«Миссия русской эмиграции».
Так что в заключение подчеркну, что описанное разочарование в Западе русскими интеллектуалами XIX века и обретенное мною антизападничество в традиции РПЦЗ – существенно отличаются и от «диссидентского» разочарования и тем более – от традиционного советского антизападничества, которое по сей день в условиях идущей гибридной войны определяет ущербный формат защиты российских интересов – и в деятельности МИДа РФ, и особенно в совпатриотических «ток-шоу» на всех телеканалах РФ. Там очевидна обычная инерция «одномерной» советской антизападной пропаганды, которая на новом витке успешно подпитывает и западную русофобию против «агрессии чекистского режима Путина». Когда я порою смотрю эти «ток-шоу» или «брифинги» М. Захаровой, меня радуют точные разоблачения лжи и лукавства американских или прибалтийских властей, но эти разоблачения тут же аннулируются тупыми мантрами о «Красной армии-освободительнице», провокационной серией салютов и т.п.
«СССР – не Россия», – утверждали все выдающиеся деятели Русского зарубежья, и это было основой его миссии. СССР – это Россия, разрушенная и оккупированная интернационалистами-богоборцами при решающей поддержке того же Запада, которая продолжалась вплоть до спасения Америкой коммунистической власти во Второй мировой войне. Затем Америка же в Холодной войне цинично похоронила СССР за ненадобностью, когда он выполнил свою кровавую миссию палача христианской цивилизации и стал скалить зубы на своего прежнего покровителя.
Сегодня в нынешней «четвертой» (постсоветской экономической) эмиграции тоже существует этот феномен, когда русские «западники» разочаровываются в Западе. Причина этого и в том, что они вместо знания реального Запада по обыкновению принимали за него «миф о Западе» (это вечная болезнь российской «интеллигенции», отличающейся «идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей»), и в сохранившейся даже после коммунизма культурно-цивилизационной основе т.н. «русской души», которой тесно в западных материалистических стандартах. Поэтому и сегодня даже в больную РФ нередко возвращаются уехавшие ранее ученые, деятели культуры, простые люди (даже российские немцы и иностранцы с родственными душами, как Лоранс Гийон), не прижившиеся в западной атмосфере всё более тоталитарной мультикультурной однополой демократии Нового мирового порядка (разумеется, в их числе по той же причине возвращаются и некоторые родившиеся в эмиграции потомки эмигрантов, сохранившие свою русскость).
Вот только пробуждающееся «от обратного» русское патриотическое чувство будет у таких людей плодотворным только при осознании истинной расстановки противоборствующих в мире сил, удерживающей миссии Третьего Рима (которой противоречит нынешняя власть РФ) и сатанинской (а не просто гегемонистской) сущности Нового мирового порядка. Без этого масштаба изобретение альтернативных моделей миропорядка (а господин Михеев в одной из публикаций прямо отвергает религиозный смысл истории) может быть только увлекательным творческим хобби личного значения.
29.10.2019
Сотворение легенды
Алексей КОТОВ. Солдат, рассказавший неправду…
Рассказ
…Возможно, кто-то сочтет этот текст некорректным, такая точка зрения не лишена основания, и я не собираюсь ее оспаривать. Автор рассказывает историю, которая – якобы! – случилась во время Великой Отечественной войны, но у него нет даже тени доказательств, подтверждающих реальность произошедшего. Более того, господин сочинитель явно хитрит, ведь он сам открыто ставит под сомнение то, о чем рассказывает его главный герой – солдат величайшей в истории человечества Войны. И хотя эта, в общем-то, довольно примитивная хитрость никого не защищает и не оправдывает, именно она в итоге и породила в авторе долгое и мучительное сомнение, но сомнение не в рассказе солдата, а в наших знаниях человеческой природы и основах человеческого бытия.
Улыбнусь: не великоваты ли будут такие философские блуждания для простенького рассказа, в который, как ясно уже из названия текста, никто так и не поверил?.. Думаю, что нет. Видите ли, в чем дело: когда-то давно я, скажем так, «пытался заниматься юмором» и однажды вдруг понял, что юмор – юмор настоящий, а не тот, источник которого находится ниже пояса – всегда трагичен, эта трагическая нотка может быть совсем крохотной и легкой как перышко, но она – всегда есть. Ее легкость можно сравнить с невесомостью воздуха, которым мы дышим, а видимость на фоне реальной жизни – с прозрачностью того же воздуха, но разве от этого воздух нам менее нужен?.. Тут суть в том, что даже когда мой писательский «юмористический период» был закончен, привычка искать некую трагическую нотку все-таки осталась. В сущности, это было даже не привычкой, а… не знаю… наверное, желанием докопаться до самой-самой сути вещей, что ли?..
