ам еще и ещё раз возможность одуматься и не лишать жизни небесной собственную душу. Нам даруется время до тех пор, пока сами не откажемся от Его помощи окончательно, сознательно погрузившись в трясину страстей греховных.
Пока Господь на нас гневается, до тех пор сохраняется для нас и надежда на спасение. Куда как хуже, когда Он нас оставляет до времени в покое, не препятствуя нашему падению во власть страстей. Как известно, «мир во зле лежит», и не по воле Божьей, а по произволу отступника, который питается силой, рождаемой нашей склонностью к греху. Потому тот, кто не устраняет причины появления в своём сердце зла и лжи, начинает неизбежно исполнять роль его слуги, воина, администратора и, наконец, палача. Делают это не те, от кого Господь отвернулся, а те, кто от Него отдалился. Каждый настоящий хозяин всегда поощряет хорошо исполняющих порученную им работу. Потому и видим мы в земной жизни, как процветают нечестивцы. Упаси нас, Боже, от такого «счастья».
И всё-таки что бы ни говорили о гневе Божьем, это будет лишь попытка отразить неизменность главного доступного для нас сведения: Бог есть Любовь. То, что воспринимаем как гнев, есть только эмоциональное ощущение подчинения жизни Его законам и выражение противоречивости нашего представления о мире. С одной стороны, понимаем, что в нём действуют законы и их нарушение приводит к «наказанию», но в нашем сердце живёт сатанинское стремление установить для себя в мире собственный закон, найти оправдание своеволию, то есть желанию не следовать существующим правилам. Когда начинаем действовать по произволу, находя в своём разуме этому оправдание, то и сталкиваемся с сопротивлением творения. Это можно сравнить с тем, как человек пытается плыть против течения. Надолго ли хватит сил? Ведь и «плетью обуха не перебьёшь». Но мы, пытаясь свою волю противопоставить Его воле, неизбежно оказываемся вне закона любви, сохраняющего нашу душу от захвата её во власть греха.
Наши произвольные действия приводят к возникновению вокруг нас области зла. Но это ведь мы сами ставим себя вне закона. Любому человеку, находящемуся в здравом рассудке, не придёт в голову разжечь костёр, чтобы осветить свой дом. Кому придёт в голову устроить заплыв в воде, не умея плавать. Это понятно! Но почему не понимаем не менее простых правил и истин? Любое действие вызывает вполне определённые последствия. Как можем надеяться на то, что наша жизнь будет ограждена от несчастий, если сердце, душа и разум исполнены недобрых чувств, намерений и мыслей.
На самом деле то, что мы по своему духовному неразумению воспринимаем как гнев Божий, есть только Его милость. Она проявляется в виде указаний на последствия совершаемых нами дел; указаний на то, к чему могут привести замышляемые нами деяния. Особое недоумение возникает у нас по поводу чрезмерности испытаний, которые проходят иные из вполне совестливых людей. Необходимо помнить: каждый из нас есть продолжение своих родителей и прародителей. Мы получаем в наследство не только добро, но и долги, возникшие в результате совершённых ими злодеяний. Но это не означает того, что «сын отвечает за отца», а только указывает на необходимость остерегаться зла, переданного нам от предков. Недобрым силам есть лишь одно противодействие – следование естественному закону жизни, закону любви.
Святые Отцы учат тому, что совершение нами добрых дел не только не позволяет уязвить нас злом, совершённым нашими пращурами, но и их самих может освободить от его последствий. В православных молитвах говорится о том, что наши злые дела неблагоприятным образом могут сказываться «до третьего, четвёртого рода». Дела же благие и молитвы «внуков и правнуков» уничтожают последствия грехов предков, облегчают их посмертную участь.
Таким образом, то, что мы относим к проявлению «гнева Божьего», есть следствие безответственного отношения к закону, свидетельствующему нам о том, что любовь сильнее зла. Но для этого необходимо и отвечать на призыв Христа: «Да любите друг друга». Мы сами виноваты в наших бедах и несчастиях детей, если свою жизнь строим на фундаменте произволения, то есть на отказе следовать воле Божьей; если не желаем проявлять своё истинное основание – Его образ. Именно поэтому следует обратить своё внимание на то, что называется «страхом Господним».
О страхе Господнем
«Начало мудрости – страх Господень; разум верный у всех, исполняющих заповеди Его» (Псал. 110:10);
«Страх Господень – источник жизни, удаляющий от сетей смерти» (Прит. 14:27);
«Милосердием и правдою очищается грех, и страх Господень отводит от зла» (Прит. 6:6);
«Страх Господень усладит сердце и даст веселие и радость и долгоденствие» (Сир. 1:12);
«За смирением следует страх Господень, богатство и слава и жизнь» (Прит. 22:4)…
Можно услышать мнение о том, что страх – плохой советчик. Но что может быть хуже того, когда мы прислушиваемся к совету беса: «Бога нет, всё позволено». В результате этого попадаем в поистине смертельную ловушку. Когда свои действия начинаем строить исходя из предположения о том, что преступление можно совершить без наказания, мы тем самым отказываемся признавать в бытии наличие логики, разумного начала. А такое поведение неизбежно приведёт к тому, что на нас обрушится лавина несчастий.
