После каждой тренировки ясно ощущаю легкость во всем теле и даже в мышлении, освобожденном от всех навязчивых и ненужных образов. Весь смысл этой диалектики – в достижении покоя, который должен моментально переходить в движение, в укреплении дыхания в киноварном поле (дань тянь) – вместилище (море) дыхания (ци-хай) и источнике силы, расположенном под пупком на расстоянии трех цуней от центра. В отпуск приеду, с Ваней на пару потренируемся – соединим, так сказать, усилия.
В Ленинграде 29-го состоится выпуск. В этом году нескольких человек с четвертого курса не допустили к экзаменам и отправили в войска дослуживать, а на госэкзаменах поставили пять двоек. Так идет беспощадная чистка топографических рядов. И нас уже подобающим образом настраивают, грозят той же участью, если вовремя за ум не возьмемся – за двойки будут отчислять моментально. К тому же на весну 1991 года запланирована инспекторская проверка на нашем курсе – говорят, очень ответственное дело. Будут проверять всё – и знания, и службу, и внешний вид. Все мозги проканифолили по поводу того, что надо загодя начинать готовиться…
На этой тревожной ноте позвольте откланяться. Труба зовет!
Юрий.
8 июля 1990 г.
Позавчера получил ваше письмо. А сегодня воскресенье, отдыхаем: пришли загорать на косогор, развернули спальники, улеглись и балдеем. Магнитофон работает на полную. Вслед за “It Was Love”, “Johnny”, и “La Isla Bonita” звучит моя любимая “Love Is A Shield” («Любовь – это щит») группы Camouflage.
Вечером будем смотреть финал ЧМ по футболу. А пока пребываем в сладостном предвкушении. Я, разумеется, в этой схватке буду болеть за Аргентину. О своем отношении к немецкой сборной вторично писать не буду.
Практика по изданию закончилась. Получил «отлично». Вот уже два дня, как занимаемся тактикой. Завтра пройдет заключительная часть экзамена по физподготовке: пробежим три километра стометровку и подтягивание сдали на прошлой неделе) и ответим на один теоретический вопрос.
Да, чуть не упустил: ровно неделю назад, под чутким руководством гусара Давыдовича, мы почти всем взводом ездили в усадьбу Александра Васильевича Суворова в селе Кончанское (Кончанское-Суворовское). Сотрудники музея-заповедника обратились к нашему командованию с просьбой помочь расчистить территорию на горе Дубиха, вокруг светелки, двухэтажного летнего дома великого полководца, от упавших деревьев, веток и прочего природного мусора. Что мы с молодецким задором и сделали после посещения дома-музея в самом Кончанском, картины-диорамы «Альпийский поход А. В. Суворова», размещенной в здании бывшей церкви Святого Александра Невского, вышеупомянутой светелки, находящейся в полукилометре от села, а также Суворовского родника и остатков посаженной им аллеи. Мне так понравился летний дом, что и выразить не могу! На память все вместе у крыльца сфотографировались. Вообще, гора Дубиха – место совершенно уникальное по красоте и силе. Хочется обязательно попасть туда еще раз.
Других важных новостей вроде бы нет. Стойкие оловянные мальчики неукоснительно следуют учебному плану и внутреннему распорядку. За них переживать – только время терять.
Юрий.
28 июля 1990 г.
…Полным ходом идет практика по составлению карт. Работа интересная, делаю ее не спеша, чтобы на отличную оценку можно было претендовать – это дело чести. Составляем всем взводом план итальянской Вероны, знаменитого города Ромео и Джульетты, по аэрофотоснимкам послевоенных лет. Разбили город на участки, каждый отрабатывает свой – наносит картографическую сетку, дешифрирует, вычерчивает условные знаки. В конце сложим все кусочки вместе и получим единый большой цветной план.
Руководит нашей практикой личность довольно колоритная: высокий, седовласый, падкий на спиртное, а потому краснолицый, но великолепно разумеющий свое дело полковник Лебедев. Когда мы затрудняемся что-то наверняка распознать на снимках, подходим к нему, и он, выдыхая пары чистого перегара, незамедлительно начинает демонстрировать свое магическое искусство: берет снимок, подносит к глазам и, то удаляя, то приближая, без всякого стереоскопа добивается необходимого стереоэффекта, то есть видит трехмерное изображение. И, как топографический оракул, начинает вещать своим слегка надтреснутым голосом:
– Это торговые ряды рынка… А это – цирк шапито…
Неделю назад сдали тактику, а вместе с ней и свое оружие – до нового года в руки его уже не возьмем. Остается совсем немного – и на стажировку. Сегодня в Боровичи приехал первый курс, «духи». Так что смена растет. А ведь, кажется, совсем недавно сами были такими же.
Юрий.
3 октября 1990 г.
Приехал в Питер – и, считай, стал четверокурсником (чуть не сказал – «человеком»). С вокзала – сразу в общежитие. В двенадцать часов был уже на месте.
Жить будем втроем: Флинт, Урюк и я.
