стыдится исправлять их» (Конфуций). Надо понимать: наши достоинства, если ими и обладаем, как только начинаем их использовать для хвастовства-бахвальства, теряют привлекательность для тех, кто нас окружает, а потому совершаем своего рода преступление, когда обесцениваем то, что является несомненным благом. Тщеславие всегда наносит по нам двойной удар. Во-первых, умаляет наши несомненные достоинства; во-вторых, убивает в других стремление к совершенствованию. Наши достоинства не станут вызывать раздражения, если они будут проявляться естественным образом.
Гордость
«Презрение ближнего. Предпочтение себя всем. Дерзость. Омрачение, дебелость ума и сердца. Пригвождение их к земному. Хула. Неверие. Лжеименитый разум. Непокорность закону Божию и Церкви. Последование своей плотской воле. Чтение книг еретических, развратных и суетных. Неповиновение властям. Колкое насмешничество. Оставление христоподражательного смирения и молчания. Потеря простоты. Потеря любви к Богу и ближнему. Ложная философия. Ересь. Безбожие. Невежество. Смерть души», – снова читаем у свт. Игнатия (Брянчанинова). То же – в Писании: «Придёт гордость, придёт и посрамление» (Притч. 11:20); «Погибели предшествует гордость» (Притч. 16:18).
«Разве есть благородная гордость? Её нет, а есть только гордость бесовская» (прп. Моисей Оптинский); «Гордость людей низких состоит в том, чтобы постоянно говорить о себе, людей же высших – чтобы вовсе о себе не говорить»; «Бесконечно малые люди имеют бесконечно великую гордость» (Вольтер); «У гордости тысяча обличий, но самое искусное и самое обманчивое из них – смирение» (Ларошфуко); «Начало гордости – конец тщеславия; середина – уничтожение ближнего, бесстыдное проповедование своих трудов; самохвальство в сердце, ненависть обличения; а конец – отвержение Божией помощи; упование на своё тщание, бесовский нрав» (прп. Иоанн Лествичник).
Гордость хотя и замыкает ряд смертных грехов, тем не менее не является наименьшим среди них, но напротив, её природа такова, что заключает в себе все тёмные потенции предшествующих страстей. Ибо мы можем гордиться и тем, что приносит удовольствие желудку и блудной похоти; превозносимся над ближними своими богатствами и гневаемся на них. Даже тем, что ввергает нас в состояние печали и уныния, показываем окружающим: «Мы вам не чета», у нас такие проблемы и заботы, куда уж вам, «сирым».
Иные гордятся своими духовными достижениями: смирением, терпением, религиозностью, но как только праведника настигнет дух превозношения, достигнутые им высоты обращаются в дно пропасти.
Подумаем, что может быть отвратительнее непреходящего желания находить у окружающих людей те качества, особенности характера и поведения, за которые можно было бы их «уесть», осудить. Ведь это желание есть только лёгкое прикрытие нашего стремления оправдать собственные, но по-настоящему мерзкие недостатки. Бес гордыни добывает себе пищу, копаясь в чужой грязи, при этом с предельной ответственностью стережёт в нашей душе её пороки. Пускай попробует кто-либо затронуть нас, сделав замечание. Сколько потоков «помоев» выльется на голову «обидчика», хотя бы и в сердце, ибо не каждому можно ответить открыто. Но гордыня всегда найдёт, на ком отыграться.
Главным признаком поражения нашего духа является нарушение Христовой заповеди: «Не судите, да судимы не будете…». Тем не менее многие из нас буквально отравляют свою жизнь и жизнь окружающих непрерывными попытками исправить ближнего, давать советы. И делается это только для того, чтобы убить в себе ощущение собственной несостоятельности.
Иных невозможно разубедить, что они просто придираются к людям, а не пытаются побороть в них зло. Но наше собственное отношение к тому, как к нам относятся окружающие или близкие, показывает насколько сильно влияние на нас духа превозношения. По-настоящему смиренный знает одну великую тайну: все превосходные слова о нас, когда мы их слышим и слушаем, обращаются в ложь; истину нам открывают только поносящие нас самыми худыми словами. В любом случае злословят нас не зря: либо это делают ненавидящие нас за правду (разве это – не награда); либо мы на самом деле заслуживаем порицания, и тогда нелицеприятные слова – это есть указание на то, что мы в себе обязаны исправить.
Но, научаясь воспринимать без озлобления злые о себе слова, мы должны при этом следить за тем, чтобы у нас самих не возникло горячее желание встать на путь осуждения недостатков других людей. Хотя это вовсе не обозначает, что следует оставлять без внимания зло. В других можем победить только те пороки, которые смогли преодолеть в себе. Именно в этом случае наши слова будут наполнены силой, которая перейдет к тому, о ком мы радеем.
(продолжение следует)
Василий ГРИЦЕНКО. Сакрализация прекрасного в практике нравственно-идеологического конструирования государственности
(окончание; начало см. в 79-м номере «Паруса»)
Вопросы задает Геннадий Бакуменко
– Василий Петрович, Вы вскользь коснулись темы цивилизационных отличий и особенности цивилизационного развития России. Это идея Русского мира? Того мира, вокруг которого столь много русофобской шумихи на Западе?
– В этом вопросе скрыто несколько ракурсов.
