Мы дружески расстались, полные оптимизма и надежд на будущее.
Лев Фёдорович служил на знаменитом нашем первенце – атомоходе К-3, который уже и на полюсе побывал, а теперь, летом 1967 года, направлялся в субтропические воды.
После похода на полюс в июле 1962-го атомоход попал в полосу фавора – о нём писали в газетах, одна за другой на борт следовали разные делегации, а члены экипажа стали обязательными представителями многочисленных конференций и съездов. До боевой ли подготовки? Измученные командиры тихо спивались и без огласки снимались с должности. В таком «темпе» прошло пять лет, а тут понадобилось заткнуть дыру в плане боевой службы – и вспомнили о К-3.
Срочно назначили нового командира капитана 2 ранга Степанова, доукомплектовали экипаж офицерами и сверхсрочниками с других подводных лодок и вытолкнули на боевую службу. Каморкин был самым опытным «своим» офицером. Экипажу пришлось срабатываться в процессе похода. Несмотря на все недостатки в подготовке к автономке, экипаж и лодка справились с поставленными задачами. Они возвращались домой, когда последовал приказ из Москвы – задержаться на Фареро-Шетландском противолодочном рубеже и провести его доразведку. И это тогда, когда экипаж на пике усталости! Не из-за таких ли необдуманных вводных с дополнительными задачами уже при возвращении в базу погибли АПЛ «Скорпион» (США) в мае 1968 года и К-8 (СССР) в апреле 1970-го?
О К-8 расскажу чуть ниже, там погиб ещё один мой товарищ и друг – Всеволод Бессонов.
8 сентября 1967 года пришло радио: прекратить разведку и следовать в базу. А в четыре часа начался пожар в первом отсеке, причины которого неясны до сих пор.
Люди спали, кроме вахты, и всё началось неожиданно. Лев, в отличие от механика и замполита, бросился из второго отсека в горящий первый, а не от него…
Пожар в первом отсеке! Что может быть страшнее этого на подводной лодке, где первый отсек – это торпедный арсенал: два десятка торпед, и в их числе ядерные. Это понимал Лев Каморкин, который, не считаясь со своей жизнью, аварийно затопил отсек. За этот героический подвиг он был удостоен посмертно ордена Боевого Красного Знамени и… забыт. Все офицеры моего поколения знали, что орденов на «фронте» не дают, их больше вручают кабинетным военным. Таков кульбит жизни, и особенно военной. Что толкнуло Льва Каморкина на такой поступок? Это трудно понять сегодня, но не тогда…
Почему это знаю? Потому что Лев был моим однокурсником – братом, и я по свежим следам изучал эту трагедию. Таких братьев у меня более сотни. Теперь, когда я знаю, кого из нас готовили, я бы назвал наш большой кубрик в училище на всех – цехом завода по производству пушечного мяса. Но тогда никто из нас не догадывался о нашем истинном предназначении, мы готовились защищать родную страну от врагов и действительно были большой семьёй. Хотя это и трудно, братья мои за 60 лет разбрелись по свету, но я стараюсь следить за их судьбами. Многие погибли в «холодной войне», не дождавшись войны горячей: вместе с лодками ушли на дно морское, умерли от болезней, от преждевременно наступившей старости, от разочарований и беспробудного пьянства… Есть среди них и адмиралы, и старшие офицеры, и Герои Советского Союза, но некоторые так и остались лейтенантами. И у каждого своя судьба, которая тянет не меньше чем на повесть, но я не профессиональный писатель, поэтому ограничусь небольшим рассказом ещё об одном своём товарище, который был на два года старше меня.
В этом году Всеволоду Бессонову исполнилось бы 84 года, но судьба предоставила ему только 37 лет, и их он прожил достойно. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно не на войне, но подвиг его не менее славен – подвиг в мирное время иногда более значим, чем на войне.
