взывая немотою своей – к цветному миру слова…
И вот превратился в обычную уличную ворону на березе…
Гляжу на нее из окна. День тихий, светлый. Радоница… Там, над крышами, сквозь весенние, голые прутья березовых верхушек, по вечернему низко, над горизонтом, веселыми кучками вися, сахаристо сияют облака с теневым исподом. По-детски махонький отстал наивный, пушистый комочек в нежной высоте над ними. Ворона с самой высокой березы глядит на них, будто собираясь перелететь туда, в их рай. Быстро полетела верх, и все это видение слегло к закатному горизонту и погасло.
* См. например, «Струна звенит в тумане». Страницы русской «таинственной» прозы. – М., «Современник», 1987 (Повести и рассказы от Пушкина и Гоголя до Леонида Андреева и Ивана Бунина).
Литературный процесс
Собств. инф. Книга лезгинского поэта
Как долго летать нам за Солнцем в пучинах палящих?
И много ль придет нас на Землю в веках предстоящих?
Не знаем, не знаем… Зачем же черствы мы друг к другу?
Ведь мы не в ряду приходящих – в ряду уходящих.
Эти печальные и мудрые строки открывают перед читателем дверь в поэтический мир ученого и поэта Кейседина Алиева. Весной 2019 года московское издательство «Грифон» выпустило в свет первую (на русском языке) книгу этого недооцененного современниками лезгинского поэта.
Инженер и конструктор сложных приборов для систем противовоздушной обороны и судов подводного плавания, профессор Дагестанского государственного технического университета, заведовавший кафедрой технологии машиностроения и технологической кибернетики), Кейседин Бейдуллаевич всю жизнь писал стихи. Но при жизни вышла в свет только одна его поэтическая книга «День и ночь» (Махачкала, 1994 г.). И поскольку книга была издана на лезгинском языке, всероссийскому читателю поэт Кейседин Алиев четверть века оставался неизвестен.
И вот совсем недавно (благодаря стараниям вдовы поэта, Ганифат Садилаховны) книга стихотворений К. Алиева (творческий псевдоним А. Кейс), переведенная на русский язык известным российским поэтом и переводчиком Евгением Чекановым, увидела свет в Москве. Она называется «Миг судьбы» – и содержит более двухсот произведений.
Надо добавить, что книга роскошно издана, ее приятно взять в руки. Но главное, конечно, – то, что вложено в нее автором: красота и глубина родного слова, уважение к предкам, призыв к искренности и справедливости, отторжение безнравственности и алчности.
«Он был и физиком, и прекрасным лириком, – пишет в предисловии к книге Мердали Жалилов, редактор отдела литературы “Лезги газет”, заслуженный работник культуры Российской Федерации. – Думаю, что предлагаемая читателю новая книга станет и достойным подарком для любителей художественного слова, и памятником замечательному ученому, учителю, наставнику молодежи, прекрасному поэту Кейседину Бейдуллаевичу Алиеву».
Евгений ЧЕКАНОВ. Горящий хворост (фрагменты)
ЗИМНИЙ СОН
Мир трещал от сухого мороза
И, на скорый апрель не надеясь,
В зыбкий сон погрузилась береза,
В незабытые щебет и шелест.
Но пока она грезила сонно
О веселом и ветреном лете,
Стайка бабочек нежно-зеленых
Зацепилась за голые ветви.
Нежных крылышек дерзкие взмахи
Раскачали печальные плети…
И сквозь сон она думала в страхе:
– Неужели замерзнут и эти?
Как сейчас, помню свой спор в начале 80-х с одним нашим губернским графоманом, подполковником в отставке, до этого много лет преподававшим марксизм-ленинизм в военном училище. Подполковник опубликовал несколько косноязычных книжечек, а потому мнил себя известным поэтом и пытался воспитывать молодую поросль.
– Что это ты тут написал? – приставал он ко мне. – Какие еще «нежно-зеленые бабочки»?
– Ну, они похожи на листья… – туманно объяснял я.
– Я понимаю! Но ведь ты же тут не про листья пишешь, а более глобально пытаешься… Это ж у тебя на политику похоже!
– Ну, какая там политика… – отбояривался я. – Просто вот залетели в зимний мир летние бабочки, а березе показалось, что это юные листья. И она размечталась, что весна скоро придет… А потом пригорюнилась: ведь зима же лютая на дворе. Значит, замерзнут и эти…
– Замерзнут! Обязательно замерзнут! – закричал подполковник. – Всё слабое и нежное зимой непременно замерзнет!.. все слабые погибают!..
