астлива ли? Ошибку в молодости совершил, что не вернулся к ней… Была бы семья, дети… А так… До сих пор бобыль. Одинокий волк…»
Глотнув коньяка, он, размышляя, машинально закупорил бутылочку, поставил её в шкафчик. Закрывая дверцу, задержал взгляд на пачке долларов, вырученных за нелегально проданную японцам сайру.
– Хороший навар… Ловко обошёл я пограничный сторожевик, – довольный сам собой, проговорил капитан, ложась в койку.
Стрелки хронометра, висящего в каюте, показывали без четверти пять. Волны размеренно валяли сейнер с борта на борт, баюкали качкой, и капитан скоро захрапел, бормоча во сне бессвязные, лишённые смысла слова.
3
Как и предсказывали метеорологи, лишь на исходе третьих суток штормовой ветер стих, волны утихомирились, и только бьющий в камни прибрежных скал грохочущий прибой напоминал о недавней буре.
На «Альтаире» запустили машину, и сейнер самым малым ходом двинулся к пропахшему рыбой заводу «Островное». Скоро судно медленно привалилось правым бортом к пирсу, и матросы сноровисто набросили швартовые концы на кнехты.
Серов вызвал к себе в каюту старшего помощника, щёлкнул ключиком шкафчика, вынул из него пачку денег.
– Вот… Возьми и рассчитайся с командой… Парни славно потрудились на этом замёте. Раздай всем поровну, чтобы никому обидно не было. Предупреди, чтобы про японцев языками не трепали, – в привычной для него грубоватой манере сказал Серов.
– Будет сделано, капитан.
– Черти съели бы с квасом этот дизель…
В открытый иллюминатор задувал свежий ветер.
– Как там погода? – спросил Серов, перекладывая в руках свитер, раздумывая, стоит ли для прогулки надевать его.
– Прохладно, капитан… Свитер, думаю, не помешает.
– Да… Надену, пожалуй… На берег сгоняю. Остаёшься за меня. Всё… Ступай…
Старпом ушёл. Серов, не без труда напялив на себя вязаный свитер, зелёный, с широкими чёрными полосами, глянул в зеркало. Огромный живот, обтянутый свитером, напоминал большой арбуз.
– Похудеть бы, – вздохнул капитан, нахлобучивая на лысую голову старую, потрёпанную «мицу» – морскую фуражку с «крабом», вышитым на заре моряцкой молодости золотыми, но за давностью лет уже поблекшими нитями. Муаровая лента на околыше поистёрлась, латунные пуговицы потускнели. С «мицей» этой случалось много забавных историй в разгульной жизни Серого Волка. Было время, когда после возвращения из промысловой путины, длившейся полгода, а то и больше, набив карманы деньгами, Серый Волк ехал в ресторан на двух «Волгах»-такси. В первой ехал сам, а вторая везла его фуражку, служившую ему неким талисманом. Он предпочитал её всем новым головным уборам, носил в любую погоду, уверовав, что она приносит удачу. Старый трал-мастер, покуривая трубку на юте, однажды сказал:
– Был случай, когда ветер сорвал «мицу» с головы капитана и унёс в море. Чуть видимая в пенящихся волнах, она то появлялась на их гребешках, то исчезала. Сильно штормило… Серый Волк приказал спустить шлюпку. Матросы, известное дело, суеверные, как все моряки, не задумываясь, попрыгали в неё, взлетая на волнах, налегли на вёсла. Море есть море, с ним шутки плохи. Недаром ведь говорят: «Кто в море не бывал, тот горя не видал». Ураганы, случается, не только малотоннажные сейнеры опрокидывают, но и огромные лайбы водоизмещением в десятки тысяч тонн переворачивают. Тут хоть во что поверишь: в святой образок, висящий на шее, в талисман, в капитанскую фуражку, видавшую виды. Лишь бы спастись, лишь бы выстоять в бурю! Промокшую насквозь фуражку Серого Волка в тот раз удачно выловили, отжали из неё солёную воду и благополучно доставили на борт. И мы все облегченно вздохнули: «Живём, братцы!» Никто из нас не ухмыльнулся: «Из-за фуражки рисковать жизнью…»
С борта «Альтаира» на пирс перекинули трап. Серый Волк под любопытствующие взгляды членов команды, сошёл по нему и неторопливой, вразвалочку, походкой бывалого моряка двинулся на берег. Его заплывшие жирком глаза, прищуренные в нагловато-презрительной усмешке, жадно обшаривали из-под мохнатых бровей посёлок рыбообработчиков, невысокие строения которого притулились на взгорках вблизи бухты.
Несколько малых рыболовных судов стояли у причалов. Склады, цехи нового рыбзавода, двухэтажные деревянные жилые дома, обшитые разноцветным сайдингом, металлопрофилем, плоским шифером… Редкие иномарки, которых здесь раньше не было, месили колёсами грязную после прошедшего ночью проливного дождя дорогу, разбрызгивали мутную воду в лужах. Несколько низеньких, похожих на сараи, магазинов. Железные, в пятнах ржавчины, гаражи для личных автомобилей разбросаны в мало-мальски удобных местах. Почерневшие от времени деревянные избы старожилов…
«Да… Кроме нового рыбокомбината почти ничего на острове не изменилось за годы моего отсутствия, – подумал Серов. – И деревянный барак общежития, где жила Вика, на прежнем месте и всё такой же неприглядный и мрачный».
