Жемчужины святоотеческой литературы
Митр. Макарий (БУЛГАКОВ). Слово в день Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста, произнесенное в Предтеченской церкви архиерейского дома 14 сентября 1857 года
«Положи мя, яко печать на сердце твоем, яко печать на мышце твоей»
(Песн.: 8, 6)
С того времени, как только мы научились молиться, и каждый раз, когда мы молимся, мы привыкли воздвигать руки свои и осенять себя знамением св. креста, полагая его «яко печать» на челе своем, «яко печать» на сердце своем или персях, «яко печать» на своих мышцах. Это обычай всеобщий в православной Церкви, обычай всегдашний и самый древний: он несомненно ведет свое начало от времен св. апостолов. Но, употребляя всегда и везде при своей молитве крестное знамение, подумали ли мы хотя когда-нибудь, чтo за мысль лежит в основании этого благочестивого обычая и в чем его надлежащее употребление? По крайней мере, ныне в день воздвижения честного и животворящого креста Господня нам весьма прилично, братие, размыслить, с какою целию мы воздвизаем на себе св. крест, когда молимся, и как должны воздвизать его.
Что есть молитва? Это вообще беседа человека с Богом. Как же мы осмелились бы беседовать с Богом, – мы, существа малыя и даже ничтожныя – с Существом высочайшим, рабы и даже последние из рабов – с Владыкою неба и земли, Царем царствующих и Господом господствующих, а главное – грешники, иногда величайшие грешники – с Существом святейшим, – как осмелились бы мы беседовать с Богом, если бы не осеняли себя знамением св. креста? Только крест нашего Спасителя примирил нас с Богом и искупил нас от виновности за грехи (Кол. 1, 19–22); только крест уничтожил то разстояние, которое отделяло нас от Бога, и соделал нас близкими и «присными» Ему (Ефес. 2, 13.19); только чрез крест мы прияли того «духа сыноположения, о немже» можем вопиять: «Авва, Отче!» (Рим. 8, 15). Крестное знамение дает нам дерзновение и как бы право обращаться с молитвою к Богу.
Какое расположение души требуется при молитве? Чтобы достойно беседовать с Богом, мы должны удалить из души все греховное и нечистое и предстать пред Ним с святыми мыслями, желаниями и чувствованиями. Чем же скорее всего мы можем удалить из души своей греховные помыслы и пожелания, прогнать от себя самого духа злобы, всевающого в нас эти помыслы, как не знамением св. креста, которым побежден грех, побежден и диавол (Тит. 2, 14; Евр. 2, 14–15). Чем скорее всего можем привлечь на себя всеосвящающую благодать, как не знамением св. креста, которым приобретены для нас все дары Св. Духа (Рим. 5, 15–17; 8, 32). Крестное знамение может таким образом сообщать надлежащее настроение нашей душе, необходимое в молитве.
Какие предметы нашей молитвы? Иногда мы славословим Господа за Его безконечныя совершенства, иногда благодарим Его за безчисленныя благодеяния нам, иногда просим Его о своих нуждах. Но что значили бы пред Существом безпредельным наши скудныя славословия и благодарения, особенно истекающия из нашего нечистого сердца и от скверных устен, если бы не возвышались и не освящались они знамением св. креста? Что значили бы наши моления, наши вопли к Отцу небесному, если бы возносились они не «во имя» единородного Сына Его, нашего Искупителя, не под знамением Его креста (Иоан. 14, 14). Только крестом избавлены мы от всех тех бедствий, духовных и телесных, о избавлении от которых мы молимся; только крестом приобретены нам все те блага, духовныя и телесныя, которых мы испрашиваем себе от Бога. Крестное знамение дает достоинство и силу нашей молитве.
Как же мы должны воздвизать на себе знамение св. креста, чтобы оно могло оказывать для нас свои спасительныя действия?
Прежде всего, мы должны воздвизать его с живою верою. Крестное знамение само по себе есть внешний знак, который может получать значение только от внутренняго смысла, какой мы с ним соединяем. И если мы не будем изображать на себе это знамение с верою во Христа Спасителя, умершого за нас на кресте, с верою и в благодатную силу самого креста Господня – орудия нашего спасения: в таком случае наше крестное знамение, сколько бы мы ни возлагали его на себе, будет лишено христианского смысла и останется неугодным Богу: «без веры невозможно угодити Богу» (Евр. 11, 6).
Должно, во-вторых, начертывать на себе знамение св. креста, по заповеди православной Церкви, соединением трех первых перстов правой руки во имя Пресвятой единосущной Троицы. Когда мы начертываем на себе св. крест тремя перстами вместе: тогда самым сочетанием перстов мы выражаем то же, что нередко выражаем и устами при осенении себя крестным знамением, говоря: во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, – и следовательно самым сочетанием перстов исповедуем веру в Триипостасного Бога, которая прежде всего требуется от нас, как вообще в деле нашего спасения, так, в частности, и при употреблении крестного знамения. С другой стороны, этот обычай знаменаться тремя перстами потому еще достоин всего нашего уважения, что он всегда и везде употреблялся в православной Церкви, не только у нас в России, но и в Греции, Сирии, Палестине, Египте, Грузии, Болгарии и других странах мира, а не есть обычай новый и частный, каков обычай знаменаться двумя перстами, существующий у наших мнимых старообрядцев.