Как только съехались, вещи распаковали, сразу бросились обустраивать свою комнату. Прежде всего шторы повесили. Надо сказать, они здесь отлично вписались. Впрочем, скатерка на столе и плакат с Микеле Плачидо над кроватью тоже очень даже ничего смотрятся. Флинт привез новый смеситель в ванную. Мы его незамедлительно установили и возрадовались: блестит вовсю, а главное, не подтекает. Разжились и плиткой, и утюгом, а ко всему прочему – еще и блестящей магнитолой VEF.
Сегодня отучились первый день (кстати, он выдался очень солнечный). Понятно, что картина ближайшего будущего уже вполне вырисовывается: нарядов будет больше, а учеба примерно того же уровня сложности, что и прежде. Однако и это всё преходяще, говорю я себе, с философским прищуром глядя с четвертого этажа на полнолуние из окна нашей просторной комнаты.
В Ленинграде теперь тоже наблюдается общий ажиотаж по поводу продовольственных товаров. Очереди огромные. Наше существование без курсантской столовой, в которой чем-чем, а хлебом-то всегда накормят, определенно было бы мрачноватым.
Всем горячий привет!
P. S. Посылаю вам некоторые фотографии, сделанные на третьем курсе. Особенно удачны, на мой взгляд, две. Первая из них подписана на обороте «Последний караул сезона». На второй я лежу на койке с захваченным из дома первым томом «Братьев Карамазовых» – в нашей мини-казарме, на практике.
7 ноября 1990 г.
Сегодня, как всегда в этот праздничный день, на Дворцовой площади прошли парад и демонстрация. Наш батальон ходил в оцепление, а я в наряд по общежитию заступаю, поэтому никуда не попал.
На торжественном собрании училища мне вручили двухтомник сочинений Владимира Маяковского со столь приличествующей его футуристическим стихам казенной каллиграфической надписью:
«Курсанту Курганову Ю. С.
За высокие показатели в учебе и примерную воинскую дисциплину.
Начальник училища полковник О. Ануфриев.
1 ноября 1990 г.».
Из всего, написанного Маяковским, по моему глубокому убеждению, мало что является подлинным. Например, почти безоговорочно принимаю такое четверостишие:
Я хочу быть понят родной страной,
а не буду понят, —
что ж?!
По родной стране
пройду стороной,
как проходит
косой дождь.
Здесь всё предельно ясно и пронзительно, ибо трагично. Чем-то сродни незабываемым строчкам тоже безвременно погибшего Ивана Приблудного:
Чем я буду? Что я есть?
Скоро ль быть беде?
Долго ль голову мне несть
и оставить где?
Мраморный ли пьедестал
или холм да клен
скажут миру, чем я стал
для иных времен.
Учебные дела у меня обстоят неплохо, хотя и накопилось их невпроворот: и то надо, и это, а времени не хватает – базы овощные пошли и нарядов тьма. Вот и бегаешь, как сивка по крутым горкам.
Спортом занимаюсь по вечерам. На этаже имеется оборудованная спортивная комната. Начинаю с разминки, потом перехожу к силовым упражнениям, а заканчиваю растяжкой и, образно говоря, схваткой с тенями. Нравится мне один снаряд для тренировки резкости и точности ударов, у нас боксеры им пользуются. Это маленький мячик, закрепленный на вертикально натянутом жгуте. Работать с ним – одно удовольствие. Рядом с общагой стадион есть, где и побегать, и в футбол поиграть можно. А после ужина беру в руки книгу.
Сейчас у нас начинается подготовка к весенней аттестации училища. Двойки получать запретили, поэтому ряды наши, без сомнения, вскоре поредеют.
Ситуация в Ленинграде тревожная, даже хлеба в булочных иной раз не бывает. Времечко надвигается смутное. А еще говорят, что в мае случится какой-то переворот (военный?).
Чуть не забыл: вчера ночью мне сон необычный приснился. Собственная свадьба. И что самое удивительное, не было никакого застолья, вообще ничего, что создавало бы привычное ощущение коллективного веселья. Зато я видел церковную службу, наряд невесты, почтенных гостей, которые стояли у паперти, ожидая меня, тогда как я в каком-то непонятном волнении скрывался от этого торжественного собрания, куда-то пробираясь окольными путями, стараясь быть незамеченным, чтобы посмотреть на всё происходящее как бы со стороны (что, впрочем, мне удалось не совсем, потому что кто-то из соглядатаев все-таки спросил, почему-де я, жених, и вдруг не на свадьбе). Тем не менее я остался вполне доволен, потому что чувствовал нечто вроде спасения от всех грозящих мне бед…
Юрий.
20 ноября 1990 г.
…В Ленинграде на прошлой неделе заметно похолодало, но сейчас опять нулевая температура держится. Правда, ночью морозит, а мне как раз с часу до трех на посту стоять – бодро курсировать из угла в угол, чтобы не замерзнуть, да на звезды любоваться.
Несколько дней тому назад ездили в специально оборудованный тир выполнять так называемое упражнение № 1 из пистолета Макарова, оценка за которое должна была стать определяющей для выставления в диплом по огневой подготовке. Шум от выстрелов стоял страшный, впору было наушники или беруши использовать, к тому же помещение не отапливается, холодно рукам, а в перчатках, понятно, стрелять не будешь. Однако же кучность моих выстрелов и контрольные «9», «8» и «7», откровенно порадовав, сняли вопрос об оценке окончательно и навсегда.