Его не победить.
А где-то за Двиною —
Окопы и пурга,
Там тешится войною
Безносая карга,
Грозя косой и ямой,
Не ведая, что тут
Её – Прекрасной дамой
Уже полвека ждут.
Она ворвётся зверем,
Растлением дыша,
И выкинет за двери
Из дома малыша,
Чтоб вечным эмигрантом
Он помнил даму ту
В шинели с красным бантом,
С цигаркою во рту.
С тех пор промчались годы,
Сменились времена,
Но призраком свободы
Чужая сторона
Его не обольстила.
В реальности иной,
Все помыслы и силы
Отдав земле родной, —
В Стокгольме и Стамбуле,
В сумятице людей,
В разноголосом гуле
Парижских площадей
Он верил, что найдётся,
Пусть очень далеко,
Тот дом, где сердце бьётся
Младенчески легко.
…А те, кто жить решили
Без Бога и Царя,
Себя передушили,
Построив лагеря.
Такие жизни, право,
Не стоят и грошей,
Из них – одна отрава
Для новых малышей…
***
В России когда-то жил маленький ангел,
Растерзанный силами слуг сатаны, —
С той страшной поры лишь ракеты и танки
Хранители нашей бескрылой страны.
КАЖДОМУ СВОЁ
Я пью за здоровье немногих…
П. Вяземский
Да, все мы, право, не герои.
Но что поделать, век такой.
Я на друзей смотрю порою
И с удивленьем, и с тоской.
Они теперь не те, что раньше,
Пришли к иному рубежу,
И что-то с ними будет дальше…
А что? – ума не приложу.
Подобно мякоти в арбузе
Один в писательском союзе
Уж покраснел: сей цвет зари —
Надёжный путь в секретари.
Другой, зелёный от запоя,
Уже ни мёртвый, ни живой,
Ушёл с безликою толпою,
Качнув упрямой головой.
А третий, злой и закалённый
В житейской мелочной борьбе, —
Нет, он не красный, не зелёный,
Он никакой, сам по себе.
И вот в сознанье оробелом
Сжигаю прошлое дотла:
Неужто я остался белым
Один из общего числа?
Да нет, я вовсе не святой.
Во мне морали пуританской —
Как у гусарского рубаки.
А не меняюсь потому,
Что до сих пор живу на той,
На той единственной, гражданской,
И, кроме белого, во мраке
Иного цвета не приму.
Иной судьбы, иного цвета
Мне в смутном мире не дано.
Друзья мои, конечно, это
Для вас и глупо, и смешно.
Но, отвергая ваши тропы,
Своей тропой пойду и я.
В расстрельном рву, у Перекопа,
Ещё хрипит душа моя.
***
Я помню старый барский дом,
В России их уже немного,
Хранивший меж столетних лип
И женский смех, и детский страх.
За ржавым, высохшим прудом
Лежала пыльная дорога,
И слышался скрипучий всхлип
Дверей на темных этажах.
Мне было грустно в этот час
И от увиденного больно,
И чудилось, как будто я,
Птенец, упавший из гнезда,
Душою в прошлое умчась,
Ищу потерянный невольно
Свой кров, где дружная семья
Живёт счастливые года.
Не оттого ли я люблю
Следы имперского величья,
Что красота дворянских гнёзд
В них так печальна и тиха?
Я боль свою не утолю,
Поскольку боль моя – не птичья,
Но в прошлое построю мост
Из строк прощального стиха.
***
Восторгом разливая
Победный полонез,
Музыка полковая
Взлетает до небес.
Имперская столица
Вся в золоте икон.
И матушка Царица
Выходит на балкон:
Узоры позумента,
Алмазы и парча,
Андреевская лента
Струится от плеча,
Взор, холоден и важен,
Решимостью горит…
Не зря обескуражен
Вчерашний фаворит:
Властительные очи
Пощады не дают,
Бежать бы что есть мочи
В спасительный приют,
Где блеском фейерверка
Расцвечена река,
Цыганская венгерка
Беспечна и легка…
Но не уйти из ряда
Камзолов и ливрей
От царственного взгляда,
Что лезвия острей.
***
Безнадёжно любя, я вздохну поутру,
Как бывалый поручик в отставке:
– Целовать бы тебя на балтийском ветру
Где-нибудь у Лебяжьей канавки!
Только ты от меня далека, далека…
И летят в заоконном дожде
Петербургского дня корабли-облака,
Будто яхты по сонной воде.
Петербургского дня голубые струи
Прожигают туман над Невой…
Но тревожат меня – нет, не губы твои —
Просто капли воды дождевой.
Я мгновенную боль доверяю перу,
Составляя любви логарифм:
Целоваться с тобой на балтийском ветру
Можно только в сплетении рифм.
Валентина ДОНСКОВА. Соловьиная песнь в судьбе
ДЕРЕЗА
Неба пурпур и бирюза,
Рыжий плёс, ивняка кусты…
Желтоглазая дереза,
Пахнут мёдом твои цветы!
Из-под тёмных витых корней
Родничок-непоседа бьёт,
Средь колючих твоих ветвей
Соловьиная песнь живёт.
