Я выставил усиленную охрану и выслал вперёд дозор, чтобы проверить дорогу и окружающую местность. Через пару часов дозорные вернулись и принесли неприятную новость: у гарнизона Замостье, на склоне небольшой высотки немцы и полицаи рыли окопы и траншеи. Их было не очень много, всего человек 20. Перед заходом солнца мы осторожно двинулись вперёд, по этой же дороге. Менять маршрут я не хотел и говорить людям об этом не стал. Проводник тоже ничего не знал. Мы шли осторожно и молча. Гражданские нас связали по рукам и ногам, но бросить их на верную гибель мы просто не имели морального права.
Метров за сто пятьдесят до окопов я выслал разведку, а людям скомандовал сделать привал. Нужно было, чтобы они немного отдохнули. Минут через двадцать разведчики возвратились и сказали, что у окопов никого нет, немцы оставили там двоих дозорных. Я поднял всю группу, и мы двинулись дальше.
Миновав траншеи и окопы, нам нужно было пройти по гребню метров двести, а потом свернуть на тропу в лес и идти строго на восток, а мы прошли уже больше, но не сворачивали. Тогда догнал проводника и пошёл за ним след в след. И вдруг увидел на нашем пути высотку. Я знал, что за высоткой, метров через сто пятьдесят стоит мост и возле него – немецкий пост. Хорошо изучил это по карте. А за мостом как раз и начинается Замостье. Я схватил проводника за руку: «Стой! Ты куда нас ведёшь?». Он рванулся, но сил освободиться у него не хватило. Я свалил его и схватил за горло. Тут подскочили ребята, скрутили – и вмиг кусок чьей-то портянки оказался у него во рту.
Усадив всех на привал, оставив охрану возле связанного, сам с тремя разведчиками прошёл вперёд метров на шестьдесят. Мы остановились и прислушались, постояв так с минуту, и вдруг невдалеке услышали, как кто-то закашлялся в кулак, очевидно, часовой на мосту. Один из разведчиков потянул меня за рукав: «Товарищ политрук, нужно уходить». И мы ушли.
Вернувшись к группе, я достал карту и фонарик, а ребята надо мной развернули плащ-палатку. Установил на карту компас и, ориентируясь на высотку, нашёл на ней просеку, по которой мы шли на задание. Так я и повёл людей ночью, по мху, не зная дороги по компасу. До просеки нужно было идти около двух километров, и я вывел группу метров на двадцать правее. Когда стали переходить поляну, которую уже встречали, идя на задание, усадил людей на отдых, а сам с тремя разведчиками пошёл разузнать дорогу и найти просеку.
Мы оказались рядом с большаком. Дорога была свободна, а по деревьям тянулся телефонный кабель. Мы вырезали метров сто пятьдесят двойного кабеля, подняли группу и пошли дальше. Все уже очень устали и, как только объявляли привал, тут же падали на землю и засыпали. Но привал больше чем на 15–20 минут делать было нельзя. Нам нужно было спешить. Мы шли между двух дорог, связанных гарнизоном. Лес здесь был старый, веток внизу не было, и местность очень хорошо просматривалась.
Перед рассветом вышли к другой дороге, куда нас вывела просека. Я снова усадил всех на привал, а сам с разведчиками пошёл разведать дорогу. К нашему удивлению, вдоль дороги поперёк просеки были вкопаны столбы и по ним натянута проволока в два ряда, но охрана ещё выставлена не была. Мы подняли людей и пошли через дорогу. Метров через сто мы обнаружили небольшую высотку. Мне показалось это подозрительным, потому что на карте её не было. Тогда остановили группу и снова пошли на разведку.
Когда подползли к высотке поближе, оказалось, что это дзот, который немцы построили за то время, пока мы были на задании. Из четырёх бойниц торчали пулемёты. У меня с собой была противотанковая граната. Я подполз к пулемёту, быстро придавил ногой ствол и бросил гранату в амбразуру. Мы быстро побежали назад. Прогремел взрыв, взметнув огненный столб к небу.
После этого мы подняли людей и быстро повели от этого места, а ребята осмотрели дзот. Там было восемь убитых немцев, два пулемёта и три ящика с запасными лентами. Два пулемёта было искорёжено. Ребята забрали с собой целые пулемёты и ленты.
До последней дороги, которую мы должны были перейти, напрямки было метров двести, но по болоту – а если в обход, по сухой дороге, то километра три. Времени у нас было мало и надо было спешить, чтобы не нарваться на немецкий патруль или засаду.
Гарнизон был от нас километрах в двух, нас могли окружить и всех перестрелять. Все уже очень устали. Старики тяжело дышали, а женщины и дети плакали, и я принял решение идти через болото. В некоторых местах воды было по пояс, но перешли без приключений.
Мы пересекли дорогу, нужно было спускаться вниз по тропе метров пятьдесят, а лес в этом месте без кустарника – и всё просматривалось, как на ладони. При спуске я нашёл холмик для укрытия, устроил людям привал, а сам с ребятами начал минировать дорогу противопехотными минами. И не успели заложить столько, сколько хотелось, как услышали вдали рёв большегрузных немецких машин.
