На крыльях ангела
– Михалыч, ты в ангелов веришь?
Прямой вопрос борттехника по АДО (авиадесантному оборудованию) с «Ан-12» Толи Мензаряря, находящегося в состоянии приличного подпития, был вполне закономерен и банально предсказуем.
– Михалыч, ты не поверишь и посчитаешь все это пьяным бредом, но посмотри на меня, бляха-муха! Живой ведь?!
Сосед по ДОСу (дом офицерского состава) старлей Мензарярь заглотил очередную порцию фирменного авиационного коктейля «папа с мамой» (спирт с водой в пропорции на любителя и в зависимости от индивидуальных особенностей организма) и пьяненько всхлипнул.
– Живой… и почти без царапины…
Толик постучал костылем по ноге, загипсованной от кончиков пальцев до самого мужского достоинства.
– Это мелочи, Михалыч, поверь на слово! Нога – это такая фигня, когда все остальное работает как часы… Кстати, часы жалко! Хорошие были часы – подарок командующего! Разбились… Эх, наливай…
Честно говоря, Толик имел право не просто выпить, а нажраться вусмерть до потери человеческого облика и полной отключки… Что ни говори, а не каждый день человек остается жив после падения с высоты 2 000 метров, причем без парашюта.
Вопросов нет, каждый из нас в течение своей жизни периодически теряет равновесие и падает. Кто на задницу, кто плашмя. Вот вроде бы шел себе спокойно, никому не мешал, вестибулярный аппарат работает на «ура»… Как вдруг, попав на скользкий участок, одна нога взлетает выше другой, руки хаотично хватаются за воздух в тщетной надежде поймать точку опоры и удержать равновесие, но… шлёп на пятую точку! Больно, стыдно! Да еще и одежда грязная… Обидно!
Но это на земле шлепнулся – всего ничего, а тут целых 2 000 метров! Обалдеть!
Пока разливал по стаканам, Толик продолжил делиться впечатлениями.
– Короче, Михалыч, должны были бросать «спецов» (у командующего округом в персональном подчинении рота спецназа), высота 2 000 метров. У них учения в масштабе округа, типа высадка диверсантов и минирование стратегических объектов. «Спецы» по лесам бегают, а все остальные их ловят. Ты ж сам знаешь, каждый год такая фигня – и зимой, и летом… Короче, вышли на точку десантирования, я опустил рампу, командир гасит скорость, штурман дает отсчет, включился сигнал, «спецы» встали… всё как всегда. Только я забыл пристегнуться фалом к фюзеляжу… Страховочный ремень надел, а тросик с карабином в контрольной точке не пристегнул… Тут завыл ревун! Ты ж представляешь, как ревун в «Ан-12» орет?! Не захочешь прыгать, а все равно выбежишь из самолета куда угодно, чтоб его не слышать. И «спецы» заорали хором, и давай давить на первого. А первым прыгал радист… его еще Маркони кличут. Огромный такой, с радиостанцией на груди… Вот он меня и зацепил, твою мать!
Толя Мензарярь заглотил очередную порцию «папы с мамой» и, не закусывая, продолжил.
– Вывалился в чистое небо, только ШР (штепсельный разъем) гарнитуры (для связи с командиром корабля) из розетки отщелкнуло… не удержал меня тонкий провод, гы-гы… А внизу, куда ни глянь, земля, покрытая снегом, а сверху голубое небо… Красотища!
Обалдеть, оказавшись в такой ситуации и рассказывая об откровенных ужасах, Толя еще мог улыбаться и любоваться окружающими видами?! Уму непостижимо!
– Лечу себе вниз и думаю…
– Толя, как ты мог еще думать в такой ситуации?! Я бы до земли живым не долетел. Умер бы от страха – разрыв сердца и все такое… или от обезвоживания организма из-за катастрофической потери мочи. А он еще, видите ли, летит без парашюта и… думает?! Тут с парашютом положенные три прыжка в год ни сил, ни желания нет прыгать, ладони сто раз влажными станут… откроется проклятый или не откроется?! Мандражируешь уже за неделю! А он…
– Кроме шуток, Михалыч, в башке такая ясность была… поразительная, и мысли летели быстрее, чем… чем… короче, черепушка работала очень быстро… сам удивляюсь! Короче, лечу себе, лечу… а сам «спецов» высматриваю, чтоб, может, зацепиться за кого и вместе с ним на его парашютике… но у них все автоматически раскрылось – вытяжными фалами. И все ребята выше меня уже под куполами болтаются… А мне ручками маши не маши, а вверх не подняться… не птица ни хрена… а жаль! Ты знаешь, Михалыч, как я пожалел в тот момент, что не птица?! Ты даже не представляешь…
Старший лейтенант Мензарярь пустил пьяненькую слезу и тихо всхлипнул.
– Не птица, прикинь?! И летать не умею… а земля все ближе и ближе… Короче, падаю… а так не хочется! Веришь?! Тут чего-то вспомнился документальный фильм про белку-летягу, в доме офицеров месяц назад в киножурнале перед «Полосатым рейсом» показывали… Расстегнул «молнию» на зимней куртке, руки в карманы сунул и растопырил в разные стороны. Еще плюнул на всякий случай, ты ж сам знаешь, еще начальник ПДС (парашютно-десантной службы) рассказывал байку, что, если плевок улетает вниз – гарантировано будешь жив, летит рядом – 50/50, улетает вверх – «привет, костлявая»!.. улетел вверх, твою мать!
