последнюю гранату и открыл стрельбу по сбегающим вниз немцам. Рухнула крыша, и всё стихло. Чёрный дым стлался над усадьбой барона, напоминая о том, что война ещё не окончена. В глубокой скорби стояли солдаты над свежими могилами своих товарищей, с которыми вместе отступали в 41-м, вместе шли от Москвы до этого неизвестного им немецкого местечка под Бранденбургом. Набежавший ветерок шевелил непокрытые волосы, доносил запах гари.
– Взвод, слушай мою команду, – тихо сказал рядовой Москаленко, взваливая на спину телефонную катушку. – Наша задача – догнать полк и наладить связь с батальонами.
– Ребята, а ведь сегодня 1 мая, – вспомнил пожилой боец. – И наверно это был наш последний, самый трудный бой.
…Пётр Лукич прервал свой рассказ, ладонью смахнул с глаз набежавшую слезу:
– Вместе с ними я прошёл почти всю войну, и потому так тяжело было потерять их за несколько дней до победы… Прощайте.
Я хотел окликнуть его вопросом: «Так это за первомайский бой вас наградили медалью “За отвагу”»? Но я промедлил, он ушёл, а передо мной словно воочию стояли холмики свежей земли, под которыми навсегда остались лежать простые наши парни, погибшие в самом конце войны.
Опалённая молодость
(Арсеньев, Приморский край, городской отдел внутренних дел, водитель машины патрульно-постовой службы старшина милиции Чумаков Иван Павлович, 20 апреля 1981 г. Десантник, гвардеец, полный кавалер орденов Славы, орден Красной Звезды, медали «За отвагу», «За взятие Будапешта», «За победу над Германией», «За победу над Японией», «50 лет советской милиции», «За безупречную службу по охране общественного порядка». Служил на лидере «Ташкент», после потопления которого в Новороссийске немецкими бомбардировщиками был зачислен в полк морской пехоты».)
Небольшой рассказ о Чумакове Иване Павловиче, отпечатанный на машинке, я нашёл среди других неопубликованных рукописей. Судя по дате, отмеченной на пожелтевшей странице, в те предмайские дни, помнится, я слёг в больницу и, видимо, по этой причине не сдал рукопись ответственному секретарю редакции, но рассказ о герое не остался в забвении и сегодня предстаёт читателю журнала в том виде, в каком был написан тридцать восемь лет назад.
…Под ногами раскачивалась земля. С каждой секундой она неотвратимо приближалась. В предрассветных сумерках трудно было разглядеть что-либо внизу. Опытным взглядом парашютиста-десантника Чумаков определил, что длинная полоса тумана и есть та самая река, на правый берег которой была сброшена группа. Подтянув стропы, гвардии старшина заскользил вниз.
«Только бы никто не угодил в воду», – успел подумать он, на какой-то миг увидев в стороне несколько бледных куполов. Неожиданно перед ним тёмной громадой встала земля. Толчок…
Пропахав на боку добрых двадцать метров, Чумаков вскочил на ноги, огляделся. Слева и справа приземлялись товарищи. Вот здесь, на этом крутом берегу им предстоит стоять насмерть, ожидая подхода полка морских пехотинцев.
Обнаружив в своём тылу советский десант, немцы не заставили себя долго ждать. Ещё не взошло солнце, когда они, словно пауки, полезли на высотку. Атаки фашистов следовали одна за другой. На исходе были боеприпасы. В солдатских фляжках давно кончилась вода, и бойцы изнывали от жажды. Внизу, всего в каких-нибудь ста метрах, тихо плескалась река, но подобраться к ней было невозможно. Немцы почти непрерывно обстреливали высотку и берег, а вода была нужна, просто необходима пулемёту, людям. И когда стемнело, к реке бросился старшина Чумаков. Фашисты, очевидно, не ожидали такой смелости. Они открыли по смельчаку беспорядочную стрельбу, но внизу, под прикрытием обрыва, он был недосягаем для пуль. Чумаков напился, наполнил несколько связанных вместе фляжек. Уже на обратном пути старшина почувствовал, как вдруг обожгло ноги. Он свалился в окоп, протянул товарищам связку влажных фляг, потерял сознание и уже не видел, как жадно припали к ним губами морпехи. Товарищи, напоенные им, выстояли, удержали высотку, чем обеспечили успех наступления полка морской пехоты.
После госпиталя гвардии старшина Иван Чумаков простился с родным десантным полком. Он сел за руль грузовика. И потянулись перед ним дороги. Грязные, разбитые дороги войны, но старшина знал: они ведут к победе над заклятым врагом. Нередко между разрывами бомб, снарядов и мин подвозил бесстрашный водитель боеприпасы на позиции артиллеристов. С боями прошёл солдат через всю Украину, Венгрию и в Германии услышал долгожданную весть о победе. Но в те радостные дни не закончилась война для Ивана. Полк мотопехоты перебросили на Дальний восток, где он принял участие в войне с империалистической Японией.
Тридцать восемь лет прошло со дня нашей встречи с полным кавалером орденов Славы Иваном Павловичем Чумаковым, многое забылось, но ордена, сверкающие на парадном кителе старшины милиции, бережно хранимые в семье героя, напоминают его внукам о суровых днях опалённой молодости их отважного деда.
Светлая тебе память, гвардеец Иван Чумаков!
