Хотя истинная вера и связана с ограничениями, но они добровольно накладываются на себя из любви к жизни, из любви к таланту, дарованному нам Создателем. Она требует упорного труда, но, главным образом, на внутренней ниве своего бытия. Вера невозможна без обретения свободы от всего, что удерживает в рамках нашу совесть. А клетку для неё сооружает разум, отгородившийся от сердца, а потому обретший возможность находить оправдание любым преступлениям. К чему приведёт такого рода вера? На что может надеяться человек, строящий свой дом на песке?
Теперь несколько слов о любви, отделённой от веры и надежды. Разве нельзя назвать родителей, буквально сдувающих со своего чада пылинки, ограждающих его от любого рода опасностей, не любящими? Истинная любовь рождает в человеке силу, позволяющую ему не избегать трудностей. Есть такое выражение: «слепая любовь». Что же наше сердце делает незрячим? Конечно же, отсутствие веры, пробуждающей в нас чувство ответственности, способность трезво оценивать последствия наших дел и намерений. Говорится недаром: «Благими намерениями устлана дорога в ад».
Когда в сердце возникает ожидание благодарности за проявляемую нами любовь, а в душе того, на кого она направлена, желание освободиться от опеки, можно ожидать, что вместо любви полыхнёт огонь вражды или, по меньшей мере, возникнет холод отчуждения.
Спору нет, мы должны иметь чувство благодарности за проявленную к нам любовь и оказанную помощь, но это чувство нельзя вызвать к жизни приказом. Оно естественным образом возникает в человеке, чьё сердце и разум находятся в гармонии. Именно они нам указывают, что мы всем обязаны другим и Богу, а с другой стороны, что нам никто ничем не обязан. Ведь когда поступаем по любви, то не ожидаем благодарности. Любят не за что-то, любят потому, что видят в любимом его истинное основание, скрытую от других глаз красоту. Цель любви – проявление в ближнем лучших его качеств, но так, чтобы он сам этого захотел. Слепая любовь этого сделать не в состоянии. Она, бывает, покрывая и оправдывая пороки, тянет ко дну. При этом любовь перерастает в страдание, перерождается в ненависть, становится «окамененным нечувствием» сердца…
Теперь несколько слов о том, во что превращается надежда без опоры на веру и любовь. Выше уже было отмечено, что все люди во что-то веруют, кого-то любят, иные при этом даже считают, что истинно религиозны, хотя и устремляются туда, куда их увлекают похоть и гордыня. Многие, добиваясь успехов в земной жизни, полагают, что это произошло по Божьему промыслу. Они не ошибаются. Но только то, что с нами происходит, происходит либо по Его попечению, либо по попущению, когда страсти лишают нас свободы.
Если же мы неспособны извлечь урок из того, что нам дают власть, слава, богатство, то у нас и рождаются пустые надежды на то, что если это всё умножить, дух наш, наконец, успокоится, умиротворится. Урок нам преподносится один: всё, преследуемое в миру, подобно соли, распаляющей жажду. Но и отсутствие избытка земных благ не служит для верующих в их чудодейственную силу основанием надежды, что когда-то и они смогут вкусить счастья. Отличие между богатыми и бедными в этом случае невелико, ибо души их находятся в тисках зависти и жадности, да ещё, пожалуй, страха потерять достигнутое.
На что надеется человек, не понимающий, что основанием веры в доброе будущее является ответственное отношение к тому, что происходит в его жизни прямо сейчас? На то же самое, на что надеется больной, который не желает следовать предписаниям врача. Не исключено, что он не просто выживет, но и выздоровеет. На всё воля Божья. Но такого рода случаи есть исключение для исключительных людей, которые и сами того не подозревая, служат для исполнения некоей миссии.
Но разве может человек в здравом уме сказать, что он избранник Божий? Жизнь наша по мере приближения к финишу наполняется не радостью, связанной с добрым завершением начатых дел, а с печалью по поводу упущенных возможностей и совершённых ошибок, потому что всё время мы пытались свою ответственность переложить на чужие плечи. Потому что вера наша была уверенностью, что нам должны все; а за любовь принимали то, что приносит нам удовольствие.
Геннадий БАКУМЕНКО. Почему «Дельфины»?
О промежуточных итогах работы над коллективной монографией
(DOI: 10.2139/ssrn.3426419)
В этом обзоре подводятся некоторые итоги работы над коллективной монографией по материалам бесед о сакрализации прекрасного в философской рубрике «София культуры» электронного журнала любителей русской словесности «Парус». Препринт монографии «Спасут ли мир дельфины? Русские беседы о сакрализации прекрасного» опубликован на платформе SSRN. Пропагандируемый диалогический метод этического вопрошания прошел в работе апробацию и принес свои результаты. По крайней мере, отдельные филогенетические и онтогенетические универсалии русской культуры можно обозначить уже на этом этапе бесед.
