Кроме того, я никак не могу понять, почему историю защищают не историки, а писатели, блогеры, публицисты и политические комментаторы? Что за сумятица мнений и дьявольская смесь! Вы можете представить армию, состоящую из партизан? Я – нет. И я вижу, как эта война становится “кормушкой” для тех, кто зарабатывает на спекуляциях. Тут суть в том, что один хороший историк может заменить “стопятьсот” блогеров и политических комментаторов, потому что ничто так сильно не бьет по доводам оппонента, чем возвращение к истокам приводимых в споре фактов и уже потом нового их рассмотрения…
…Жаль-жаль-жаль, сто раз жаль, что, например, я не только не слышу «историков литературы», я даже не знаю, есть ли такая профессия.
Простейший пример: не так давно Петр Порошенко буквально пропагандировал стихи Михаила Лермонтова “Прощай, немытая Россия…”, но если порыться в интернете, то… Тут, как говорится: “Поздравляю вас, господин соврамши”. Предположительно эти стихи могли бы быть написаны поэтом в 1840–1841 годах, но оригинала нет и впервые “вершина политической мысли” Лермонтова проклюнулась на свет Божий в 1873 году, когда пушкинист Петр Бартенев отправил письмо известному издателю Петру Ефремову с пометкой: “А вот еще стихи Лермонтова, списанные с подлинника”. Но ни в одно из пяти (!) переизданий сочинений поэта эта сенсационная “вершина” не вошла на том простом основании, что… издатель посчитал эти стихи шуткой пушкиниста Бартенева. Например, первая строка уж слишком сильно перекликается с известными пушкинскими строками “Прощай, любезная калмычка…” или “Прощай, свободная стихия…” Кстати говоря, за Петром Бартеневым уже водились подобные грешки, например, мифологическая статья “Об А. А. Фете и его кончине”. Но многое изменилось уже во время советской власти… Ей был выгоден “маленький, но победоносный” скандальчик, и именно по этой причине “политическая вершина” была все-таки приписана Михаилу Лермонтову…
Но ладно бы Петр Порошенко!.. Анализ этого стихотворения “Лермонтова” (тут только так, в кавычках) проводит Владимир Владимирович Путин (ролик нашел на RT, кажется, в 2016 году), и он… оправдывает поэта, мол, тот все-таки уезжал на Кавказ, был офицером, служил России и т.д.
Что это?! Как это?! Я понимаю, что со скукой каждый борется по-своему, но нельзя же так!.. Это же безграмотно – цитировать стихотворение поэта, которое, если и может быть включено в сборник (при огромнейшем желании, конечно), то только с пометкой dubia (лат. – “сомнительное” – произведение, приписываемое тому или иному автору). Тут снова повторяю, что первоисточника нет, стихотворение 37 лет после смерти поэта нигде и никак не упоминалось, это же просто dubia в квадрате! Господа, нельзя быть патриотом там, где им быть просто невозможно, и пожалуйста, проверяйте фактический материал…»
– Кажется, хватит… Алексей Николаевич, Вы где?
– Здесь, Ирина Владимировна.
– И я здесь… Алексей Николаевич. Сознательно продлила цитату из Вашего письма до тематики, уже, казалось бы, не имеющей прямого отношения к нашему диалогу, но сделала это затем, чтобы показать, что и Вы тоже любите порассуждать на темы, не имеющие к литературе прямого отношения.
– Все мы смертны…
– А написать рассказ и высказать в нем свою гражданскую позицию на эту же тематику (например, по стихотворению Михаила Юрьевича Лермонтова) у Вас получится?
– Думаю, что нет.
– Тогда насколько Вы честны в своих обвинениях по отношению к другим?
– Ирина Владимировна, наивный не может быть бесчестным. Вы же сами говорили, что в начале нашего диалога я выглядел несколько глуповато. Но тут дело не в уме, а в том, что… Все то, что я хотел бы сказать, не так просто выговорить.
Представьте себе поле или большую лесную опушку. На этой полянке – человек, вокруг него – цветы и трава, над головой – голубое небо, а где-то там, совсем недалеко, извилистая и чудесная речушка. Вне сомнения, в этой речке отражаются облака, а вот в человеке, примерно так же, отражается все это поле с цветами и рекой…
Замечательная картина, правда?
– Правда. Зачем Вы ее нарисовали?
– Я уверен в том, что существует и творческое «поле», некое творческое пространство, которое создает любой художник. В сущности, оно невыразимо или почти невыразимо, потому что нельзя описать каждый цветок или секундную рябь от порыва ветра на поверхности реки. Но это «поле» заполняет собой всё и в писателе, и в читателе, до самых уголков их глаз. Без него невозможно и созидание, и понимание созданного.
Вы цитировали меня, теперь я процитирую Ваше письмо (17 апреля сего года):
«…Сразу скажу, что была бы очень рада продолжению “Техники литературы”. Меня это тоже очень интересует– и как преподавателя “Теории литературы”, и как человека.