Шелестящей стеной камыш,
Страстной неги полна земля,
Что ж ты, сердце моё, болишь,
Что ж ты плачешь, душа моя?!
Тёмной ночью в моём саду
Плакал сыч, как дитя, навзрыд,
Замутилась вода в пруду,
Жаба гулко в камнях кричит.
С золотым хохолком удод
Свил гнездо под стрехой в углу.
Говорит хуторской народ:
Это, в общем-то, не к добру…
Говорят, опустеет дом,
Зарастёт, одичает сад,
Все, один за одним, уйдём
И никто не придёт назад…
Наваждение злых примет
Отряхну и приду к тебе.
Цвет листвы – серебристый свет.
Стойкость в бурях минувших лет —
Соловьиная песнь в судьбе.
Солнце бьёт сквозь листву в глаза,
Ветерок теребит кусты,
Желтоглазая дереза,
Пахнут мёдом твои цветы…
***
О, этот чудный миг,
Когда в руке рука,
Когда к губам прильну
Горячими губами —
Как будто упадут
Под ноги облака,
И далеко земля —
Внизу – под облаками…
***
Ночь. Луна. Безбрежно небо.
Я иду к тебе.
Перепутал быль и небыль
Ты в моей судьбе.
Некрасива, недостойна —
Знаю, повезло.
Совесть спит во мне спокойно,
Разуму назло.
В лунном призрачном сиянье
Я иду спеша.
Замирает в ожиданье
Трепетном душа.
Ночь встречает звездопадом
Зарожденье дня,
Даже здесь, когда ты рядом,
Я ищу тебя.
***
Не знаешь ты, как я тебя люблю.
Как жадно взгляд случайный твой ловлю.
Как больно мне, и горько, и обидно,
Что всё тебя ищу, да всё тебя не видно.
И кажется, уж лучше б не родиться,
Чем этой горькою любовью отравиться.
НЕУДАЧА
Говоришь: «Не отступлюсь!
Не оставлю! Не отстану!»
Только я ведь не боюсь
Ни обиды, ни обмана.
Чтобы жажду утолить,
Лишь прильну к губам губами,
Не стараюсь угодить
Ни словами, ни делами.
Слышишь? В роще соловьи…
Помолчи…. Не то заплачу…
Быть неравною в любви —
Горше нету неудачи…
КАЗАКИ
Совесть – побудка. Время – горнист.
В грозных зарницах небо.
Ржанье коней, голоса и свист.
Запах ржаного хлеба.
Племя казачье! Сары-азман!
Племя отваги редкой!
В Старой степи спят по холмам
Кости далеких предков.
Родина наша – вольная степь,
В алых тюльпанах поле.
Принципы – выстоять и суметь,
Верность, отвага, воля!
Ветер веков не разметал
Сердце казачье (в битве – металл!).
Вечный попутчик – время,
Сердце казачье – пламя в любви.
Вера – казачье знамя!
Племя казачье, вечно живи,
Сил не теряй с годами.
Совесть – побудка! Время – горнист!
Звездный колючий ветер.
Племя казачье, крепко держись
В слове – в седле – на свете!
***
Не сказал ты мне «люблю»,
Только – «нравишься» и «тянет».
Что ж! И это я стерплю,
Только чуть больнее станет.
Мне больней, зато тебе
Легче сладить с наважденьем,
Страсти лёгким отраженьем
Я мелькну в твоей судьбе…
СЧАСТЬЕ
Жаркий полдень. В глуши сосняка
Терпко пахнет от хвои нависшей.
Тишина как печаль глубока —
Даже птичьего пенья не слышно.
С загорелых, упругих стволов
Не слетит чешуя золотая,
Лес молчит, а над ним облаков
Златоверхая, лёгкая стая
Плавно кружится в небе пустом,
Подставляя бока освещенью.
Столько жизни в пейзаже простом!
Сколько красок! Какое мученье!
Я почти не могу говорить
О живой красоте поднебесья…
Если б птицею к облаку взмыть
С искрометною звонкою песней!
Но тогда бы, пожалуй, опять
Оказалось, что этого мало.
Если б вдруг научилась летать,
Мне б чего-то опять не хватало.
Счастье с поиском век сплетено,
А иначе и не было б счастья.
Надоело бы людям оно,
Новизну потеряв, в одночасье.
ВДОВА
Лишь утро займётся,
Забрезжит едва,
В постели проснётся
Седая вдова.
Начистит картошки,
Накрошит капусту,
И печь, как машину,
В работу запустит.
Поставит кастрюлю
И чайник на печь
И примется булочки
В коробе печь.
Нажарит картошки
Наварит компот,
А белое утро
Стоит у ворот.
Вот кур накормила,
И выгнала уток,
И вынесла пойло
Свинушке в закуток.
Потом разбудила
Трёх школьниц-девчонок,
Ворчала, что те
Непроворны спросонок.
Кормила и в школу
Девчат провожала.
На сердце печаль,
Словно морось, лежала.
Своих не случилось:
Не знает сама —