Подвигу предшествует вся жизнь, короткая или длинная. Детство Всеволода чем-то похоже на моё. Мы дети войны, и как вспоминает его одноклассница Юлия Скороходова: «Жизнь была тяжёлой, одевались мы бедно, зато нравственные качества всегда оставались на высоте. В то время учителя давали нам знания с душой. Сева окончил школу с развитым чувством патриотизма». Я привёл эти слова простой женщины о детстве В. Бессонова потому, что готов подписаться под ними, сам рос и мужал в такой же среде. Наверное, поэтому ещё в училище между нами возникли дружеские отношения. И в память о Всеволоде Борисовиче я могу сказать, что это был настоящий офицер-подводник, грамотный и беззаветно преданный Родине и морскому братству. Он был немного старше меня по годам, но никогда не кичился и был на равных и со старшими, и с младшими – редкое качество в нашей стране: среди холуёв и хозяев оставаться человеком. Уже за это он достоин награды. У него в характере было больше достоинств, чем недостатков.
Геройство Всеволода Бессонова состоит в том, что он стремился сохранить не только корабль, но и людей…
Ныне уже не секрет, что освоение новой техники, тем более атомных подводных лодок, шло с большим напряжением и трудом. Подводная лодка К-8 была заложена в 1957 году, вошла в строй флота в августе 1960-го и была вторым серийным атомоходом нашего флота. Почему я на этом остановился? Это был фактически экспериментальный корабль, и выявленные недостатки на нём влияли на дальнейшее развитие атомного флота. Трагедия К-8 12 апреля 1970 года в Бискайском заливе наглядный пример того, что все серьёзные инструкции пишутся кровью. Гибель одних есть предотвращение гибели других. Так было с К-19, не исключение и К-8. Только об одной знает весь мир, а другая остаётся в тени.
Подводная лодка К-8 не очень удачная субмарина, не только потому, что одна из первых, но и по своей судьбе. Не раз приходилось её ставить в неплановый ремонт. После окончания ремонта в 1969 году К-8 совершила поход на боевую службу уже под командованием капитана 2 ранга В. Бессонова. Следующая боевая служба, начатая 17 февраля 1970 года, оказалась роковой. Вот как об этом повествует Пётр Николаевич Петров, служивший на К-8 в период аварии лейтенантом, командиром штурманской электро-навигационной группы:
– Смотрю на снимки и вспоминаю горечь тех дней. Это Володя Шабанов. Мы вместе, в одно время, в 69-м году, пришли на лодку. Ей к тому времени было десять лет. С азартом взялись за изучение атомохода. Володя стал командиром БЧ-3 (минёром), а я командиром ЭНГ (штурманёнком).
А это мой командир боевой части старший лейтенант Коля Шмаков, на год старше меня был. Экипаж был у нас, можно сказать, молодёжный. «Стариком» для нас был командир лодки Всеволод Борисович Бессонов. Хотя – какой он старик … Ему в ту пору было лишь 37 лет. Но это был уже опытный командир, о чём красноречиво говорил орден Красного Знамени. Если память меня не подводит, Бессонов прошёл командирское становление на дизельных лодках, а затем побыл старпомом на атомоходе и лишь потом возглавил корабль.
Об аварии Пётр Николаевич рассказывает через силу. Тяжело вспоминать то, что болью отзывается в сердце, обжигает душу.
– Мы, выполнив задачи боевой службы, возвращались домой, но нас привлекли на учения «Океан». 8 апреля после вечернего чая, где-то в 21 час 30 минут, стали подвсплывать на сеанс связи. Ничто не предвещало беды. И вдруг мичман Леонид Оголь доложил, словно обухом по голове ударил: «Пожар в рубке гидроакустиков!».
Тут же сыграли аварийную тревогу. Не успел стихнуть ревун, как в центральный пост поступил доклад из седьмого отсека: «Горит регенерация!».
Тогда, к сожалению, не было тех средств борьбы за живучесть, в частности с пожарами, какие имеются сегодня на атомоходах. Вся надежда была на ВПЛ (воздушно-пенная лодочная система) да огнетушители. Попытка сбить огонь в центральном отсеке не удалась. Положение становилось критическим. Пришлось всплыть. Меня, задохнувшегося от угарного газа, вытащил наверх механик, капитан 2 ранга Валентин Николаевич Пашин. Глотнув свежего воздуха, пришёл в себя. Море было почти спокойно, а в районе 7-го отсека вода, соприкасаясь с горячим металлом, парила.