Понимаю всё, что Вы говорите об этом, потому что у меня есть очень похожий “смежный” опыт бессилия передать то, что ты понял или “открыл”. Когда говоришь об этом словами– а как иначе?– то даже если эти слова находятся, их смысл ускользает от восприятия собеседника. Слышится совсем другое– совсем очевидное, искажающее смысл. Потому что твой опыт всегда– между слов. А это “прожитие” (нижняя часть айсберга)– не передаётся.
Когда-то мне попадалась теория о “спящем (непроявленном) знании” (sleepingknowledge). Понятие не из отечественной психологии, а из зарубежной (думаю, из американо-европейских теорий менеджмента). Но я поняла, что наши классики, в первую очередь Пушкин, Достоевский (да и другие), давно об этом знали.
Это знание, которое не может быть передано напрямую. С этим столкнулись управленцы, когда пытались передать опыт лидеров продаж менее успешным коллегам. Мало того что описать этот опыт было трудно, его оказалось невозможно воспроизвести, повторить.
Но оказывается, как-то по касательной, опосредованно этот опыт всё-таки передаётся– может быть, в совсем отвлечённой беседе на другую тему, может быть, приходит в виде озарений или через подсознание.
Но вот эта попытка рассказать о “технике литературы” очень похожа на попытку передать “спящее знание”– которое в какой-то момент может проснуться– уже в другом человеке.
Опыт наших бесед здесь мне видится наиболее адекватной формой передачи смысла читателю. А наша система работы над текстом– пока обе стороны не будут довольны– не пропустит фальшивых нот…»
Ирина Владимировна, я уверен, что Вы поймете мою… точнее говоря, конечно же, не мою, а только в моем изложении, «теорию поля», о которой я говорю?..
– Да, мне кажется, что понимаю.
Кстати, я едва ли не прослезилась от Вашего трогательного внимания к моим эпистолярным высказываниям: хотя бы в этом письме я похожа на саму себя.
– Так вот, я смею утверждать, что творческое «поле», о котором мы с Вами говорим, всегда должно быть своим, то есть созданным всем тем «невыразимым», что находится внутри писателя или режиссера.
– Подождите!.. А оно разве может быть чужим?
– Может. Может, если вы берете чужие идеи, говорите о том, какой вы умный и как легко вы переспорите эти чужие идеи в своем романе или кинофильме. В цикле фильмов Никиты Сергеевиче Михалкова «Утомленные солнцем» я не увидел его «поля». По крайней мере, то, что он создавал, было чуждо тем «полям», которые он создавал раньше.
– Не упускаем из виду, что это только Ваша личная оценка…
– Подождите!.. А разве я претендую на большее? У меня нет ни малейшего желания учить Никиту Сергеевича уму-разуму, я высказываю только свои зрительские впечатления, и пожалуйста, простите мне попытку некоей «теоретизации», уж таким я уродился. Но я точно знаю, что нельзя так бездумно относиться к «теории поля». Я отлично знаю, что некие споры (политические, околополитические, нравственные, цивилизационные и т.д.) происходят в любой писательской или режиссерской душе. Но что важнее, эти споры или… Ирина Владимировна, как Вы думаете, что может быть важнее?
– (улыбается) Наверное, что больше по смыслу, то и важнее.
– Разумеется. Но что больше внутри душевных и внутри разумных споров? Для меня – лично для меня! – важнее талант, дарованный человеку Богом. Потому что талант – это тот язык, которым Бог разговаривает с людьми. И сегодня я с какой-то особенной болью понимаю, что для того, чтобы убить народ, нужно, в первую очередь, убить его талант, а вот когда люди останутся в темноте и пустоте, тогда…
Да, человек – свободен, он парадоксально и безмерно свободен, но все-таки талант (каким бы он ни был) находится не в его личной собственности. Талант можно продать, но тогда замолчит Бог, потому что Бог не управляется человеком с помощью магических слов, какими бы молитвенными они ни были, или действий, какими бы грандиозными они ни казались.
Один из вариантов перевода слова «религия» на русский звучит как «воссвязывание», то есть восстановление связи с Богом. На мой взгляд, талант – это практический инструмент «воссвязывания». Но этот глагол обозначает две «точки», понимаете? Например, на картине Микеланджело Буонарроти «Сотворение Адама» Бог протягивает человеку руку, и мы видим два – два! – действия: со стороны человека (неуверенное и робкое) и со стороны Бога – уверенное и сильное…
Знаете, я очень люблю «Войну и мир» Льва Николаевича Толстого и перечитывал эту замечательную книгу до тех пор, пока она… не знаю… не отпечаталась во мне, что ли? Но вот когда, в самом конце романа, Лев Николаевич заканчивает рассказывать о судьбах своих героев и начинает излагать свои собственные суждения, то для меня это звучит… снова не знаю… ну, примерно как удары палкой по забору после того, как умолкли последние звуки гениальной скрипки. Лев Николаевич закончил свой диалог с Богом и вдруг взялся рассуждать вслух, но уже без Него…