Я уж не говорю о том, что постоянное оправдание Вами советского богоборческого режима тоже делает Вас «мальчиком для битья», позволяя оппонентам утверждать, что Ваша, мягко говоря, нечестность в этой области Вашей патриотической мысли проявляется и во всем другом.
Например, когда Вы разоблачаете русофобских сепаратистов в бывших советских республиках, объявивших себя независимыми государствами – разве не советская власть ленинским декретом дала им право на самоопределение в щедро нарезанных границах, привлекая их этим к борьбе против «черносотенного» народа великороссов? Разве не большевики во главе с Лениным создали Украину? И учитывая этот несомненный факт, разве уместно Вам сетовать на лениноповал и декоммунизацию – Вы ведь этим только помогаете укронацистам маскировать их действительную цель: дерусификацию под видом очищения от советского идеологического наследия.
Или: разве советские научно-технические достижения и индустриализация были возможны только благодаря мудрому коммунистическому руководству, а в царской России была только пресловутая деревянная «соха», с которою приняли страну большевики? Да и какие материальные достижения могут быть оправданы страшной ценой в десятки миллионов жизней и искореженными душами выживших в этом Русском холокосте?
Вот и в данном выпуске Вы смешно сравниваете донос на Вас редактора «Московского комсомольца» Гусева с большевицким террором: «Вот он! Вот он, 37-й год! Вот! Донос на соседа», – как будто в 37-м году в сталинском СССР происходило то же самое, столь же банальное, как поведение г-на Гусева (кстати, о гнусности его безнравственной газетки Вы почему-то не упомянули, по многолетней соседской дружбе с таким достойным человеком?).
Вот так, смешивая правду (отпор либералам-русофобам) с ложью (отмыванием богоборческого режима от народной крови), Вы дискредитируете в глазах оппонентов (не только либералов) и свою правду. Потому что либералы-русофобы, как правило, одновременно являются и антисоветчиками, весьма чуткими к совпатриотической лжи (и в этом тоже имеется их частичная правда при всей их русофобской лжи). Полемизировать с ними нужно в ином ключе.
К тому же, когда Вы справедливо порицаете безбожие, безнравственность и развращенность либеральной оппозиции, ее комплекс неполноценности перед Западом, – то ведь почти все они выросли в СССР, и разве причиной этому их состоянию не является советская безбожная идеология и общая атмосфера, приспособительная классовая мораль, очернение коммунистами исторической России и русского национального наследия, а также пропагандное преувеличение пороков Запада и прямая ложь советского агитпропа в духе Холодной войны («а у них негров вешают»), которая вызывала и вызывает обратную реакцию у не совсем уж глупых людей, и тем более у молодежи? И сейчас нередко топорная антизападная пропаганда российских идеологических служб, смешивающая оборонительную правду (неужели ее одной недостаточно?) с прежней советской неумной ложью, – имеет тот же эффект.
Поэтому хотелось бы вернуть Вам Ваши слова, Никита Сергеевич, обращенные Вами к своим зрителям: «Думайте. Думайте, анализируйте… Принимая решение, думайте о том, чем оно вам отзовется через день, два, год, сто лет. Это необходимо для большой страны. Но для этого мы должны оценивать, кто говорит, что говорит, кто пишет, что пишет, кому верить, а кому нет».
Иначе и Вам, Никита Сергеевич, веры не будет даже в том, что Вы говорите правильно (например, о Познере и Грефе). Особенно если Вы не добавите к этому – какой вышестоящий русофоб-покровитель поставил их (и не только их, но всех объектов Вашей критики, начиная с создателей Ельцин-центра) и держит их в этих должностях…
Физика и лирика
Наталья СЕРИКОВА. Остановитель
Рассказ
Блаженны нищие духом…
Мф. 5:3
1
Ночь. Тихо тикают часы. В комнате тепло и душно. Я подхожу к окну, открываю форточку шире, вдыхаю свежий морозный воздух. Штору можно отодвинуть – теперь новолуние, и тьму за окном лишь слегка рассеивает фонарь за углом.
Я вдруг вспоминаю: остановитель! Невероятно, фантастически, уму непостижимо! Я чувствую, как начинает сильнее стучать сердце, и не сразу подхожу к полке, где лежит оно – необъяснимое, нереальное, бесценное приобретение!
Не знаю, кто, как и когда мог вложить в посылку вместе с часами этот предмет, не понимаю, почему в тот момент, когда мы его увидели, никто не испугался – наверное, потому, что он выглядел, как старый знакомый, как пришелец из детских снов или фантазий, которыми тешатся многие маленькие мальчики и девочки, когда долго не хотят спать или когда им не с кем гулять на улице. Мы просто нажали на кнопку и направили вышедший лучик на стену…
Остановитель лежит у меня в руке, такой приятный на ощупь – он весь из металла, похож на часы: под стеклом – циферблат, часовая, минутная и секундная стрелки, сверху – кнопка, как у секундомера.