До конца выполнили свой долг специалисты главной энергетической установки: капитан 3 ранга В. Хаславский, капитан-лейтенант А. Чудинов, А. Поликарпов и старший лейтенант Г. Шостаковский. Аварийная защита реактора левого борта сработала автоматически, а на правом им вручную пришлось опускать аварийную защиту реактора. «Прощайте, ребята, не поминайте лихом» – это их последние слова…
Было исключительно трудно, обстановка была непредсказуемой, а главное, не было связи с центром. Но экипаж вёл себя мужественно и самоотверженно. Только 10 апреля нас обнаружило болгарское судно «Авиор». К этому времени погода испортилась.
Пётр Николаевич с восхищением рассказывает о мужестве и хладнокровии Бессонова. Но 12 апреля в 2 часа 15 минут лодка стремительно ушла под воду, унеся с собой 22 ещё живых человека….
– Потом всех нас пересадили на подошедшую плавбазу «Волга», – продолжил рассказ Петров, – где находился член Военного Совета – начальник политуправления Северного флота вице-адмирал Ф. Сизов. По приходу в Североморск нас сразу же отвезли на базу отдыха, и начались разбирательства. Семьям ничего не сообщили, хотя гарнизон бурлил разными слухами. Широкой огласке трагедию, разыгравшуюся в Атлантике, не придавали. Видимо, никому не хотелось признаться в гибели атомохода, кстати, одного из первых в Военно-морском флоте…
Пятьдесят два человека не вернулись из того похода в родную базу. Они честно выполнили свой долг. Флот и страна не вправе их забывать, как и их командира, сделавшего всё для спасения экипажа.
Есть подвиг боевой, есть трудовой, а есть повседневная жизнь, похожая на подвиг. Своей повседневной нелёгкой жизнью подводника Всеволод готовил себя к тому единственному мигу, который делает человека героем или… Бессонов оказался на высоте. Замполит, которого В. Бессонов отправил на плавбазу, чтобы тот потом мог рассказать о действиях экипажа в период аварии, писал в донесении: «…Душой экипажа был командир подводной лодки капитан 2 ранга Бессонов Всеволод Борисович…». На атомной подлодке он был по годам старше всех, хотя ему и было всего 37 лет, но это уже был опытный командир, прошедший все ступеньки подводной службы: становление на дизельных подводных лодках, всё наше поколение 50–60-х годов прошлого века начинало с дизель-электрических подводных лодок, где он уже столкнулся с атомным оружием: участвовал в испытаниях атомной торпеды. Затем помощник и старпом на атомоходе – это были первые атомные лодки. В должности помощника командира атомной подводной лодки К-133, однотипной К-8, участвовал в феврале-марте 1966 года в трансокеанском переходе с Севера на Восток в подводном положении. За что награждён орденом Боевого Красного Знамени. После того перехода был назначен старшим помощником командира АПЛ К-8, командиром которой он стал в 1968 году. Это был командир, а не выскочка. За пять лет на К-8 Бессонов из экипажа лодки сделал настоящую команду, которая верила ему, а он ей. Паники при аварии не было, а это самое страшное, ибо во всех случаях количество жертв увеличивается из-за паники, это не слова, а жизненный опыт. Команда вела себя мужественно и самоотверженно. Один лишь факт: в четвертом отсеке примером для моряков стал старший лейтенант Аджиев. Под его руководством был запущен дизель – генератор на отсос воздуха из загазованного отсека. Но сам Гамардахан Аджиевич потерял сознание. Матрос Филимонов, прослуживший на лодке два года, не растерялся, подключив офицера к дыхательному аппарату, принял командование отсеком на себя. А когда был отдраен верхний рубочный люк, Филимонов вывел всех людей из отсека наверх.