– Это как? – не понял Серов.
– Ну, допустим, вы были половецким воином во время битвы с дружиной князя Игоря, а я вашим пленником, – странно улыбаясь, продолжал нести несуразицу Никодимов.
– Ерунда какая… Начитался в своих книжках всякой заумной белиберды и несёшь, извиняюсь, чёрт-те знает что…
– Откуда же мне тогда знать вас?
– Я же говорил, что служил здесь пограничником… Грузчиком вкалывал на рыбзаводе. С девахой из общаги любовь крутил, по острову шлялся. Скорее всего, тогда и встречались… Давай, бери рюмку и не проливай. Полная… За знакомство!
Выпили… Закусили… Помолчали.
Серов засучил рукав свитера, посмотрел на часы.
– Однако пора и честь знать… Спасибо, тёзка, за угощение. Отдельная благодарность супруге за отлично приготовленную морскую капусту, за вкусный салат. Вижу, повезло тебе, Владислав, с женой…
Капитан всей пятернёй заграбастал фуражку, привычно похлопал ею о колено, как это делал всегда, сбивая с неё капли дождя, водяную пыль после мокрого ветра.
– Пойду… Если парни поменяли вкладыш на шатуне, сегодня и уйдём. Время – деньги… Да… Хочу спросить… Ведь ты давно здесь живёшь… Девушка… Которая любила меня… Вика Парфёнова… Слышал о такой? Хотя… Столько лет прошло… Но всякое случается. Вдруг и тебе она чем-нибудь запомнилась… Вика Парфёнова. Чертовски хороша была девчонка… Многие парни на неё глаз клали… А она в меня втюрилась. Бегала за мной, как верная собачонка… Да я дурак… Упустил из рук птицу счастья. Не слышал о такой? Много их здесь в те года было… Да и что толку сейчас сожалеть об этом, – в раздумье покачав головой, вздохнул капитан. – И всё же, признаюсь, хотелось бы знать, как сложилась её судьба… Вика Парфёнова… Может, знал? – с надеждой переспросил Серов.
– Вика Парфёнова?! – бледнея в лице, пробормотал Никодимов… – Вика Парфёнова… – словно что-то припоминая, одними губами прошептал он, отвернувшись к окну, чтобы не смотреть на капитана.
Он много раз представлял себе образ молодого человека, которого любила Вика. Неужели этот тучный неряшливый старик отталкивающей внешности и есть тот самый красавчик-солдат, покинувший её навсегда, о котором она вздыхает по сей день? Да… Именно так и есть… Это он, её возлюбленный, из-за которого она так долго не давала согласия выйти замуж, с равнодушием относилась к настойчивым ухаживаниям. Да… Именно так… Из-за этого грубого, неотёсанного рыбака Никодимов всю жизнь оставался глубоко несчастным человеком. Тщетно пытался он пробить брешь в невидимой стене, воздвигнутой Викой между супругами с первых дней после их скромной свадьбы в общежитии рыбокомбината. Он знал: Вика покорилась, сломленная его настойчивостью, ласковым обхождением, увещеваниями подруг, потому что устала сопротивляться, но в душе, как и прежде, не испытывала к нему никаких чувств. Она продолжала безумно любить того красивого, статного молодца, по слухам, весьма похожего на артиста кино Николая Ерёменко. Она часто приходила на берег бухты, подолгу стояла на ветру, вглядывалась затуманенным взором в морскую необъятную даль и ждала его возвращения.
И так… всю жизнь.
И Никодимову горько и обидно было сознавать, что Вика, невзирая на его нежную любовь и щедрость, на безмерную заботу о ней и стремление порадовать её норковой шубой, золотыми украшениями, безмятежным отдыхом в дорогих заграничных отелях, бросила бы его без сомнения, без сожаления, без малейшего колебания, если бы вдруг вернулся её красавчик и позвал бы за собой хоть «за тридевять земель…» Доведённый до отчаяния Никодимов иногда срывался, выходил из себя, принимался кричать на неё, укорял согласием выйти за него замуж, называл холодной, бездушной и жестокой. Она молча утирала слёзы. Его убивало нежелание жены иметь детей. Она избавлялась от беременности, несмотря на непрестанные уговоры мужа не делать этого. «Как ни страшно признаться самому себе: Вика не хочет иметь ребёнка от меня», – подумал однажды Никодимов, прочтя рассказ Сомерсета Моэма «Непокорённая» о француженке, утопившей в ручье своё новорожденное дитя, зачатое от насильника-немца. И когда Никодимов со всей безысходностью положения отчётливо понял это, ему захотелось бежать из безрадостного скучного дома, где ничто не связывало их. Просто открыть дверь и уйти, но разом перечеркнуть всё, что было, не доставало сил.
Снедаемый нестерпимой душевной болью, потерявший надежду обрести любовь Вики, он остыл в своих чувствах к ней. Когда перехватывал ищущий взгляд Вики, брошенный в сторону моря, ярость уже не обуревала его. Он лишь досадливо морщился, видя поникшую фигуру женщины, бывшей в молодости стройной и обаятельной. Грусть, застывшая в её некогда прекрасных синих глазах, поблекших от бесконечной печали, не волновала, а раздражала его. Так прошли годы. Вика состарилась. Теперь и он не любил её. Былая страсть его к ней утратилась бесследно. Они проживали вместе, но раздельно, относились сдержанно и снисходительно друг к другу. Обращаясь к нему с каким-либо вопросом, Вика называла его не по имени, а по фамилии…
Никодимов довольствовался чтением книг, она телесериалами. Только и всего… «Прошла любовь, завяли помидоры, – молча констатировал он сей неоспоримый факт, подводя итог напрасно потраченным годам, брошенным к ногам Вики. – Моя любовь… Заботы… Хлопоты… А ей это совсем не нужно было…»
Мысли о прожитом вихрем пронеслись в голове Никодимова, пока он раздумывал, стоит ли признаться Серому Волку, что Вика… Виолетта Алексеевна, теперь не Парфёнова, а Никодимова…
– Ты так и не ответил на мой вопрос о девушке из общежития… О Вике Парфёновой, – напомнил капитан, взявшись за дверную ручку.
