к остановился, поставил ящик у расхлябанной калитки. Узкая тропинка, натоптанная между грядками моркови, свёклы, лука, картофеля и капусты, вела к дощатой двери домика. Фанерная вывеска, неровно обрезанная по краям, прибитая над входом, гласила: «Царство Иеговы». Здесь по воскресеньям читались проповеди, проводились молебны, богослужения, собрания секты исследователей Библии, «свидетелей Иеговы». По огороду слонялись молчаливые члены общины. Грязные оборванцы лениво рвали траву, выбрасывали охапки сорняков через изгородь. Белокурая девица в спортивном костюме, перегнувшись в поясе, склонилась над морковной грядкой.
– «Спортсменка» очень даже симпатичная, – тихо проговорил капитан. – Но, как и все безропотные свидетели Иеговы, изнуряет себя непосильным трудом в наказание за содеянные грехи. Приобщимся же и мы к богоугодному делу.
Сказав так, пришелец повесил на забор китель и галстук, водрузил на покосившийся столбик фуражку. Еще раз окинув взглядом ловеласа стройную фигурку девицы, капитан мысленно приобнял её за талию, но тотчас, спохватившись, пробормотал:
– Господи, прости…
Утерев лицо носовым платком, надушенным дорогой туалетной водой, моряк произнёс нечто, напоминающее молитву, взял из ящика молоток, несколько гвоздей и глубокомысленно, словно требовалось решить сложную техническую задачу, уставился на обветшалый забор. Горластый петух взлетел на прогнившую прожилину в том месте, где недоставало нескольких штакетин, захлопал крыльями, отчего забор зашатался, и прокричал своё неизменное «кукареку». Не лучшим образом выглядел и домик «Царства Иеговы», глядевший на залив парой небольших окон с разбитыми стёклами. Крыша «царства» прогнулась, у стен валялись обломки шифера с бугорками застарелого мха.
– Н-да-а… – покачал головой капитан, обозрев «царство» глазами человека, привыкшего видеть во всём безупречный флотский порядок. – Не блещут дела в общине… Требуются немалые материальные затраты, чтобы обрести здесь душевный покой и смирение.
Подняв оторванную штакетину, валявшуюся неподалёку, капитан приложил её на прежнее место в заборе. Прежде чем вогнать в неё гвоздь, порылся в карманах висевшего кителя в поисках пачки сигарет «Bond» и зажигалки. Вспомнив, что бросил курить, тихо ругнулся, попытался приладить штакетину к прожилине, однако та не прилегала – мешал торчавший ржавый гвоздь. Капитан достал из ящика гвоздодёр, подцепил им гвоздь, нажал, но выдернуть не смог. Капитан выругался сильнее, поняв, что гвоздь не поддаётся, забил его, часто промахиваясь по шляпке. От трухлявой прожилины в разные стороны разлетались щепки. Наконец, старая штакетина прилегла, как нужно, капитан воткнул в неё новый гвоздь, ударил по нему молотком. Гвоздь стрельнул в траву. Капитан выдал по этому случаю целую тираду терминов на морском сленге, произносимую им прежде с мостика сейнера на нерасторопных матросов. Он наживил в штакетину другой гвоздь, ударил по нему, но опять не совсем удачно. Воткнувшись немного в доску, гвоздь загнулся, и сколько ни бился моряк над ним, пытаясь выправить, упрямый гвоздь никак не желал подчиниться.
– Да и чёрт с вами… – сплюнул капитан, как попало всаживая в штакетину один за другим ещё несколько загнувшихся гвоздей. К сказанному он хотел добавить солёную морскую поговорку, однако данный «свидетелям Иеговы» обет не сквернословить не позволил выразиться непристойно. Капитан с состраданием к самому себе и с сожалением посмотрел на фанерную вывеску «царства Иеговы». Таким же образом – неумело, но с одушевлением – он ударял молотком до тех пор, пока, разгорячившись, не саданул по большому пальцу левой руки.
– Чёрт бы побрал этот забор и всех иеговых свидетелей вместе с ним! – глядя на «царство», вскричал взбешённый капитан, зажимая в ладони ушибленный палец. На сей раз он не сдержал переполнявшие его эмоции и «выпустил на волю» сборище лохматых, бородатых, рогатых и прочих парнокопытных из преисподней. Приколотив ещё пару штакетин, капитан решил, что для спасения души в этот благостный день сделано им немало. Он устало присел на скамейку возле калитки. Рука потянулась за сигаретой, но тотчас безвольно упала: китель висел на заборе. К тому же капитан знал: в кармане, куда так хотелось запустить пальцы за пачкой «Bond», было пусто. Мысли, одна мрачнее другой, навеяли щемящую тоску.
«Всего лишь три дня прошло, а как будто вечность не курил, – подумал капитан. – Не выпил ни одной кружки пива… Не ел мяса. Смирись, брат Кирилл, ибо теперь ты стал братом “свидетелей Иеговы”. Пиво и сигареты – еще куда ни шло, но и об официантках из ресторана “Утес” тоже придется забыть. Будут тебе вместо официанток салаты из огурцов, помидоров, капусты, редиски с укропом и петрушкой, политые постным маслом. А чем плохи гречневые, овсяные, рисовые каши? Опять же морковный сок, варёная свекла, винегрет, глазунья… Нет. Яйца нельзя… Употреблять животную пищу – грех. Да… Кок Федя, бывало, запечёт в духовке картошечку с ломтиками колбасы и под майонезом, яиц набьёт в неё, зарумянит и горяченькую, с пылу, с жару, подаст прямо на противне. А к ней хрустящих солёных огурчиков, груздочков, графинчик с холодной водочкой… О, Господи! Опять я о греховном…»
Капитан оттянул ворот сорочки, оголяя шею прохладному ветерку, дующему с моря. Сквозь тонкую белую ткань сорочки виднелись тёмно-синие полоски тельняшки, обтягивающей крепкую грудь моряка.