Наконец, должно возлагать на себе знамение св. креста так, чтобы действительно начертывался на нас св. крест, – и чтобы этот крест, по наставлению св. Церкви, верхним концом своим касался нашего чела, нижнимъ – нашей груди или персей, боковыми – наших мышц. Иначе, если в нашем крестном знамении не будет собственно креста: как и ожидать от него спасительных действий? Полагая на себе знамение св. креста во время молитвы и запечатлевая им свое «чело», «грудь» и «рамена», мы тем самым освящаем и как бы посвящаем и приносим в жертву Господу наш «ум» с его мыслями и познаниями, наше «сердце» с его чувствованиями и желаниями, и наши силы душевныя и телесныя с их деятельностию. А посему как не разсудительно поступают те христиане, к сожалению, весьма многие, которые творят на себе крестное знамение с такою невнимательностию, поспешностию и небрежностию, что вовсе не начертывают на себе св. креста, а представляют движением своей руки как будто какую-то детскую забаву, лишенную всякого смысла!
Понятно ли теперь, братие, что употребление нами крестного знамения при молитве есть одно из самых важных и таинственных священнодействий, которое св. Церковь предоставила совершать всякому верующему? Оно дает нам дерзновение обращаться с молитвою к Богу; оно настрояет нашу душу к молитве; оно сообщает силу и действенность нашим молитвам, словом: оно делает нашу молитву истинно-христианскою. Научимся же отселе быть внимательными к крестному знамению, которое на себе возлагаем, и будем возлагать его не только с живою верою, но и с величайшим благоговением, какое подобает священнодействию, – возлагать именно так, как заповедует нам св. Церковь. Аминь.
Человек на земле
Вацлав МИХАЛЬСКИЙ. На сопках Маньчжурии
Рассказ
Не скажу наверняка, но мне кажется, что в памяти нашего народа о той бесславной русско-японской войне 1904–1905 годов не осталось ничего, кроме двух песен: «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”» и знаменитого вальса «На сопках Маньчжурии» («Тихо вокруг, сопки покрыты мглой…»).
В отрочестве я учился под эту музыку танцевать вальс. Мы жили в глинобитных мазанках на окраине разрушенного немцами в войну и еще не восстановленного к началу пятидесятых годов прелестного города Нальчика, на улице Мечникова. У соседской девочки Раи был патефон и пластинка с вальсом «На сопках Маньчжурии».
Она учила меня танцевать вальс: как это было горячо и прекрасно! Нам обоим шел четырнадцатый год, но по всем статьям и статям она, конечно, была гораздо старше меня, да еще к тому же занималась в кружке бальных танцев при городском Дворце пионеров. Жили мы бедно и счастливо. Вальсировать приходилось босиком по глиняному полу, и город лежал в руинах, но я хорошо помню, что городской Дворец пионеров помещался в очень большом красивом особняке, настоящем дворце в самом центре города: я часто ходил туда в читальный зал библиотеки, мне нравился там даже воздух.
Конечно, мне могут сказать, что мои отроческие впечатления о том, как соседская девочка Рая учила меня танцевать вальс, не имеют никакого отношения к русско-японской войне начала прошлого века, но я почему-то так не думаю. Мне кажется, что всё в этом мире имеет отношение ко всему. И если сказано на языке народа «время течет», значит оно действительно течет и перетекает одно в другое: настоящее в прошлое и опять в настоящее, а о будущем никто ничего не знает.
Одним из грандиозных сражений той забытой русско-японской войны было сражение под Мукденом, в котором с обеих сторон участвовало более полумиллиона человек и двадцать пять тысяч орудий. К началу марта 1905 года дошло до того, что в некоторых подразделениях русской армии закончились боеприпасы, как снаряды для пушек, так и патроны для винтовок. Мокшанский пехотный полк был одним из таких подразделений.
На рассвете серого мартовского дня, когда на востоке едва проступила первая светлая полоска, подгоняемые попутным ветром японцы собрались в наступление на почти безоружных русских.
– Знамя и музыканты – вперед! – приказал командир полка.
Капельмейстер Илья Шатров вывел музыкантов вперед.
В рукопашном бою стенка на стенку кто может быть беззащитнее знаменосцев и музыкантов? Никто. Но горнист проиграл сигнал, грянул марш, и они увлекли за собой в атаку весь полк.
В том рукопашном бою русским удалось остановить японцев. Из четырех тысяч солдат и офицеров живыми вышли из боя семьсот, а из сорока оркестрантов – семь, считая капельмейстера Илью Шатрова, вскоре ставшего автором музыки вальса «На сопках Маньчжурии».
Капельмейстер Илья Шатров написал этот вальс в память о павших товарищах и о том, как светлыми летними вечерами, по воскресеньям, в городском саду того небольшого губернского города, куда был прикомандирован их полк, оркестр под его управлением, бывало, играл волшебные венские вальсы. Славные были вечера, незабываемые! Кто знает, наверное, поэтому он и создал именно вальс. Вальс, который живет и здравствует поныне.