Никодимов вздрогнул, потому что в эту минуту дверь открылась, и в дом вошла пожилая полная женщина с лицом не тронутым косметикой.
4
«Вот сейчас… Сейчас всё прояснится. Она признает в этом чудовище Владислава Серова, – торжествуя в душе, подумал Никодимов. – А он узнает её… Старую клячу!»
– Добрый день, хозяюшка, – снял фуражку и преклонил лысую голову капитан. – Благодарю за угощение… Вы прекрасно готовите. Извините… Мы тут с вашим муженьком посидели немного. Всего хорошего, – пьяно пошатываясь, пробормотал он, нахлобучивая фуражку. – Бывайте здоровы…
Дверь закрылась за Серым Волком.
Никодимов, глядя в окно на удалявшегося нескладного человека, с трудом волочившего своё тяжёлое тело, по-слоновьи передвигавшего толстые ноги в сапогах с подвёрнутыми голенищами, иронично хмыкнул:
– Стоило страдать всю жизнь из-за этой толстой развалины.
– Ты о чём? – снимая куртку, безразлично спросила жена, брезгливо косясь на стол с объедками.
– А… Это я так… Ни о чём… – махнул рукой Никодимов.
– С кем это ты квасил здесь? – сердито спросила Виолетта Алексеевна. – Какого отвратительного старика притащил в дом. С какой помойки? Накурил… Окурков набросал… Грязи нанёс сапожищами.
Он посмотрел на неё с нескрываемым презрением.
– Так… Знакомый один… Моряк… Кстати… «Игорь Фарахутдинов» через два часа уходит в Корсаков… Я ещё успею на теплоход… В Москву уезжаю.
Никодимов наскоро оделся, взял большую дорожную сумку на колёсиках и с выдвижной ручкой… С этой сумкой в былые времена они вдвоём путешествовали в разные страны. В ней давно всё собрано к отъезду: вещи, деньги, документы.
Никодимов в последний раз с тоской посмотрел на полки с книгами, вздохнул глубоко:
– Прощайте, друзья! – не глядя на жену, глухо произнёс: – Книги передай в библиотеку островного клуба… Ни к чему им пылиться тут без надобности.
– Ты когда вернёшься? – спросила она, с недовольным видом убирая посуду со стола.
– А зачем мне возвращаться? – он вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы услышать в ответ просьбу остаться, слова сожаления о расставании и о том, что нельзя вот так разом вычеркнуть сорок лет совместного проживания на острове.
– Ну и катись… Не велика потеря, – безразличным тоном буркнула Виолетта Алексеевна. – Притащил в дом какое-то чудище… Просто диву даюсь, Никодимов, где ты нашёл эту неряшливую образину? Что-то не встречала у нас на Шикотане таких неприятных людей.
Никодимова вдруг обуяло злорадное чувство мести.
– Вот с ним, с этим чудищем, ты была бы безмерно счастлива, – пьяно куражась, с сарказмом проговорил он и расхохотался. – А я-то дурень, всё боялся, что явится некий капитан Грей и увезёт мою милую Вику, ведь она так его любила, так страдала, так ждала его… Ха-ха-ха… И вот явился! Капитан… Но без алых парусов… Господи! – воздев руки к потолку, вскричал Никодимов. – И что же теперь, Господи?! А нет страха! Потому что всё кончилось. Нет Серого Волка! Есть примитивное создание, затасканное и потрёпанное. И вот они встретились! Красавица Пенелопа, машущая лавровой ветвью со скалистого морского берега, и странствующий Одиссей! И не узнали друг друга! Ха-ха-ха…
– Ты что мелешь, Никодимов? Напился и несёшь несусветную чушь… Давай, вали, куда собрался, – проворчала из кухни Виолетта Алексеевна, составляя горкой мытые тарелки.
«Она же решила, что я никуда не уйду! – подумал Никодимов. – Сорок лет был рядом и еще столько же буду…»
– Так ведь это был он! Понимаешь?! Он! – с визгливым смехом, громко выкрикнул Никодимов. Он испытывал и боль от безразличия жены, и какую-то болезненную радость от того, что избавился, наконец, от гнетущего чувства страха перед неизвестным суперменом.
– Не поняла… Кто он? – наконец насторожилась жена.
– Серый Волк! Любимый твой! Пограничник Серов. Красавчик Владик. Что?! Не признала?! А-ха-ха-ха… – надрывался в неудержимом хохоте Никодимов. – Сорок лет ждала, а явился – чудищем обозвала!
Старая фарфоровая тарелка выскользнула из рук Виолетты Алексеевны, со звоном разбилась.
«Посуда бьётся к счастью», – машинально подумал Никодимов и насмешливо сказал:
– Твой дружок забыл на столе зажигалку… Есть повод для встречи после столь долгой разлуки. Беги к нему! Отдай зажигалку и заключи в жаркие объятия! Сейнер «Альтаир» у причала рыбзавода. Он его капитан…