Во-первых, неоднозначно понятие цивилизации и производного – цивилизационный выбор. Собственно, особенности цивилизационного развития России связаны с тем выбором, который каждый из россиян совершает в своей повседневности, включая словоупотребление.
Например, сейчас все ПТУ (советская аббревиатура от «профессионально-техническое училище», а раньше это были бурсы1, сейчас преимущественно – колледжи) выпускают менеджеров (с английского – руководитель, управляющий или начальник). Так вот… Наплодили в России менеджеров, и они, бедные, считают себя начальниками, только не знают с чего начать.
Я часто бываю в европейских странах, как турист или на философские форумы езжу. И западный обыватель мыслит примерно так…
Сертифицированный колледжем менеджер должен быть ориентирован на евро-атлантическую систему разделения труда, в которой каждый колледж (например, в Германии) производит менеджеров только на заказ конкретного предприятия за деньги самого предприятия по требуемой предприятием специализации. Поэтому выпускник колледжа в Европе или США – это молодой человек с гарантированным для начала карьеры местом работы, с определенным социальным статусом, а дальше всё зависит от его таланта и усердия. Советские ПТУ больше соответствовали требованиям времени, чем нынешние «бурсы», потому что планово обеспечивали народное хозяйство специалистами, а руководителей страны специально готовило лишь одно учебное заведение в СССР – Высшая партийная школа при ЦК КПСС.
Если какому-нибудь государству требуются руководители, тогда такое государство, по идее, и должно заказывать их колледжам.
Зачем же современной России столько менеджеров, воспитанных за казенный счет?..
Печальная картина цивилизационного выбора скрывается в перечне рода занятий: менеджер, промоутер, мерчандайзер, дистрибьютор, спикер, фрилансер и т. д. и т. п. Если русские люди вместо дела заняты всей этой шелухой, то я теряюсь в догадках: они на самом деле русские – или делать в России больше нечего, как язык ломать, обманывая себя и других непонятными словами?
Культуры и языки во все времена варились в едином котле взаимовлияния. Но отнюдь не все культуры достигли цивилизационного уровня.
Что означает цивилизационный уровень для культуры, поясняет американец немецкого происхождения, всю жизнь изучавший наследие разрушенной европейцами доколумбовой Америки, Альфред Луис Крёбер. В своём фундаментальном труде 1952 г. он считает цивилизациями те культуры, достижения которых до сих пор считаются высочайшими культурными ценностями [1]. Естественно, носителями культур были и есть народы, имевшие или имеющие свой ареал проживания и распространения автохтонной культуры.
Британский историк, философ и культуролог Арнольд Джозеф Тойнби, насчитывая в истории человечества двадцать одну цивилизацию, определял их по наличию высокоорганизованной религии, привязанной к территории [2: 80–85]. Он же выделяет и Православную христианскую (русскую) цивилизацию, которая, по его мнению, отлична от Основной православно-христианской цивилизации, подразумевая под последней Византию и её наследие на Балканах. В свет его многотомник (12 томов) выходил в 1934–1961 гг. и каждый том вызывал большой интерес, поскольку напрочь развеивал миф его старшего соотечественника Эдварда Бёрнетта Тайлора (1832–1917) о том, что Европа – единственная цивилизация (культура), а остальные народы не достигли ещё в своем развитии подобных высот. Тайлора оспаривал и американский поляк этнограф и культурный антрополог Бронислав Каспер Малиновский (1884–1942), в отличии от других теоретиков живший среди туземцев и изучавший их культуры методом включенного наблюдения. Он-то и провозгласил тезис, что недоразвитых культур не бывает, что любая культура – это сложная система ценностей и смыслов, обычаев и традиций, придающая человеческому обществу целостность. Его труды при жизни стали известны только специалистам, да и то не все. Основной труд жизни выдающегося ученого «Научная теория культуры» (Scientific Theory of Culture) [3] был опубликован посмертно, в отличие от трудов А. Тойнби, с 1943 г. возглавлявшего исследовательский отдел Министерства иностранных дел Британии, который занимался, среди прочего, послевоенным обустройством мира.
Идея Б. Малиновского, что в естественно сложившуюся систему культуры ни в коем случае нельзя вмешиваться, чтобы не нарушить целостность общества, была услышана и разделяется поныне далеко не всеми. Попробуйте донести тезис Б. Малиновского, например, нашим деятелям или менеджерам культуры. Все ли они уровень своей ответственности способны осознать? Понимают ли современные менеджеры, что такое культура и чем она отличается от цивилизации? И, конечно же, амбициозные проекты мирового обустройства просто не могут апеллировать к науке, поскольку в корне противоречат основному этическому её постулату: табу на эксперименты над людьми с заведомо неизвестным, а оттого противогуманным результатом. Собственно, сам принцип европейского гуманизма – всё по-своему переиначить, подстроить под себя, – противоречив и парадоксален, когда речь заходит о человеке. Одно дело, когда человек сам себя переиначивает. Это может быть результатом сложного его духовного труда. Иное, когда он на другого, подобного себе, или пусть даже вовсе не подобного, покушается в стремлении его переиначить. Парадокс гуманизма состоит в том, что нет этических гуманных оснований переделывать другого человека под себя. А ведь деятели Просвещения именно эту цель и провозгласили, потому и получили в результате социал-демократию в крайних её проявлениях (анархизм, большевизм, фашизм).