Ёси очень любила свою маму, и ей нравилось играть вдвоем, особенно – забираться маме на спину. Но Ёси не всегда это удавалось. И когда не получалось, она вскакивала с песка, куда только что скатилась, слегка отряхивалась и, сделав несколько прыжков в сторону, чтобы сбить маму с толку, снова вихрем неслась на нее. И снова впрыгивала маме на спину, редко-редко удерживаясь там хотя бы минуту.
Но когда мама ложилась жевать свою жвачку, тут у Ёси всё получалось! Ох, что она вытворяла тогда на маминой спине: и прыгала, и скакала, вертясь на одном копытце, и соскальзывала с мягкого маминого живота, и бодалась, и залезала маме на шею и голову, и покусывала мамины уши! В общем, в Ёси вселялся бесенок непослушания и хулиганства!
Бараны говорили между собой: «Бее-с, а не ребе-е-енок, бе-е-дная мама, бе-е-да, что за дети теперь пошли, бее-е».
Но Ёсина мама знала, что дочка у нее умненькая и добрая. А что балуется – это так и должно быть: мама сама тоже была недавно маленькой козой-дерезой. И вообще, не стоит обращать внимания на болтовню тупых баранов.
6
Солнце поднималось всё выше и выше. Вот оно уже и остановилось. Дошло до одного, только ему известного места – и замерло в раздумье: ведь уже осень, и стоит ли подниматься выше? Еще чуть-чуть, и надо будет спускаться…
Наступало время обеда, а для наших путешественников – время идти на водопой. Туда, где можно будет не только напиться, но и вздремнуть, и заняться жвачкой, как это положено всем козам и баранам.
Но бараны были глупы и не знали, куда нужно идти, чтобы выйти к водопою. Знала дорогу только Ёсина мама, и именно она-то и должна была вывести всех к воде и к дому. Но тут Ёси, которая уже наскакалась и напрыгалась вдосталь, пососала маму и вдруг сказала: «Я устала! Спать хочу!» – и тут же прилегла на песочек, склонила головку на свой бочок и сладко засопела. Коза, как хорошая добрая мама, умилившись видом спящей дочурки, вздохнула и прилегла рядышком: пора было вздремнуть и пожевать жвачку. Бараны посопели возмущенно, побе-е-седовали между собой и тоже завалились спать.
7
Ёси проснулась раньше всех. Хорошо отдохнувшая, бодрая и готовая к новым подвигам и проказам.
Рядом начинался лес, он манил Ёси шумом листвы, своими тайнами и загадками, таинственными шорохами и птичьим пением, неизвестными запахами и звуками. Шелестом своих ветвей лес как будто звал: «Ёси, иди ко мне играть, нам будет весело и интересно! Иди, Ёси!..»
И Ёси решила сходить в лес – ведь ей было так любопытно. «Пока все спят, я туда и обратно. Только взгляну, что там, и назад – к маме». Тихонечко отойдя от спящих сладким сном баранов и мамы, она припустила в лес, наперегонки со своею тенью. Ёси так хотелось обогнать свою тень, что она обо всем позабыла. Ведь она еще не знала, что, даже если бежать на солнце, тень не отстанет, ее нельзя обогнать.
И вдруг Ёси увидела перед собой красивый яркий цветок! Резко остановившись, в сильном волнении и удивлении, почти не дыша, она подошла поближе… вот уже почти коснулась носом удивительного цветка, а тот неожиданно взмахнул лепестками и полетел. Конечно, это была бабочка, о чем Ёси тоже не знала.
Обрадованная своим открытием (цветок, а летает!), Ёси начала подпрыгивать, пытаясь достать мордочкой до летающего цветка. Но не тут-то было: бабочка взмахнула крылышками и взлетела повыше. Так началась игра. Кто за кем гонялся, было непонятно: то ли Ёси за бабочкой, то ли бабочка за Ёси. И так они долго и весело играли, пока, совершенно неожиданно, летающий цветок не исчез, не улетел куда-то высоко-высоко.
Ёси проводила его взглядом: «Прощай, летающий цветок! Прилетай еще!»
«Как все-таки это странно, – еще раз подумала Ёси, – цветок, а летает. Вот чудо! Расскажу этим соням, маме и баранам – не поверят». Она не знала, что маме и баранам эти летающие цветы давно известны.
Ёси вбежала в лес. Что за благодать была здесь! Какие красивые листья – желтые, красные… А какая трава – высокая и, наверное, вкусная… «Вот бы маму сюда позвать, когда проснется! А это что на толстой ножке? Толстая шляпка, и как странно пахнет… А вот еще и еще…». Ёси не знала, что нашла грибы, и что назывались они подосиновиками, а деревья с красными листьями – были осины: цвет их листьев такой же, как и у грибных шляпок. А вот такие же грибы, но с желтыми шляпками, и растут они под березами – называются подберезовиками.
А это что? Красная шляпка с белыми точками… Какая же она красивая! Ёси в восторге замерла, а потом подошла поближе – и отпрянула: «Фу! Какой неприятный запах!» И тут же испугалась: ведь никого не было рядом – ни мамы, ни глупых баранов, вообще никого. Ёси была одна в страшном и темном лесу, который ей так нравился еще минуту назад. Вот что делает страх: белое становится черным, неизвестное не манит, а страшит.