Это глупо?.. Ну, разумеется! Ведь вложенная в алгоритм поиска некая тенденциозность, идея которой, какой бы разумной ни казалась, всегда будет врагом объективности. Именно так писатель невольно признает собственную слепоту, потому что алгоритм его поисков выходит за грани обычной (научной, формальной, рутинной) логики и становится похожим на веру…Улыбнусь: и даже более того, речь снова идет не просто о слепоте, а о слепоте трагической. Например, я, с одной стороны, никогда не верил, что человечек, который нарисован на бумаге, может познать суть этой бумаги, а с другой стороны, я убежден, что если человечек, который нарисован на бумаге, не пытается познать основы, на которой и благодаря которой он был создан самым что ни на есть трагическим образом, то рисунок теряет всякий смысл.
Мы говорим о «бумаге», а ведь есть еще и краски… Какой внутренний ужас вдруг овладевает человеком, когда он теряет радость на пути познания и радость самого познания? Разве и это не трагично?.. Ведь именно краски, словно сойдя с ума, вдруг создают фиолетово-депрессивный мир, напрочь лишенный света, и даже если искатели истин изрекут миллионы правд, они все равно останутся последними лжецами. Мир не жесток, он всего лишь парадоксален, он рождается из ничего, но это ничего – он сам. Что значит звездное небо над головой?.. Ничего. Но это ничего будет ничем только до того, как не проснется человеческий разум и человек вдруг не поймет удивительнейшую истину, что небо не может быть пустым…
Когда меня одолевают такие – то ли драматические, то ли комические мысли, я люблю наблюдать за играющимся со своим хвостом котом. У моего Рыжика нет примерно трети хвоста, ему несколько труднее играть с ним, чем другим котам, но тем не менее мой легковесный котишка не теряет ни капельки своего кошачьего оптимизма. Рыжик давно забыл того старого и злющего кота, который откусил ему хвост, он принимает мир и самого себя без малейшего намека на творческую депрессивность, а его жажда познания – я имею в виду жажду познания холодильника вместе с хозяином – имеет и свою меру, пока хозяин находится рядом, и свою настоящую и светлую жажду, которая проявляется в полной мере тогда, когда хозяина отвлекают дела. Кот Рыжик на удивление прост, и именно эта – едва ли не святая и чистейшая! – простота позволяет ему низвести все парадоксы мира до простейших отношений с хозяином и другими котами на улице. Он не боится этих отношений и живет, в общем-то, счастливой кошачьей жизнью.
Наблюдая за своим котом, я вывел формулу жизнерадостного оптимизма. Оптимист, на мой взгляд, это тот, кто отказывается принимать как должное свое болезненное одиночество, а это значит, что он вполне адекватно и спокойно воспримет противодействие и окружающей среды, и некоей хозяйской ладошки, которая иногда может-таки цапнуть за шиворот. Но ожидание закономерного наказания не убивает кошачьего жизнелюбия. Рыжик с каким-то удивительным упрямством воспринимает неприятности как предтечу радости, и тут мы снова приходим к разумности идеи как можно чаще наблюдать за играющим со своим хвостом котом и чаще откладывать в сторону и зловредную бумагу, и коварные краски. Улыбнусь: ну их!.. Если творчество – всегда только работа, тогда почему упрямый осел не стал человеком? А ведь человек всегда эксплуатировал ослов куда как больше, чем Создатель человека. Кстати говоря, после работы осел стоит в темной конюшне, а мой вороватый Рыжик спит на мягком диване, и на кошачьей морде можно легко увидеть последствия, нет, не выполненного, а удовлетворённого чувства долга…
…Знаете, если честно, то в данный момент я чувствую себя довольно неуютно. Я старательно ищу нужные слова и мне очень трудно находить их. Наверное, именно в этом причина моего многословия, а еще в том, что я поставил перед собой не игрушечно неразрешимую, а попросту серьезно нерешаемую задачу. Я неплохой рассказчик и отлично знаю, что для того, чтобы текст получился интересным, нужно поставить перед собой цель в виде, казалось бы, неразрешимой задачи. Потом ты играешь в слова и загадки, отшатываешься и приближаешься к цели повествования и, наконец, найдя нечто парадоксальное, все-таки эффектно решаешь то, что только казалось нерешаемым. Это, в общем-то, довольно простой алгоритм писательства, но в данном тексте моя задача оказалась и в самом деле нерешаемой…
Снова вернемся к смыслу текста: вот посмотрите, солдат, прошедший Великую Войну, спустя двадцать три года рассказывает о ней ложь. Ему никто не верит, потому что ни один человек, даже десятилетний мальчишка, не может поверить в то, о чем он рассказал. Рассказчика никто не останавливает. Он говорит быстро, вдохновенно, и у него горят глаза. Я видел, как мой отец, который сидел напротив, опустил глаза, а мама, которая стояла у двери, вдруг стала рассматривать свои руки. Мои родители были явно смущены. Наверное, солдат понимал, что ему не верят, но это не остановило его…
А почему не остановило?
…Мне снова придется чуть отшатнуться в сторону. Мы все примерно знаем, что такое мифы и легенды. Миф не привязан ни к месту действия, ни ко времени, а легенда это, как прави