Телеантеннами крыша утыкана. Стены вывесками пестрят… «Парикмахерская»… «Меркурий»… «Марина»… «Островное»… Кафе, наверно… Скучно, должно быть, живут здесь люди.
Возле бывшего общежития капитан остановился в надежде спросить у кого-нибудь про Вику Парфёнову. Никто не появлялся на улице, кроме пробежавшей мимо рыжей вислоухой дворняжки. На домах виднелись таблички с номерами, однако улицей их назвать трудно, поскольку здания в гористой местности построены хаотично.
«Ну, допустим, живёт она здесь по сей день… И я увижу её… Зачем? Что скажу?» – Серов остановился в раздумье.
Намереваясь вернуться на сейнер, он в последний раз, уже без трепетного волнения, испытанного в позапрошлую ночь, когда разбередил душу приятными воспоминаниями, бросил прощальный взгляд на здание бывшего общежития.
– Да… Ни к чему всё это, – махнул рукой Серов. Снял фуражку, вытер носовым платком вспотевшую лысину и решительно повернул к причалам «Островного».
Он не сделал и нескольких шагов, как его окликнул немолодой уже человек, худощавый, с аккуратной седеющей бородкой. Судя по свёрткам и пакетам с продуктами, он вышел из магазина. На нём была клетчатая рубашка с короткими рукавами, джинсы и сандалии на босу ногу. Очки в изящной, видимо, золотой оправе, волосы, причёсанные на ровный пробор, вежливый тон в голосе, приветливая улыбка выдавали в незнакомце интеллигентного, воспитанного человека.
– Простите… Я наблюдал за вами в окно… Вы кого-то ищете? Я здесь всех знаю…
– Вот как? Давно живёте здесь?
– Почти сорок лет… Как приехал сюда по распределению после окончания технологического института, так и остался… Понравилось… Остров красоты неописуемой… Жизнь в столице променял на Шикотан… И представьте, совсем об этом не жалею.
– И представляю, и понимаю вас как никто другой… Я ведь и сам островитянин… На Парамушире живу, в Северо-Курильске.
– Вот как?! – изумлённо воскликнул незнакомец. – Так вы тоже курильчанин?
– Да… А в молодости здесь три года на границе служил. На рыбокомбинате работал грузчиком… Вот в это самое общежитие к девушке на свидания ходил…
– Много их на Шикотане было в те годы… Студентки, работницы по найму… В грёбаную перестройку рыбзаводы развалились. Сейчас мало-помалу восстанавливают. А вы, наверно, рыбак? Ночную жемчужину на сдачу привезли?
– Штормом нас прихватило… Дизель, как назло, полетел. Пришлось весь улов за борт сплавить. На ремонт притопали. Я капитан этой неблагополучной посудины… Пока есть время, решил прогуляться по знакомым с тех лет местам.
– Никодимов. Владислав, – подал руку незнакомец.
– Очень приятно! – вяло пожал протянутую руку Серов. – Легко запомнить… Я ведь тоже Владислав… Тёзки мы.
Оба улыбнулись совпадению в именах.
– А не пропустить ли нам по такому случаю по сто грамм? – радушно спросил житель Малокурильского, радуясь знакомству с новым человеком.
– Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. То тут сто грамм, то там сто грамм, на то оно и утро!
– Прекрасно! В таком случае приглашаю в мою скромную обитель.
Островитянин бодрой походкой зашагал к неказистой избе, притулившейся под скалистым уступом почти у кромки влажного песка, омываемого набегавшими волнами. Серов, тяжело дыша, стараясь не отставать от Никодимова, еле волочил ноги, отвыкшие от ходьбы по суше.
Пока шли, островитянин в нескольких словах рассказал о себе. Он пенсионер, но всё ещё работает в «Островном» мастером-наладчиком оборудования в цехе по производству жестяных банок.
– Прошу, капитан, – сделал приглашающий жест гостеприимный хозяин избы. – Живём скромно… Здесь нам с женой ничего лишнего не нужно. Раз в месяц выезжаем на материк, во Владивосток. Раз в год в Сочи выбираемся. В Таиланд летали… В Турцию… В Южную Корею… На Бали в Индонезию… Один раз даже в Испании отдохнули. Так что оторванными от большой земли себя не чувствуем.
Никодимов прошёл на кухню, забренчал ложками, вилками, собирая на стол, а Серов, опустившись всей тяжестью своего раздобревшего тучного тела на скрипучий стул, зашатавшийся под ним, оглядел комнату. Простенки между окнами, задёрнутыми дешёвыми ситцевыми занавесками, от пола до потолка занимали полки с книгами. Большую часть домашней библиотеки островитянина составляли полные собрания сочинений русских и зарубежных классиков.
– У вас много книг… И все в новых переплётах. Вероятно, вы потратили на них уйму денег, – с ухмылкой заметил капитан, когда Никодимов вернулся с кухни.
– А куда нам с женой девать деньги? Живём вдвоём… Зарабатываем прилично… Книги – самое ценное, что у меня есть.
– Неужто вы их все читали?
– Большую часть из них прочёл ещё в школьные и студенческие годы… Иногда перечитываю некоторые из них…
– Я тоже в детстве любил читать… «Приключения Тома Сойера»… «Принц и нищий», «Последний из могикан». Сейчас уже все и не припомню.
– «Приключения Гулливера», должно быть?
– А, это про маленьких человечков? Забавная книжонка… Да… Читал, конечно.
Никодимов снисходительно улыбнулся, услышав названия перечисленных произведений детской художественной литературы.