Ирина Калус, Любовь Артюгина, Николай Смирнов, Нина Ищенко, Алексей Котов, Вячеслав Александров, Иван Марковский, Василий Костерин, Александр Савельев, Александр Сидоров, Иван Жилкин, Михаил Назаров, Валерий Храмов, Евгений Разумов, Леонид Мачулин, Юлия Самородова, Еп. Геннадий Гоголев, О. Александр Авдеев, Садагет Керимова, Юлия Сытина, Вадим Кулиниченко, Юлия Кравченко, Максим ЖурковЖурнал «Парус» №83, 2020 г.
Цитата
Иван ИЛЬИН
Природа никогда не создаёт шума. Она учит человека величию в тишине. Молчит солнце. Беззвучно разворачивается перед нами звёздное небо. Мало и редко слышим мы что-либо из «сердцевины земли». Милостиво и блаженно покоятся царственные горы. Даже море способно к «глубокой тишине». Самое великое в природе, что определяет и решает как таковую нашу судьбу, происходит бесшумно.
Я вглядываюсь в жизнь. Книга раздумий. 1939
Художественное слово: поэзия
Евгений РАЗУМОВ. Иллюзий мотыльки
Поздравляем Евгения Анатольевича с юбилеем
и желаем ему дальнейших творческих успехов,
крепкого здоровья и семейного счастья
***
Чистого снега для баб маловато
выпало в этом году.
Лучше мы кошечку слепим, ребята,
кошечку слепим коту.
(Вон у забора сидит, горемыка,
март ожидаючи свой.)
Паша Темпачин не пьет поелику —
смотрит в окошко живой.
Пусть полюбуется эдаким зверем.
(Баб, что ли, он не видал?..)
Мы ведь в добро и в Темпачина верим
(мы – это целый квартал).
Нечего, скажем, хлестать бормотуху
в мире, где колют дрова,
чтобы согреть старика и старуху
перед лицом Рождества.
Не переделаешь всех рукоделий
и за четыреста лет.
Ты доживи, доживи до капелей,
Паша Темпачин, сосед!..
***
Внуку Косте
«Буколика» – прижму очередную книгу
(пиджак очередной поморщится – «глупец»),
автографы раздам (писатель поелику)
и в шлепанцы вернусь, где костромская ТЭЦ
отопит этот дом… Зима очередная
навеет мне тоску, но водка – возразит.
(Мол, надо жить, дурак!..) И, внука пеленая,
я улыбнусь в душе – небритый паразит.
Ведь жизнь – еще дана. Вкуси ее горбушку.
И завари чаи, где мята и чабрец.
И просуши от слез промокшую подушку.
И позвони, дружок, на костромскую ТЭЦ —
спасибо, мол, за то, что мы об эту пору
из шлепанцев глядим в окне на снегиря —
и я, и Константин. И нету уговору
изображать тоску на фоне января.
И пусть проходит жизнь (и пусть – очередная) —
мне костромская ТЭЦ из трубки скажет: да,
до мая хватит нам (мазута, полагаю).
Ты знаешь, как шмели начнут гудеть тогда!..
ИСКУШЕНИЕ
П. Корнилову
Павел, когда эклога – вроде дождя и снега,
вроде дождя и снега – все остальные мысли.
Вот и сейчас… Подумал – и поперхнулся: эко,
как небеса под раем, дескать, уже провисли.
(Да и под адом то есть.) Вторя весенней кепке,
странно кричит ворона, ветку считая домом.
Не упадет с березы – лапки вороньи цепки.
Странно – и я с березы что-то кричу знакомым.
Дескать, живите, люди и остальные птицы.
Ну, а меня с вороной не поминайте лихом.
Возраст такой приходит: кажется жизни – снится.
Поздно летать по вишням, яблоням, облепихам…
Вот на березе каркать… Вроде дождя и снега.
Вроде дождя и снега изображать природу.
Это по нашей части (птицы и человека).
Может, природе этой кто-то напишет оду.
В мае. Когда от вишни не оторваться глазу.
В мае. Когда береза тоже исходит соком.
Не полететь ли, Павел, мне к молодому вязу,
к тем (чем тебе не Брейгель?) двум или трем сорокам?..
***
«Скоротечна римская минута», —
думал и Проперций, и Катулл.
«Господи, часы у них откуда?..» —
подо мною покачнулся стул.
Я достал кофейник из Вселенной,
чтобы грезить, как поэты те.
В пять утра. Поэт обыкновенный.
В майке то есть. То есть в наготе.
Перед остальной литературой,
что, конечно, – классика уже.
В зеркале прошелся кто-то хмурый.
Я, наверно. С грустью на душе.
У обыкновенных у поэтов
даже водка, видимо, грустна.
Жизнь прошла. Но, кофию отведав,
воскрешаешь в сердце имена.
И глядишь на муху, не мигая,
что встречает солнце на окне.
Шесть утра. Душа моя нагая,
умирать-то ведь придется – мне.
COVID-19
Р. Аймалетдинову
Когда, Ренат, письмо, минуя карантины,
доедет до Москвы, подумаю: «Пора
продать, Ренат, мои голландские картины
и масок накупить (пусть носит детвора)».