Толя потянулся за бутылкой с авиационным спиртом, но промахнулся. Его вестибулярный аппарат давал заметные сбои, но язык пока еще шевелился исправно.
– И так мне грустно стало, Михалыч… земля приближается… вся такая белая, пушистая… и кажется, что снег такой мягкий!.. И земля вся такая мягкая, как огромная перина… И только вдалеке редкие перелески… А я падаю прямо на поле – обидно! Вот бы лесок какой, а?! Вся надежда… в войну летчики падали на деревья и хоть поломанные, но оставались живы, а тут чистое поле…
Старлей неожиданно затянул куплет из белогвардейской песни из кинофильма о «неуловимых мстителях» и опять пустил слезинку.
– Поооо-ле, русссссс-кое пооооо-ле, я твой тонкий колосок…
Хлопнув ладонью по столу, Толя Мензарярь неожиданно посерьезнел и рявкнул:
– Как упал, не помню! Не помню, и всё тут! Очнулся в овраге, когда рядом со мной лейтенант «спецов» орал на радиста: «Связь давай! Живо!» Потом пришла вертушка «Ми-4» и меня куда-то несли, везли, кололи, вертели… всё как в тумане… Лишь в госпитале более-менее очухался… вышел из ступора, а то как кукла был, все реакции заторможенные… А в госпитале я был знаменитостью, да… Врачи ходили толпами и больные! Все смотрели на меня, как на диковинную зверушку… Когда мне это осточертело и выяснилось, что кроме сломанной в двух местах ноги, все остальное исправно и функционирует, я слезно попросился домой на долечивание… Вот такие дела, Михалыч, нога сломана и наручные часы – подарок командующего! Нога-то ладно, зарастет, а часы жалко… хорошие часы были…
Выпили. Разлили и выпили. Закусили… Толя вертел в руках разбитый хронометр.
– Как думаешь, Михалыч, а если к командующему подойти и новые часы попросить… мол, так вот и так, упал с высоты двух километров… новые часы подарит?
– Не вопрос, Толя, конечно, подарит! Даже не сомневайся. С костылей слезешь и сразу к командующему… а лучше прямо так – на костылях…
Снова выпили, и тут Толя перешел на шепот. Загадочно приблизив свое лицо к моему, Мензарярь задал тот же вопрос, что и в начале нашей импровизированной пьянки.
– Михалыч, ты в ангелов веришь?!
– …мммм…
– Я в кармане куртки… ну, в которой из самолета выпал, нашел перо… длинное…
– И что?
– В кармане, который на «молнию» застегнут. Прикинь?!
– …хм…
– А может, это перо с крыла ангела-хранителя, который меня у самой земли подхватил?!
– …
– И это… Ты случайно не в курсе, как правильно в церкви свечку поставить?
P.S. Вскоре после выздоровления Анатолий Мензарярь уволился из Военно-Воздушных сил и устроился в аэропорт Кольцово в «Аэрофлот» борттехником на «ТУшку».
P.P.S. На «отходной» пьянке при расставании с незаурядным счастливчиком ребята из его эскадрильи подарили ему новый хронометр с памятной надписью.
Алексей КОТОВ. Ананас Буржуинович Рябчиков, поэт и финансист
Ешь ананасы, рябчиков жуй,
День твой последний приходит. Точка.
Подпись: Буржуй.
Шуточная пародия на стихи
Маяковского начала 90-х годов
Ну, отчего так в России березы шумят
И почему эти сволочи рэпа не знают?
Мертвые с косами – гля! – вдоль дороги стоят,
И медведя на коньках мой «седан» обгоняют.
Много пронзительно правдивых слов сказал о своей стране великий русский поэт-биржевед и олигарх-гуманист Ананас Буржуинович Рябчиков. Например, из этих стихов читатель-европеец узнает, что пресловутые русские медведи не только бродят по улицам городов, но еще и хулиганят зимой на скоростных шоссе.
Начало творческого пути Ананаса Буржуиновича было довольно простым: он долгое время возглавлял тяжелую машино-шнуровочную промышленность России. Как открытые, так и глубоко зарытые акционерные общества Ананаса заботливо обували граждан на финансовых рынках, а когда те делали первые, робкие шаги, аккуратно поддерживали их за карманы.
Слава пришла к биржеведу-гуманисту после его прихода в поэзию. Несмотря на постоянную финансовую занятость, именно Ананас Буржуинович основал новое, революционное направление в лирике – «Красный новорусский пиджак».
Вот строки Ананаса Рябчикова, посвященные «Прекрасной Незнакомке»:
Духи «Шанель» заставят чхнуть любого,
Но ткнувшись носом между ваших сись,
Чиа-хуа нашарил я ноздрею,
Втянул в себя…
И шнобель мой поник!
Немало сделал поэт-олигарх и продюсер-многолюб для замены таких замшелых, совковых кинозвезд, как Татьяна Доронина и Наталья Гундарева, новыми, молодыми и по-настоящему яркими.
Как много работал над этим Ананас Рябчиков, говорят его строки:
Налей мне, брат, стаканец водки,
Мне ща-а смотреть в ряду судей,
Как строем маршируют попки
В купальничном каре грудей…
Постоянное затыкание рта поэта грязными повестками в суд по очередному делу о долгах в тяжелой машино-шнуровочной промышленности вызвало неизлечимую болезнь – кариес верхней «четверки». Ананас Рябчиков эмигрировал из не понявшей его страны с заранее припасенными чемоданами, чеками на предъявителя и