Я вдруг почувствовала, что не хочу спать, и одновременно с этим вспыхнуло желание вернуться снова к арии из «Бразильской бахианы» Вила-Лобоса, которую я разучивала много лет назад. Я услышала звуки этого произведения сейчас очень явно, почти громко, как будто всё, что звучало днем, теперь уснуло и уступило сцену незримому, неслышимому, непроизносимому – снам, мечтам, воспоминаниям… Звучавшую в голове «Бахиану» исполняли виолончели в сопровождении оркестра, но я знаю, что мои руки способны, вдохновляясь трепещущим желанием, извлечь из любимого черного пианино живые, восхитительные звуки, воссоздающие все тот же узнаваемый музыкальный образ.
2
Я вспомнила ту комнату за стеной…
Там много света и воздуха. В открытое окно врывается симфония птичьих голосов. Ветер развевает тонкую бежевую штору, словно парус. Я представила, как подхожу к окну посмотреть – все ли в порядке с моими растениями и богомолом? А, ты жив, курилка! Мой питомец смотрит на меня, поворачивая вслед свою человекоподобную мордочку. Прости, я подойду к тебе позже. Сейчас – пианино. Мое пианино, черное, огромное, волнующее, слегка потертое и тем более живое и значительное, тоже ждет встречи со мной – оно похоже на огромного человека, старого и мудрого, всегда расположенного к беседе.
Скорее, к нему!
Сжав остановитель в руке, боясь разбудить спящих, я тихо подхожу к стене и направляю в ее середину лучик. Сначала яркий, остренький, он быстро начинает расширяться и весь переходит в большое, выше меня ростом, бледно-изумрудное пятно на стене, уходя куда-то далеко вглубь. Я немного волнуюсь, как всегда, но решительно ступаю в это зеленоватое сияние и, зажмурив глаза от света, переступаю порог…
3
Я стою какое-то время, не сразу открывая глаза. Вот свет уже не так ярок, становится тише стук бьющегося сердца, и я снова слышу тиканье часов – других часов. Я слышу новый запах – это оставшийся после моего прошлого посещения запах ароматической палочки. Она, видно, все еще тлеет. Открываю глаза – да, так и есть! Как замечательно, здесь день!
Моя милая, любимая комната! Вот и мое пианино. Оно черного цвета, пятьдесят шестого года выпуска – очень старое, но идеально настроено и прекрасно звучит. Это черное пианино я не променяю ни на что, это – душа моя. На его верхней крышке разместились: стопка нот, метроном и компания мягких игрушек.
Этот чудесный остановитель исполняет все желания, которые можно было бы объединить словами «дом моей мечты». Когда мы направляем лучик на стену, каждый из нас получает воплощенный образ места, где ему хочется отдохнуть, заняться чем-то своим – тем, на что вечно не хватает времени и сил. Каждый из нас создал свое обиталище таким, каким ему хотелось его видеть, наполнив жилище теми вещами, которые всегда хотелось иметь или теми, что когда-то были дороги, вызвав все эти вещи из воображения или из памяти – так, что, глядя на эти комнаты, легко можно было сложить представление о внутреннем мире их хозяев, об их настоящих потребностях, о которых даже самые близкие не всегда догадывались.
Мой старший сын был бы не прочь поселиться в загородном домике, похожем на нашу дачу. Но без людей ему показалось не очень уютно, и тогда он «выстроил» грот – вроде того, в котором жил Ондатр из книги про Муми-тролля. Впрочем, сын уходит туда редко и ненадолго – если обидится на кого-то или не хватает времени на компьютерную игру. Гораздо больше ему хотелось бы найти какое-нибудь общество мальчишек, дружелюбных и увлеченных, как и он, игрой в «войнушку» – но, увы, остановитель не исполняет такие желания.
Младший сын вызвал к бытию большую комнату, где он проводит часы, строя города и макеты. Вся его комната уставлена коробками с «Лего», наборами для моделирования, бумагой, картоном, банками с краской и клеем, обрезками пластика, пакетиками с искусственным мохом, маленькими человечками, разными детальками и вообще всем тем, что еще необходимо для его занятий. В углу стоит деревянный столик с заварным чайником, графином, наполненным водой до половины, тарелочкой с конфетами и сахаром. Больше пока ему ничего не нужно.
Надо сказать, что то время, которое мы проводим в наших комнатах, идет совершенно независимо от нашей обычной жизни – пока мы здесь, там не проходит и минуты, и, по нашему желанию, здесь может быть любое время суток или года. Мы также можем ходить друг к другу в гости, что мы часто и делаем. В общем-то, с тех пор, как у нас появился остановитель, наша жизнь, конечно, сильно поменялась.
Особенно это почувствовали мы с мужем. Нам всегда не хватало времени на все. Бывало, только я возьмусь за рукоделие, посижу, как кажется, совсем немного, а проходит на самом деле уже три часа, и день близится к концу, и спать уже пора. И так досадно, что ничегошеньки, как мне кажется, не сделала сегодня! А на другой день – другие дела, и нет никакой возможности присесть еще целую неделю, а когда найдется, наконец, минутка, опять не успеешь сделать ничего. А ведь столько желаний! И что прекрасно – эта чудесная штука, наш остановитель, решает и денежный вопрос. Ну вот когда бы я смогла приобрести новое пианино? И не только пианино, но и клавесин. А муж смог устроить для себя даже два помещения – отличную мастерскую с лучшими инструментами и досками и кабинет с компьютером. Дети, да и я сама, очень любим заходить в мастерскую – посмотреть на папину работу, подышать свежим запахом древесных стружек, самим что-то постругать.