– У Шукшина «Сельские жители», а у меня – «таёжные»! – радуясь творческой находке, хлопнул себя по лбу Гуляев.
Возможно, задуманная книга вышла бы в свет, но обстоятельства, которые, как известно, сильнее нас, в одночасье перевернули всю жизнь Сергея Гуляева. Всё написанное прежде, опубликованное в журналах и альманахах, вдруг показалось мелким, незначительным, пустым бумагомарательством, чуть ли не графоманством. Другая творческая мысль, внезапно озарившая его, всколыхнула, обдала жаром, поглотила целиком, вытеснив всё, что ещё совсем недавно казалось значимым и важным.
– Письма влюблённых! Две толстые пачки! Сущий клад! Как раньше не догадался?! Письма счастья! Во – сюжет! Что рассказы об охоте? Приключения, да и только… Напишу роман в письмах… Такой, как «Новая Элоиза» Руссо… Или как «Бедные люди» Достоевского… О! Это будет бестселлер! Я покажу вам! – Гуляев вскакивал со скамьи и потрясал кулаками, словно грозил кому-то.
В нетерпении, словно роман уже был написан, он бегал в зимовье из угла в угол, творческие мысли, одна ярче другой, сбиваясь, путаясь, метались в сознании отдельными фразами, диалогами, обрывками воображаемых текстов будущего романа о влюблённых.
6
Теперь Гуляев сидел у раскалённой дверцы печи, смотрел на вспыхивающие огоньки догорающих поленьев и думал. Как случилось, что он, известный журналист городской газеты, стал изгоем, таёжным жителем, сменившим уютную трёхкомнатную квартиру в элитном доме и престижный кабинет в редакции на неказистую охотничью избушку, затерянную в дикой глухомани уссурийской тайги?
Гуляев распахнул топку, пошевелил согнутым железным прутом краснеющие угли, прихлопнул дверцу.
Да… Зачем он здесь? И почему? В одиночестве создать «роман в письмах»? Но кому нужен будет его пространный опус с описанием слёзных признаний и воздыханий? Нынешнее поколение зависает в интернете, в социальных сетях… Чтением даже классической литературы себя не утруждает. Кипа любовных писем, хранящихся в деревянном ящике, обгрызенных мышами, – всё, что пока составляет основу предполагаемого произведения. За три года работы штатным охотником Гуляев не написал ни одного, даже коротенького рассказа, не говоря уже о задуманном романе. Летом мошкара, комарьё, сбор лекарственного сырья, заготовка дров, устройство солонцов и кормовой базы для косуль, изюбров, кабанов, ремонт зимовья. Осенью сбор лимонника, кедрового ореха, разноска по путикам капканов в местах обитания соболя и колонка. Зимой – охота. Поздно возвращался в зимовье, глубокой ночью ложился спать, в предрассветных сумерках вновь продирался сквозь таёжные дебри, завалы и буреломы. И так изо дня в день. Все три года…
Вот и сегодня, возвращаясь в зимовье, Гуляев намеревался взяться, наконец, за перо, раскрыть толстую тетрадь, три года назад приобретённую для этой цели в деревенском магазине, и как когда-то в редакции начать повествование. Самое трудное – первые строки. А потом всё пойдёт само собой. Клубок мыслей, давно и многократно обсужденных во время блуждания по тайге, начнёт разматываться длинными нитями. Или, наоборот, катясь как снежный ком, обрастёт художественным вымыслом.
«Ладно… Завтра начну… Непременно», – убеждал Гуляев мнимого собеседника.
Но проходили изнурительные дни, недели, месяцы, а заветная тетрадь с пожелтевшими листами всё ещё лежала в ящике, заваленная кипой плесневелых писем. И Гуляев всё чаще думал о том, что и завтра, и послезавтра, и через месяц, и через год, живя таёжными заботами, он никогда не приступит к работе над романом.
Он встал, разделся, потушил лампу и, разбросив руки, растянулся на тюфяке, набитом сухой травой. Не то глубокий выдох, не то тяжкий стон вырвался из его вздымающейся груди.
В углу за печкой шуршала клочком газеты мышь. В топке потрескивали угли. Равномерно и безостановочно тикали часы, светясь зелёными цифрами.
Сон долго не мог одолеть его…
«Не оглядывайтесь назад… Там ничего нет… Смотрите вперёд», – пришло на ум высказывание Конфуция.
Но как забыть прошлое?
Воспоминания… Воспоминания…
7
В просторном кабинете редакции газеты «Новости» скрипел принтер, распечатывая сообщения информационных агентств, под пальцами корреспондентов негромко постукивали клавиши на компьютерных пультах. Изредка раздавались звонки телефонов.
Сергей Гуляев, заведующий отделом городской жизни, только что закончил очерк о местном герое-пожарном, спасшем из огня троих малолетних детей. Он откинулся к спинке компьютерного кресла и в ожидании распечатки текста довольно потёр руки. Ещё бы! Такой материал написал! Горожанам хорошо известна фамилия журналиста, и если они видят статью за его подписью, тотчас покупают свежий номер газеты. Вот и сегодня он порадует читателей интересным очерком. По художественному отображению образа пожарного очерк получился похожим на занимательный рассказ, в котором, надо признать, автор немного приукрасил подвиг спасителя детей.
В редакции Гуляев считался ведущим журналистом, больше своих коллег «выдавал на гора» газетных строк, за что, разумеется, получал хорошую зарплату и гонорар, более высокий, чем другие корреспонденты. Редакторы ценили Гуляева за оперативность, бойкие сенсационные материалы и работоспособность. Коллеги завидовали ему, в душе недолюбливали, при удобном случае, как бы невзначай, могли, что называется, подставить.