Военрук Фролов
(Арсеньев Приморского края, школа № 9, преподаватель военного дела майор запаса Василий Никифорович Фролов, на фронте был с первого дня войны до последнего, артиллерист, командир батареи. Ордена Отечественной войны первой и второй степени, два ордена Красной Звезды, медали «За боевые заслуги», «За взятие Вены», «За победу над Германией». 7 ноября 1978 г. Запись на праздничной демонстрации.)
Слушая рассказы военрука Василия Никифоровича Фролова, школьники с затаённой завистью посматривали на его орденские планки. Немногие из них знали, что уже в первый день войны его полк оказался в окружении. Топкими болотами, прорвав окружение, бойцы вышли в расположение советских войск. А вскоре они уже вгрызались в промёрзшую подмосковную землю, чтобы стоять насмерть.
Утром, проснувшись от глухо сотрясавшихся стен окопа, Василий стряхнул с себя комья мёрзлой глины, закоченевшими пальцами свернул самокрутку. Стараясь согреться, затянулся крепкой махоркой.
– Рядовой Фролов, к командиру батареи! – услышал он команду.
Через несколько минут Василий уже сидел на вершине большого дерева и, спрятавшись за ствол, вёл наблюдение за передней линией противника. Отсюда, с холма, в предутренней дымке слабо просматривались очертания немецких окопов. Где-то там спрятаны блиндажи, огневые точки. Но вот в бинокль наблюдатель заметил, что в лощинке появилось несколько лишних кустов. Сосредоточив на них внимание, солдат убедился, что это были замаскированные блиндажи.
– «Волга», «Волга»! Я – «Орёл»! В квадрате пятнадцать вижу блиндажи, – сообщил Фролов на командный пункт.
Тотчас на той стороне взметнулись брёвна, камни, и эхо донесло грохот разрывов. В лучах скупого ноябрьского солнца было видно, как, завихряясь на ветру, полетел пух. Очевидно, в блиндажи фашисты натаскали награбленные в деревнях перины, и теперь содержимое их белым облачком витало над чёрной взрыхлённой землёй.
– Ай да Фролов! – услышал он в телефонной трубке голос комбата. – Молодец! Весь комфорт фрицам испортил.
Ночью в тесной землянке при свете коптилки ему вручили комплект новенького обмундирования.
– Быстро переодевайся и бегом к машине. Там, позади окопов дожидайся бойцов… Ты один с нашей батареи едешь.
– Не понял, товарищ капитан…
– Так ведь завтра седьмое ноября, праздник! Парад будет на Красной площади! А это значит, что скоро пойдём в наступление! Запомни этот день, Вася.
Да, он запомнил этот день на всю жизнь. Исторический парад на Красной площади. В чётком строю промаршировал по тогдашней брусчатке, сжимая винтовку занемевшими от холода пальцами, испытывая волнение от переполнявшей его радости скорого наступления. И всё сделал для того, чтобы собравшиеся 7 ноября 1978 года за праздничным столом его дети и внуки были счастливы. Они не знают войны. Они по-настоящему счастливы потому, что ради них не щадили своей жизни миллионы советских людей, таких как Василий Никифорович Фролов.
Солдатская память
(Халхин-Гол – Прага – Халхин-Гол – боевой путь участника войны с немецкими фашистами и японскими милитаристами Петра Григорьевича Литвинова. Сержант, водитель грузовика, два ордена Славы второй и третьей степени, орден Отечественной Войны второй степени, медали «За освобождение Праги», «За отвагу», «За победу над Германией», «За победу над Японией» Механизатор совхоза «Корниловский», Анучинский район, село Корниловка, Приморский край. 3 мая 1975 г.)
На порыжелой фотографии, потёртой по краям и потрескавшейся, но хранимой в семье Литвиновых как великая память о самом незабываемом дне, они рядом: муж и жена. Медали на вылинявших гимнастёрках, на плечах – сержантские погоны. Головы в пилотках наклонены друг к другу. На лицах – улыбки, в глазах – безмерное счастье. Наискось, на уголке фотографии подпись: «9 мая 1945 года».
И свадьба в день Победы, и фотография – всё это будет потом, они ещё не знали, что судьбе угодно познакомить их одетыми в солдатские шинели. И первые цветы, которые подарит сержант Пётр Литвинов скромной, застенчивой Ане – сержанту хозвзвода, он соберёт на перепаханной снарядами лесной опушке в далёкой Манчжурии.
Весной сорок первого года Петра Литвинова, как одного из лучших бойцов погранзаставы, участника боёв на Халхин-Голе, командование направило в военное училище. Уже в июле он получил каким-то чудом дошедшее письмо от старшей сестры Евдокии. «Мужайся, Пётр. Погибли наши братки Миша и Ваня. А в наш дом ворвался фашист, стал грабить. Отец не сдержался и хватил немца обухом по башке. Скрываемся теперь в лесах. Отомсти, брат!» С этим письмом и пришёл к начальнику училища с просьбой отправить его на фронт.
И вот он в составе 208-го автобатальона уже отсчитывает километры, оставшиеся до линии фронта. Первый бой… Как и последний, он всегда самый трудный, но обстрелянный на Халхин-Голе сержант Литвинов не почувствовал себя новичком: как-никак, в армии с 37-года, успел пороху понюхать в боях с японскими самураями. И всё же тот день, когда он прибыл в распоряжение артполка, остался в памяти солдата на всю жизнь.