Ключевые слова:сакрализация прекрасного,диалог, этическое вопрошание, русская культура, универсалии культуры, филогенез культур, онтогенез культур, диалог культур, междисциплинарный диалог, диалог теории и повседневности.
Рад поздравить читателей и собеседников «Софии культуры» с выходом цифрового варианта монографии «Спасут ли мир дельфины? Русские беседы о сакрализации прекрасного» в пространство теоретического дискурса [1]. Книга составлена по материалам бесед в философской рубрике «Паруса», поэтому нужно поблагодарить за участие и весь редакторский коллектив журнала, и тех авторов рубрики, чьи материалы в книгу не вошли.
На этапе вычитки текста монографии немало своих сил и времени положила на алтарь общего дела наша собеседница, постоянный читатель и автор «Паруса» Татьяна Константиновна Ливанова, журналист, публицист, прозаик, член Союза журналистов СССР, Союза журналистов Москвы, внимательно вчитываясь в каждую мысль соавторов. Спасибо ей огромное от всего авторского коллектива.
Отдельную благодарность хочется выразить нашим научным редакторам Ирине Владимировне Калус и Светлане Викторовне Недбаевой, без творческого участия которых проект не состоялся бы, а также официальным рецензентам Василию Петровичу Гриценко, доктору философских наук, профессору Краснодарского государственного института культуры, и Ирине Ивановне Горловой, доктору философских наук, профессору, заслуженному деятелю науки России, директору Южного филиала НИИ культурного и природного наследия имени Д. С. Лихачёва. Участие рецензентов на стадии предварительного обсуждения результатов научного поиска – не формальный атрибут научной и научно-популярной литературы, но такой же творческий акт, как и превращение размышлений в литературный текст, только сдобренный соотнесением анализируемого труда с более широким контекстом современной теоретической мысли, нежели предполагал автор, а в нашем случае – коллектив соавторов.
Я получил колоссальное эстетическое удовольствие, неоднократно перечитывая отдельные разделы книги и всю книгу целиком. Могу утверждать, что медленное её чтение может занять от восьми до десяти часов, и каждый раз оно раскрывает новые грани мысли, побуждает к философским размышлениям и сотворчеству. Спасибо нашему художнику Светлане Васильевне Муратовой за эскиз обложки книги, который, на мой взгляд, изобразительно очень тонко передает глубину затронутой в книге темы. Всем соавторам выражаю глубокую признательность за проделанный немалый труд!
А тема приоткрыта, как оказалось, весьма непростая.
Формулируя отдельные направления дискуссии для «Софии культуры» на 2018 г., я намерено стремился сузить проблемное поле сакрализации прекрасного наиболее актуальными в теоретических спорах вопросами, ориентируясь, прежде всего, на известные мне труды выдающихся ученых и философов. Но первые же отклики показали, что я поступил крайне опрометчиво, пытаясь ограничить полет мысли собеседников узкой программой исследования. В итоге вся совокупность материалов «Софии культуры» за 2018 г. стала своего рода установочным документом, раскрывающим широкое пространство неисследованных вопросов, так или иначе связанных с сакрализацией прекрасного. Этот установочный характер я как инициатор дискуссии и попытался сохранить в первой нашей книге.
Трудно предвидеть, сколько этой теме нужно посвятить книг, чтобы максимально четко и рационально обозначить все грани предмета внимания, сакрализации прекрасного. Хочется надеяться, что раскрытые в первом опыте аспекты станут отправными точками дальнейших размышлений и приблизят нас к осмыслению этого феномена культурной жизни.
Доктор филологических наук, профессор Валерий Николаевич Сузи, отталкиваясь от положений, к которым пришел, изучая Божественную природу личности и образа, духовного созерцания и творчества, предположил, что посыл «сакрализации прекрасного» относится сугубо к языческой сфере [2: 262]. Если ограничить исследуемый феномен вектором придания человеком сакрального статуса некоторым этически или эстетически предельно возвеличенным им же объектам, то стоит согласиться с Валерием Николаевичем, что эта практика схожа с языческим опытом наименования вещей, сущностей и поклонения им. Но это лишь одна из множества граней сакрализации прекрасного, с которыми может столкнуться современный человек. Как, например, быть с дорогой к храму: и в смысле воцерковления, и в смысле духовного переживания религиозных таинств, восприятия эстетики и символики Писания, храмовой архитектуры, убранства богослужений? Разве не связаны постижение Бога, молитва, покаяние, исповедь с обретением сакрально прекрасного? Не вплетены ли процедуры изучения Божественной природы личности и образа в некоторую социальную практику, которая «сакрализует» фрагменты нашей жизни и наделяет их высоким этическим и эстетическим содержанием?
Если Серебряный век обжёгся на предельной эстетизации реальности, то это означает лишь, что у эстетического восприятия есть свои пределы. В этом нет ничего удивительного. Человеческие возможности ограничены, «что позволено Юпитеру, не позволено быку». В попытках выстроить новый Вавилон люди из века в век обжигаются, рассеиваясь на языки, но упорно продолжают катить камень в гору. Почему?