Он помнит, как в солнечный сентябрьский день его благостное настроение от написанного очерка вдруг нарушил телефонный звонок. Неизвестный «доброжелатель» женским голосом сообщил об изменах жены Ларисы с Денисом Артюховым, руководителем театральной студии в городском Доме культуры.
– Вы лжёте! Это клевета! – срываясь на крик, задыхаясь, выпалил Гуляев. – Не понимаю, зачем вам понадобилось обливать мою жену грязью…
Фраза получилась довольно нелепой, но, тем не менее, сидящие за столами Наташа и Света из отдела промышленности, недавние выпускницы факультета журналистики, хихикнули, а пожилой фотокорреспондент Лев Абрамович Минкин громко закашлял. Телефонная трубка тряслась в руке Гуляева, когда он, красный от стыда, упавшим почти до шёпота голосом спросил:
– Кто говорит?
«Доброжелатель» пожелала остаться неизвестной и добавила оскорбительным тоном:
– Рогоносец! О романе твоей Ларисы весь Дом культуры знает. Артюхов ей лучшие роли даёт в спектаклях. И для коллег твоих из «Новостей» шашни Ларисы с режиссёром тоже не секрет… Переписку они ведут тайную… До востребования… Кстати, загляни в шкаф с нижним бельём… Там обычно женщины прячут от своих суженых-ряженых то, о чём им не следует знать. Может, и сыщешь те письма счастья…
«Артюхов… Знаю такого… Патлатый пижон из Дома культуры… – с бешено колотящимся сердцем думал Гуляев, ещё не веря в услышанное по телефону. – Очкарик с бородкой клинышком… Несколько раз давал в газете лестные отзывы о его постановках пьес… А как же… В тех самодеятельных спектаклях Лариса принимала живейшее участие… Не возражал её занятиям “для души”, как говорила она… А как иначе? Не пропадать же ей на кухне и в прочих домашних заботах… Нравится играть на сцене? Пожалуйста! И вот… Доигралась…»
8
Лёжа на спине, заложив руки за голову, Гуляев неотрывно смотрел в мрачную пустоту зимовья, в подробностях перебирая в памяти неудавшуюся семейную жизнь. Именно так всё и было. Он часто ездил в тайгу на охоту. В семейных отношениях Гуляева с молодой супругой поначалу всё было ровно, спокойно, без необоснованных вспышек гнева с её стороны. Гуляев относился к Ларисе с нежностью влюблённого по уши мужа, во всём старался ей угодить, во всём соглашался. Родился мальчик. Мишей назвали. Сергей и Лариса в малыше души не чаяли.
Да… Всё было хорошо. Но потом жену словно подменили. И всё-то ей не так… И всё-то плохо, несмотря на новую трёхкомнатную квартиру улучшенной планировки… И за столом Гуляев ест как свинья, крошки роняет, чай проливает, зубами стучит во время еды. И грудь у него «воробьиная», и причёсан не так… По любому незначительному поводу начинала ссору, не скупясь на оскорбления, обзывала старым козлом, замухрышкой и прочими далеко не благозвучными словами. Сравнение его с доходягами особенно возмущало самолюбие Гуляева. Ну, ладно, не красавец, хотя и не урод, приятен лицом, гармонично сложен, имеет первый разряд по самбо и лыжам, и силёнкой не обижен, в студенчестве вагоны с углем, цементом, мукой, картофелем разгружал, мешки с рисом, сахаром таскал на причал на спине по трапам судна. Какой же он сморчок?! И старым себя не считает. Всего-то ему за тридцать с небольшим…
Гуляев чувствовал, что стал противен жене, что она разлюбила его. «Но почему? А может, никогда и не любила… Тогда почему вышла за него замуж? Никто не принуждал… Дала согласие сразу, как спросил её, пойдёт ли за него?..»
Однажды, после банальной ссоры из-за нехватки денег, он явился в редакцию убитый горем. Корректор Голикова, дама в летах, с которой он поделился причиной семейной размолвки, коротко констатировала:
– У Ларисы, скорее всего, есть любовник.
– Да ну-у… Не может быть… Нет… Я в это не могу поверить.
– Уезжаешь ли ты из дому? На сутки и больше? Отпуск, выходные и праздничные дни, насколько мне известно, проводишь в тайге на охоте…
– Бывает… Но чтобы Лариса…
– Как знаешь, Серёжа… Женщины – народ коварный… Как сказано в индийских афоризмах: «Пусть будет дан в мужья женщине сам бог любви Аполлон, даже тогда она предпочтёт другого мужчину».
– И вы… тоже, Светлана Алексеевна?!
Голикова усмехнулась, с ироничной улыбкой посмотрела на Голикова. Её насмешливый взгляд как бы говорил: «Ну и простофиля же ты, Гуляев… Лопух… Я-то чем хуже других? Или я не женщина?»
Голикова, жеманно поведя плечиком, отвернулась, занялась вычиткой гранок свежей газетной полосы, давая понять, что разговор окончен. В её наигранной добропорядочности, в недосказанности тайн, известных только ей, красивой женщине, угадывалось нечто для Гуляева ужасное: «Хочешь верь, а хочешь нет… Твой выбор… Но если ты олень, то таковым и останешься…» Горько, обидно, досадно, что у него всё так и было. Узнав о любовнике, он понял, что жить с Ларисой дальше не в силах.