«Но как же стрекозу тогда ловить в июне?..» —
душа задаст вопрос. И не отвечу ей.
Ведь груднички – и те уже пускают слюни,
на травку норовя ножонкою своей
ступить. «О ангел сна!.. Верни нам это лето,
где масок нет еще на миллионах лиц», —
подумаю. Ренат, в конверте нет ответа.
Забыл?.. Нельзя писать сегодня из столиц?..
У нас уже цветет черемуха (наверно).
Но хлоркою пропах пятиэтажный дом.
Я в пятый раз прочел, Ренат, всего Жюль Верна.
Мне даже водку пить приходится с трудом.
На бабочек смотрю из форточки. Из маски
«прекрасные!» шепчу крапивницам вослед.
Земля еще не все нам рассказала сказки.
(Особенно – из тех, где Человека нет.)
***
Лейка моя пустая, сядь на скамейку тоже.
На – закури от скуки, грядки обозревая.
Пусто и там. От скуки клею свои калоши.
Здесь, на земле на грешной, то есть вдали от рая.
Да, барахла немало было на свете этом
привезено комоду с помощью чемодана.
Руки устали. Баста. Даже с велосипедом
я расстаюсь, хотя он вроде бы без изъяна.
Ты?.. Ты – другое дело. Ржавая, а туда же —
надо полить морковку, дескать, и огуречик.
Жаль – выпадают зубы. Их ожидает каша.
А хорошо ведь было воду таскать из речек!..
В молодости. Рубаха всё норовила, помню,
к бабе какой прилипнуть. Глупые были, черти, —
я и рубаха. В Таю втюхались или в Тоню?..
Нет, не сумею вспомнить, видно, до самой смерти.
Ты посиди. На грабли не наступлю, не бойся.
Мне ведь – седьмой десяток, не девяносто то есть.
Можно еще скворечник к той прикрутить березе.
В мае. И эту грядку перекопать на совесть.
***
Иллюзий мотыльки куда-то упорхнули.
(А может, высохли от времени в шкафу.)
Не венский человек сидит на венском стуле,
пытаясь дописать последнюю главу.
Романа?.. Нет-нет-нет… Так – повести печальной.
Так – повести о том, что было и прошло.
На улице Пустой. (А может быть, Банальной.)
Такое у него случилось ремесло —
дописывать главу. А ведь казалось: свыше
Судьба ему дана. Иллюзий мотыльки —
их крылышки шуршат, осыпавшись на крыши
домов, где ночевал, листая дневники.
Банальный человек. Сидит на венском стуле.
Чернильница. Перо. Пиши себе роман.
(Казалось бы.) Зачем тебе «Киндзмараули»?..
Допей валокордин. Все прочее – обман.
ПАПИРОСА
Я, который лопатой чертил огород
и чего-то втыкал в эту землю когда-то,
нынче просто курю у закрытых ворот
коллективного, если задуматься, сада.
И задумаюсь. И посмотрю за забор.
За забором трава оплетает скамейку,
где когда-то сидели и я, и Егор,
и Таисия, снявши свою телогрейку.
Это было в году, почитай, не в восьмом,
а в девятом… До новой, наверное, эры.
Или лейку Егора, к примеру, возьмем.
Нет ее!.. Хороши, ёксель-моксель, примеры!..
Унесли. Пионеры. А может, народ,
что из Средней из Азии едет куда-то.
Тоже, видимо, свой разводить огород.
(Не останешься, пугало, ты без халата
полосатого.) Вишни зачем-то цветут.
На веревке Егорша оставил кальсоны.
«Сам-то где?..» – папироса подумает тут.
И погаснет. Дымить больше нету резона.
Утрамбую окурок в земле каблуком.
Словно не было нас – огородников хилых.
Скоро яблоки свесятся с веток кругом.
(Не сажают их – яблони – жаль на могилах.)
***
Зачем, сутулое пальто,
кладешь в карманы зажигалку
и письма?.. (Хватит лет на сто
их перечитывать.) Не жалко?..
Однако ты бредешь туда,
где сыро, холодно, безлюдно,
и смотришь то на провода,
то на речное – смотришь – судно.
Река по-прежнему течет,
но прежнего не остается
ни здесь, ни там, где небосвод —
уже лесок или болотце.
От писем – пепла бугорок
(не страшно – дождь через минуту).
Пальто продрогло. Я продрог.
Зачем писать из ниоткуда?..
Пальто добавит: «В никуда».
Я вырву пуговицу сдуру.
…Небес холодная вода
седую гладит шевелюру.
***
Это не грусть, это просто Природа,
место для выхода, место для входа,
смотрит, куда бы пристроить тебя —
не карапуза и не футболиста
лет двадцати, а годочков на триста
старше мужчину, порядок любя.
С биркой на ручке, а может, на ножке —
я примеряю штанишки, калошки,
прочую мелочь, забыв чемодан
где-то в Ростове, а может, в Майкопе,
чтобы заснуть и проснуться в микробе —
первом микробе на весь океан.
Это – Солярис какой-то, неправда,
и за сегодня последует завтра,
где у Природы хватает для всех
места. «Для выхода или для входа?..» —
сонную мысль продолжает Природа.