Мы быстро закончили минирование и побежали к людям. Я поднял их и в сопровождении трёх партизан отправил в лагерь. Один партизан вёл связанного проводника. С остальными партизанами мы остались в засаде. У нас было три пулемёта: мой любимый ДС (ДС-39 (7,62-милиметровый станковый пулемёт Дегтярёва, был принят на вооружение в 1939 году. В 1940 году начал поступать на вооружение Красной армии. Пришел на смену устаревшему пулемету системы Максима. Всего за годы ВОВ было выпущено около 10 000 единиц – прим. ред.) и два немецких. Рёв двигателей нарастал, становился всё ближе и ближе, и вот из-за поворота показалась колонна машин.
Я лежал у пулемёта и ждал, когда прогремит взрыв, машина передними колёсами проехала над уложенным зарядом, а взрыва не было. Тут машина остановилась, и немцы загалдели. Это сверху они увидели удаляющуюся от дороги группу людей. Из кабины выскочил офицер и что-то прокричал. По его команде с крытого брезентом грузовика поспрыгивали автоматчики. Их было человек тридцать, и когда они скучились возле офицера, я нажал на гашетку. И тут застрочили все наши пулемёты. Этих немцев мы скосили, и они остались лежать на дороге перед своей машиной. Следующая начала объезжать стоящую на дороге. Водитель надавил на газ, но задними колёсами наскочил на заложенную нами мину, и рвануло так, что оторвало задний мост и машина перевернулась.
С других машин, идущих сзади, выпрыгнули автоматчики и стали заходить на нас справа, но мы встретили их пулемётным огнём. Немцы стреляли в нас из автоматов и пулемётов, но у нас была выгодней позиция: мы – под прикрытием бугорка, а они – на открытой местности и, хоть и прятались за деревьями, но их это мало спасало.
На моём ДС была лента в 1 500 патронов. Немцы упорно лезли, и я уже успел израсходовать две ленты. У меня оставалась всего одна лента на 500 патронов, уже старался бить как можно точнее и короткими очередями. Тут ко мне подполз боец и сказал, что у одного пулемёта закончилась лента, а пулемётчик не знает, как заправлять новую. Я оставил свой ДС бойцу, а сам пополз к трофейному и быстро заправил ленту. В это время немцы обошли нас справа. Я развернул пулемёт и стал поливать их огнём. Больше половины скосил, а остальные отступили за поворот. Показав пулемётчику, как заправлять ленту, пополз к своему ДС. Теперь немцы начали наседать слева. Мой пулемёт уже перегрелся и начал плевать. Нужно было менять ствол, а тут и патроны на исходе. Третья немецкая машина стала обходить ту, которая подорвалась, пошла вперёд и тоже наехала на мину. У неё оторвало передок, и дорога оказалась полностью перекрытой. Другим машинам теперь нельзя было ни развернуться и уехать назад, ни проехать вперёд. Да и у нас оставалось уже совсем мало патронов и только по две гранаты на каждого.
Немцы, наткнувшись на сильный огонь справа, решили обойти нас слева. Я пополз к тому пулемёту, что был слева от меня. Пулемётчик сказал, что и там заканчиваются патроны, остались только в автоматном диске. Тогда я, вспомнив, что у меня в автомате ещё полный диск, схватил его в руки и тут увидел, как из-за кустов идёт целая цепь. Крикнул: «Приготовить гранаты!». Ну, думаю, всё – это конец. Ждём, когда подойдут поближе. И вдруг по этой цепи прокатилось дружное «Ура!», и она открыла по немцам огонь, а те бросились убегать. Наши спешили к нам на подмогу. Свободным был только проход через болото, и вот здесь мы на них отыгрались. Когда они входили в воду, мы стреляли в них, как по мишеням, так что ни один из них живым не ушёл.
В полдень мы возвратились в лагерь. Я доложил командиру отряда о выполнении задания и о произошедшем. Наш бывший проводник сидел под охраной в землянке. Примерно через час в отряд прибыл комбриг Яков Захарович Захаров. Я ещё раз, теперь уже ему, во всех подробностях доложил о выполнении задания. Стали подходить старики, из спасённой нами группы, начали благодарить нас за то, что мы не бросили их на верную погибель в лесу. Потом они рассказали о том, что творится в Витебске, как там зверствуют фашисты. Кровь в жилах стыла от услышанного. Затем командир отряда распорядился накормить наш отряд, ведь мы не ели почти сутки, и перевязать раненых. Несколько человек было легко ранено, и я в том числе, а убитых, к нашему счастью, не оказалось.
У меня было лёгкое ранение в ногу. Пуля прошла навылет, через мягкие ткани, чуть выше щиколотки, между костью и сухожилием. Потом весь отряд и приведённые нами беженцы расположились на поляне вокруг штабной землянки. Комбриг приказал привести на допрос нашего проводника и задал ему вопрос: «Какую ты преследовал цель, когда вёл отряд в немецкое логово?». Он ответил, что ночью, когда стоял на посту по охране нашей группы, незаметно ушёл в гарнизон Замостье, где его брат служил полицаем. Тот отвёл его к коменданту гарнизона. Он рассказал коменданту, что отряд ведёт политрук. Они договорились, что проводник приведёт отряд к мосту, а там нас будет ждать засада.
Предателю вместе с его братом обещали дать по паре лошадей и представить к награде, а за политрука – десять тысяч марок. Но они не всё рассчитали. Я интуитивно понял, что не всё так хорошо, как кажется, что здесь что-то не ладно – и не просчитался. И ещё наш проводник сказал, что он всех нас ненавидит.