По милости Божьей бывают отсрочки наступления последствий для того, чтобы опомнились и попытались обуздать свою злую волю. Если этого не делаем, то придёт время и столкнёмся лицом к лицу с событиями, вызванными к жизни проявленным нами самоволием. Не для того, чтобы нас напугать, Церковь говорит о необходимости наличия в душе страха перед Богом, а только потому, что ложное представление о том, что действия могут остаться без последствий, ломает некоторым сам хребет их личной жизни.
Посредством Церкви, Писания получаем знание о том, что тайной наша жизнь может быть только для внешнего, далёкого от нас наблюдателя. На самом деле любое движение сердца и души ведомо Господу. Но Он не простой наблюдатель, ибо даровал нам возможность заранее определять последствия замышляемых дел и намерений. Поэтому мы способны угашать силу зла. Но не делаем этого только по причине угашения собственной совести. В нас всегда сохраняется способность истину отличить ото лжи. Но злую волю может обуздать только сила страха Господня, знание о неизбежности наступления злых последствий за нечестивые деяния.
С чем можно сравнить страх Господень в обыденной жизни. Разве не опасения перед усилением болезни нас заставляет исполнять предписания врача? Разве не боязнь потерять работу или получить повышение по службе чаще всего заставляет нас неукоснительно соблюдать инструкции и неписаные правила, действующие в сообществе? Разве не страх перед родителями, воспитателями, теми, кого уважаем, часто является настоящей причиной того, что не даём развиться в себе дурным наклонностям?
Но страх перед наказанием за нарушение закона у многих из нас по мере укрепления способности к здравомыслию переходит в осознание необходимости действовать во свете совести. Ибо заповеди Божьи есть только выражение заботы Творца о судьбе своих детей; есть выражение Его любви, силою которой Он окружает нас, с тем чтобы мы имели всегда возможность на неё опереться при изгнании из своей жизни зла и греха. Страх Господень, если сохранять его в своём сердце, неизбежно переходит в стремление выявлять и уничтожать в себе то, что оставляет нас на положении раба дурным наклонностям, привычкам, злым страстям. Говоря о гневе Божьем и страхе Господнем, невозможно обойти вопрос о Божьей любви, хотя мы всё время и говорим о Боге как о Любви.
(продолжение следует)
Человек на земле и на море
Василий КОСТЕРИН. А если бы построили?
Чудище обло, огромно, стозевно, и лаяй…
В.К. Тредиаковский
– Ведь не построили же!
– А если бы всё же построили?!
Из разговора в бассейне
Ну зачем я отправился в эту библиотеку! Ведь столько подобных заведений в столице! Нет, мне надо было забраться именно туда.
Такое светлое солнечное утро. Просыпаюсь бодрым, отдохнувшим, даже радостным в предчувствии общения с любимыми книгами, как с родными по духу людьми. А потом?
Зачем, скажите, выхожу послушными ногами на станции метро Дворец Советов?! Поднимаюсь из-под земли по лестнице-чудеснице… Почто? Вот там-то и обомлеваю (кажется, нет такой формы у глагола, ну да Бог с ней, с формой). Передо мной возвышается, да что там «возвышается», нет, предо мной тянется изо всех сил вверх, рвётся в облака действительно Дворец Советов – в полном согласии с названием станции метро. Статуя вождя наверху наполовину скрыта вечными странниками – небесными тучками, но заметно, что она медленно вращается. Дворец кажется огромным, но не производит величественного впечатления. Он остаётся просто непомерно громадным, гигантским, а потому – нелепым. Он подавляет и физически, и психически. Я чувствую себя муравьишкой. Нет, – ветошкой Макара Девушкина, вошью Раскольникова, неподкованной блохой Лескова, которая вдруг разучилась прыгать. Как поверить, что в такой громаде можно заседать, хотя для прозаседавшихся Маяковского тут, думаю, рай. Но как здесь работать, творить, принимать решения, управлять отсюда страной? Тем более делать это с умом? На такую махину можно только смотреть в изумлении и столбняке. Ну, постоишь и отойдёшь, унося в памяти нереальные размеры, которые наваливаются и подминают под себя, сплющивают, притискивают к земле не только маленького человечка, который и произвёл на свет это чудище обло, но и всё окружающее: и бордовый Кремль с белейшим столпом Ивана Великого, и Волхонку, и Пречистенку, и Москву-реку с её хрупкими издали мостами, и даже всё низинное Замоскворечье с Якиманкой, Полянкой, двумя Ордынками, Пятницкой. Кажется, призвание колосса – подавлять. Не архитектура, а силовая структура. Простите за невольную рифму.