Бедная маленькая Ёси кидалась из стороны в сторону, натыкаясь на ветки и кусты, и в ужасе кричала: «Ме-е – мама! Ме-е – бараны! Где-е вы?..» Но в ответ ей только гудел в ветвях неизвестно откуда налетевший северный ветер, разбрасывая по сторонам беснующиеся страшные тени, – те самые, которые еще минуту назад сулили маленькой козочке загадочные тайны и приятные приключения. Лес наполнился ужасным гулом, шорохами, дикими криками, невнятным шуршанием; тревожно шумела листва, звучали испуганные голоса птиц. Казалось, лес проснулся, разбуженный Ёсиным страхом, и сейчас, рассерженный, решил наказать Ёси!
Бедное Ёсино сердце выпрыгивало из маленькой груди, глаза не могли ни на чем остановиться и выбрать дорогу. Все голоса, шорохи, стоны, крики птиц, которые она слышала, превратились вдруг в страшные и непонятные звуки, таящие опасность, которая с каждым мгновением становилась всё ужасней. Страх наполнял всю Ёси – от копытцев до кончика хвоста, и, позабыв про всё на свете, она кинулась бежать, бежать, куда глаза глядят. А смотрели Ёсины глаза, увы, совсем не туда, откуда она пришла.
Ветки кустарников больно хлестали Ёси по бокам, длинная трава путалась под маленькими ножками, деревья подставляли под копытца корни и сучки. Липкая паутина загораживала дорогу, колючие репьи вцеплялись в мягкую шерстку и старались удержать Ёси в своих объятьях… Лес как будто рассердился за что-то на маленькую козочку!
8
Ёсина мама проснулась, будто ее подбросила неведомая сила. В голове тревожно мелькнуло: «Где Ёси?!» Дочки не было рядом. Маму обдало жаром и холодом.
«Ёси! Ёси!» – кричала она, взлетев на вершину кучугуры. Проснувшиеся бараны мгновенно сгрудились, голова к голове, и заговорили разом: «Бе-е-да, бе-е-да!». Они были хоть и глупые, но добрые – и очень испугались за маленькую проказницу.
Дунул ветер, и со стороны леса донесся сквозь шум листвы далекий, дрожащий от страха, тоненький голосочек Ёси: «Ме-е – мама – ме-е!..»
Ёсина мама кинулась мимо сгрудившихся в кучу баранов к лесу – спасать свою малышку. В голове у мамы стучало: «Ёси… Ёси… Ёси попала в беду!» Испуганное воображение рисовало ей страшные картины, одна ужаснее другой. А вдруг на Ёси напали хищники? А вдруг она свалилась куда-то и сломала ножку? А может, ее ужалила гадюка, может, ее клюют черные вороны… Несчастная Ёсина мама испытывала в этот момент то, что ощущают, наверное, все мамы на свете, когда их дети попадают в беду.
И вот теперь представьте себе весь тот переполох, что сотворился сразу со всеми. Сквозь деревья, кусты и лесные травы, путаясь в осенней липкой паутине, спотыкаясь о корни, неслась, не зная куда, бедняжка Ёси. За нею, невидимой за деревьями и кустами, на довольно приличном расстоянии мчалась и истошно мекекекала ее мама-коза. Еще дальше, опустив низко, почти до земли, головы, молча, сгорбившись, бежали бараны. Только иногда кто-нибудь из них чихал от поднятой ими же пыли, да слышалось громкое и тяжелое сопение…
Расстояние между Ёси и мамой с баранами то увеличивалось, то сокращалось. Казалось, еще чуть-чуть – и они встретятся. Но лесное эхо забавлялось этой погоней и, вместо того, чтобы преодолеть какие-то полсотни метров навстречу друг другу, все бегущие вдруг разворачивались и снова мчались в разные стороны. Иногда, казалось, они были уже близко друг от друга, совсем рядом, и у мамы-козы радостно стучало сердце: вот сейчас, за теми кустиками, она увидит наконец свою дочку. Но эхо Ёсиного испуганного «Ме-е…» снова становилось всё слабее и слабее, и ужас опять охватывал несчастную маму! А затем голос Ёси вновь звучал совсем близко, и вновь загорался в маминой душе огонек надежды. А эхо знай потешалось над ними! Теперь уже Ёси гонялась за мамой, а бараны, отставшие от козы, – за Ёси, и только за ними самими никто не гнался… Если ко всему этому переполоху добавить стрекотню сорок и гвалт ворон, то можно себе представить, какие дикие, несуразные звуки раздавались тогда в лесу.
Одно было понятно: теперь заблудились все; и Ёси, и бараны, и мама. И самое печальное, что все они в эти минуты, бестолково бегая то вперед, то назад, то по кругу, удалялись мало-помалу в сторону, противоположенную дому, углублялись всё дальше в лес, в котором Ёси могло ожидать самое непредвиденное.
Если бы кто-нибудь увидел Ёси такой, какой она была во время этой погони, я уверен, он бы расхохотался или испугался. Почему? Представьте себе маленькую козочку на тоненьких ножках, в колечках мягкой черной шерстки, облепленную всю, с ног до головы, паутиной. Добавьте несколько листьев, прилепленных паутиной к бокам и спине, маленькую веточку дерезы, запутавшуюся в шерстке своими колючками, и множество репьев, больших и маленьких, которые прицепились там и сям. Вот такою и была Ёси в тот миг. Остается еще добавить, что глаза ее были выпучены от страха и блестели, и что она кричала «Ме-е!» истошным голоском, который – усиленный и искаженный эхом – всего сильнее пугал саму обладательницу этого голоса. И что она мчалась, спотыкаясь и падая, временами взбрыкивая от страха своими маленькими ножками. Кстати, подобное же неприглядное зрелище представляли собой и Ёсина мама с баранами.