– Эх, сейчас бы стаканчик водки пропустить. Кстати, известное дело: пиво без водки – деньги на ветер, – вслух мечтательно произнёс капитан, заново и с болью в душе осознавая своё решение вступить в общину «свидетелей». Перед его глазами снова возникло видение: летящие в воду бутылки с водкой, с коньяком и плававшие на волнах пачки сигарет, в отчаянном порыве выброшенные за борт с кормы сейнера. Ещё ему вспомнились смазливые личики хорошеньких официанток в ресторане «Утёс».
– Господи! – вскочил со скамейки капитан, срывая с ограды китель, блеснувший на солнце золотом нарукавных нашивок. Он похлопал по нему с тайной надеждой отыскать завалящую, смятую сигарету и, поняв, что поиски тщетны, воззрился на фанерную вывеску с надписью «Царство Иеговы». – Господи! – ещё громче крикнул капитан, обратив на себя внимание «свидетелей», работавших в огороде. – Не устою! За что ниспослал Ты мне такие кары небесные?! Нет сил стерпеть столь бесчеловечные муки!
3
Скрипучая дверь «царства» распахнулась, выпуская на свет божий обрюзгшего, неряшливо одетого мужчину в потрёпанном пиджаке, в продранных на коленях джинсах, с рыжеватой щетиной на одутловатом лице. Мятая, засаленная шляпа с обвислыми полями прикрывала его лысеющую голову с торчащими на висках седыми волосами. Шкрябая стоптанными кроссовками по тропинке, выходец из «царства» воздел руки к небу. Он увидел стоящего у распахнутой калитки моряка с молотком в руке, издали приветственно помахал ему. Сложив ладони вместе, обратив взор к небу, настоятель секты иеговистов воскликнул:
– Свидетели «Царства Иеговы» приветствуют тебя, любезный брат Кирилл! – изобразив пухлыми губами умильную радость, воскликнул он. – Наконец-то ты, отринув все греховные дела и плотские утехи, занялся богоугодным трудом. В Писании сказано: «В поте лица своего будешь есть хлеб твой». Бог возблагодарит тебя, дорогой брат Кирилл, за бескорыстный труд на пользу общине…
– Не ищу от Всевышнего наград… По вашему совету, брат Авессалом, я сегодня поработал бесплатно для очищения дурных помыслов. Однако, должен заметить, брат Авессалом, прожилины в заборе трухлявые. Пора их заменить новыми… Штакетник тоже непригоден. Заборов деревянных сейчас не ставят, а всё больше из цветного металлопрофиля.
Ревностный служитель «Царства Иеговы» оставил слова капитана о заборе без внимания. Растянув в притворной улыбке сальные губы, блестевшие после съеденной свиной грудинки, Авессалом отёр лоснящиеся щёки рукавом рубахи, доверительно понизил голос:
– Жизнь верою в Господа даст тебе, сердечный брат Кирилл, возможность всё более полагаться на Бога, доверяться Ему во всех помыслах и поступках… Открывай в молитве Богу все свои сомнения, трудности, радости, заботы и мечты… Твори добрые дела с любовью и верой. Свидетельствуй людям о Боге, приводи неверующих в нашу общину «Царства Иеговы»… Костёр хорошо горит, когда поленья собраны вместе. По отдельности они быстро погаснут. Так происходит и с верующими. Праведный верою жив будет.
– Добро, брат Авессалом. Завтра снова приду чинить забор с любовью и верой…
С лица Авессалома сошла вежливо-угодническая улыбка и оно приняло хмурый, недовольный вид.
– Чинить забор – это хорошо. Но для обустройства нашей общины нужно что-то более значимое. Сотворить доброе дело – это сделать жертвоприношение «Царству Иеговы» с любовью и верой, а главное, не сожалея о движимом и недвижимом имуществе, о денежных средствах, переведённых на счёт общины. Твоя разгульная жизнь, беспутный брат Кирилл, теперь в прошлом. Освободись от накоплений, от сейнера и берегового жилища своего и воспари душой к небесам…
– Да, надо бы воспарить, – вздохнув, кивнул капитан, мечтая о холодном пиве и солёных креветках, о солянке с копчёностями, о наваристом борще с кусками жирной телятины.
– Вот это правильно! – оживился Авессалом. – Продай сейнер, щедрый брат Кирилл, а вырученные за рыболовное судно деньги положи на счёт общины «свидетелей Иеговы». Ты войдёшь в семью божьих детей… Бог простит все твои грехи. Ты обретёшь вечную жизнь, начнёшь путь к великой цели, ради которой Господь сотворил тебя.
Душу капитана вдруг тронуло сомнение.
– До сегодняшнего дня у меня была одна цель – поймать много рыбы и того, что плавает рядом с ней. Разве не угодным Богу трудом я был занят?
– Э, нет, заблудший брат Кирилл… Ты работал за деньги, чтобы насытить чрево своё неуёмное, потратить их без пользы, – возразил капитану Авессалом, присаживаясь с ним рядом на скамью. От иеговиста мерзко пахнуло нестиранной одеждой, давно не мытым телом. Моряк с отвращением отвернулся, но служитель «царства» расценил это как нежелание вникнуть в смысл проповеди, которую намерен был донести до глухих ушей нечестивца. – Зря, грешный брат Кирилл, не хочешь слушать.