Я только пожал плечами. Что с дурака взять… он, похоже, даже не слышал известного высказывания Лао Цзы о том, что мягкое и слабое всегда одерживает победу над твердым и сильным. А кроме того, я ведь и не утверждаю априори, что эти бабочки непременно принесут весну на своих нежных крылышках. Я просто пою гимн их сумасшедшей дерзости, их попыткам пробудить замерзшие плети…
Пройдет лет семь – и подполковник, почуяв запах политической весны, ринется в губернскую общественную жизнь: станет ярым «демократом» и активистом местного «народного фронта», пылким обличителем компартии и марксизма-ленинизма. Я даже не удивлюсь этой метаморфозе: так оно и должно было случиться.
ХЛЕБ ПРАВДЫ
Ложь отступила мировая
На шаг иль на два. И опять,
По зернам правду выдавая,
Нам предлагает ликовать.
Но мы хотим иной победы –
Чтобы взошел из-под земли
Тот хлеб, который наши деды
С собой в могилы унесли.
Это стихотворение я написал в начале 80-х годов, размышляя о прочитанном в свежих литературных журналах. В тогдашней отечественной прозе история моей державы представала уже совсем не такой, какой мне ее преподносили всего несколько лет тому назад на историческом факультете провинциального вуза. Но я «нутром чуял», что и эта свежая правда – не окончательная, что самое трагическое, самое кровавое от меня прячут. Тогда-то и родилось это стихотворение.
Не имея доступа к запрещенной литературе, я брал то, что было доступно: искал в журналах прозу, подвергавшуюся партийной критике, взахлёб читал. Так я открыл для себя Белова, Можаева, Трифонова, Быкова… а однажды – о, счастье! – наткнулся на потрясающую повесть Катаева «Уже написан Вертер», несколькими годами ранее опубликованную в журнале «Новый мир».
Как впоследствии выяснилось, эта катаевская вещь потрясла не одного меня. На «комсомольской учёбе» в столице я послал заместителю начальника Главлита СССР Владимиру Солодину, выступавшему перед главными редакторами молодежных изданий, записку из зала: «Назовите, пожалуйста, самое серьезное упущение вашего ведомства за последние десять лет».
Главный политический цензор великой державы улыбчиво прищурился с трибуны:
– Вы имеете в виду «Уже написан Вертер»? Так мы же предупреждали ЦК партии, говорили, что не надо эту вещь публиковать… Нас не послушали. А когда она уже вышла в свет, всё поняли и там. И дали команду по обычной методе: не перепечатывать, не цитировать, не упоминать…
Цензор устало махнул рукой, – а я еще раз убедился, что в своем поиске правды иду по верному следу.
В конце 80-х годов стихотворение «Хлеб правды» было опубликовано в одном из столичных коллективных сборников, а еще через десять лет его включил в свою толстенную поэтическую антологию весьма известный в мои времена стихотворец-шоумен Евгений Евтушенко. Не скажу, что сей факт привел меня в какой-то восторг: к версификационным опытам этого господина я всегда относился равнодушно, а к его политической позиции – брезгливо, если не враждебно. Скорее, эта публикация меня удивила: я не посылал своих стихов составителю антологии, ни о чем его не просил, он сам отыскал эти восемь строк – и опубликовал. Да еще и написал рядом, что они его покорили.
Что ж, наверное, в этом и состоит задача поэзии: «идти во все стороны света, тревожа друзей и врагов»…
СТРАДАНИЕ
Чувство родины сходно с дыханьем:
Если очень заметно оно,
Это значит – незримым страданьем
Это чувство уже стеснено.
То ли давят неявные пальцы,
То ли гложет болезнь изнутри, —
Мы не знаем. Мы только страдальцы.
Где ты, лекарь? Скорей говори!
Эти строчки были моим ответом на упреки, которые тогда, в середине 80-х годов прошлого века, уже звучали в советской империи. Мол, вы, русские, что-то слишком громко стали плакать о своих бедах, слишком назойливо начали представлять себя обиженными.
Прошла пара десятилетий – и нашлись люди, которые стали обвинять в развале Советского Союза именно русских патриотов. Это, мол, всё вы наделали, плакальщики в портянках, надо было не ныть, а укреплять центральную власть. Вот и не рухнула бы великая держава! С вас началось, с ваших стонов…
Что сказать на это? В середине 80-х я ответил стихотворением «Страдание». А сегодня процитировал бы отрывок из бессмертной книги Василия Розанова «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови». То место, где описывается еврейская бойня:
«…все раны были колотые, так как резник, что называется, “шпынял” животное, которое вздрагивало, пробовало вырваться, пыталось мычать, но оно было бессильно: ноги были связаны, кроме того, его плотно держали трое дюжих прислужников, четвертый же зажимал рот, благодаря чему получались лишь глухие, задушенные, хрипящие звуки…»
Им бы, конечно, хотелось, чтобы мы подыхали молча.
ЗАВЕТ
Когда летела рать на рать
Одних кровей и статей,
Им оставалось – умирать
В одной из этих ратей.
А нам осталось – осознать
Всё, что случилось с нами.
А вам осталось – всё назвать