твоя весна – ни болью, ни улыбкой.
Стареет коронованный апрель,
а скорый май предвидится ошибкой.
КОЛОКОЛЬЧИКИ
Колокольчики,
Колокольчики —
Ни конца вам, ни края нет…
Георгий Кольцов
Колокольчики на лугу
не глазами я – сердцем – вижу.
И чем дальше от них бегу,
тем они всё ясней, всё ближе.
Василёк им – и брат, и сват,
клевер – кум, а полынь – соседка,
у деревни, где воздух свят,
где срывала их ручкой детской.
Им однажды звонить по мне —
неизбывнее нет закона.
Отзовутся в чужой стране
колокольчики русским звоном.
В САДУ
Не засыпай: упустишь миг
рожденья чуда,
когда цикадам вторит крик
ночной пичуги,
когда жемчужина-луна —
каратов десять —
небесного коснувшись дна,
все сорок весит,
когда сливаются в одно —
как ключ и слепок,
как свет от лампы и окно —
земля и небо,
а леденцовый аромат
кустов цветущих
безбожно превращает сад
в земные кущи.
***
Сестре Лене Руцкой
До срока кто-то выпустил луну:
пускай летит медлительною птицей.
И пусть сегодня как дитя усну!
Мне детство подмосковное приснится.
Увижу васильковый океан
и Никоново – океана берег.
Там – живы – баба Клава, дед Иван,
и в боженьку с икон там просто верить.
А пироги – нахохлились в печи,
на молоке топлёном – роскошь пенки.
Там множество игрушечных причин
поссориться, чтоб помириться, с Ленкой.
Китайки там желтеют напоказ,
в их яблочках – живительные соки…
А яблоки моих усталых глаз
бессоннее луны глазниц безоких!
КУСТ СМОРОДИНЫ
Сплошь полячка с поморскою кровью,
я москвичка с увесистым стажем.
Но вот здесь мной с любовью посажен
куст смородины – как в Подмосковье.
Неказистый, кудлатый, он тоже,
вдоль забора – пусть будет «вдоль тына» —
разрастётся однажды картинно
недалёко от Эльбы и Огрже*.
Вот и я с этим краем – не вроде —
породнилась: не корнем, так – словом, —
звуки-ритмы катая по строфам,
как горошины спелых смородин.
* Реки в Чехии.
СЕРДЦЕ АРИАДНЫ
Ариадне Эфрон
Сестра… воды… пока не поздно!..
Вдруг вспомнился малютка Мур:
он на руках моих уснул,
а вечер был сутул и хмур.
В дому не топлено, промозгло.
В углу, у печки трость – Марины,
её попутчица. Вокруг
Вшенор* бродить – простой досуг:
желты холмы, но зелен луг,
и так редки кусты рябины!
Кто Бога знал – не ведал ада.
О жизни непосильный воз!
Отцова пуля, мамин гвоздь…
Воды!.. Всё тщетно. Знать, всерьёз
устало сердце Ариадны…
* Городок в Чехии, где жила Марина Цветаева.
В АВГУСТЕ
Астероид – маленькая планета,
привыкшая к движению по заданной
орбите в обществе себе подобных.
Метеорит («падающая звезда») – астероид,
оторвавшийся от коллектива и (за это)
сгоревший в атмосфере Земли.
(Из астрономических познаний автора)
Вот и август уже середину
разменял. Впрочем, к этому шло.
Я приму неизбежное зло.
Так однажды, наверно, Ундина*
в беглом свете сорвавшихся звёзд
принимала чешуйчатый хвост:
без обид, без сомнений – повинно.
Затаю ли на август обиду?
Или нас примирит звездопад?
Но я нынче, признаться, скупа
на желания. Там персеиды,
где желания и непокой…
Я почти поняла, милый мой,
в чём достоинство торной орбиты.
* Ундина (русалка) – один из астероидов главного пояса.
КОНЕЦ СЕНТЯБРЯ
Опять писать о заморозках ранних,
уставившись на мокрые холсты,
натянутые на оконных рамах:
на листья жёлтые, нет – жёлтые листы
(коль скоро рифма так надиктовала),
на бурый лес и потускневший сад,
и – слава Богу! – неизбежно алый
июлями намоленный закат.
Андрей ШЕНДАКОВ. Сквозь глубину текущих к небу рек…
***
…Как будто было не со мной:
«Весь этот мир, холмы, берёзы,
коней рассветный водопой,
любви застенчивые слёзы,
и мамы добрый поцелуй,
и окуньки в литровой банке…»
О Время, Время, наколдуй,
верни былые полустанки,
дорог искрящуюся пыль,
лесные запахи и вкусы
(о них ли спорят?). Это быль:
рябин оранжевые бусы,
костры, черёмухи, поля,
столбы смолистые, ограды
и храм, где, в первый раз моля,
просил у Господа пощады
за весь наш мир и за себя,
чтоб были помыслы светлее…
Янтарный лик порхал, дробя
шаги в неведомом елее,
где мёртвых нет, кого, воспев,
остановили годы в датах…
Яснее солнечный напев,
роднее свет в тугих раскатах,
когда над летней синевой
всё чётче видится былое,
когда всё было, всё – со мной,
как тёплый луч на аналое…
ОСЕННИЕ СТИХИ
Дух бессмертен, вечен,
неизменяем, потенциально
(в зачатке) чувствителен…
К.Э. Циолковский,
«Космическая философия»
I
Благоговение моё,
твой вздох глубок и благодатен,
о Осень! Тёплое жнивьё
лежит в наплывах лунных пятен;
сентябрь так сильно разогрет,
так непривычно многозвучен,
что где-то в дымке прошлых лет
огни нахлынувших излучин
я слышу… Слушая Его,
я вижу млечные полотна;
но постояннее всего —
всё то, что тленно, мимолётно…
II
О Боже, Боже, я, поэт,
перед Тобой открыт и честен,
лучом Твоим, как мир, согрет;
своих едва заметных песен
я не прошу нести сквозь мглу:
мрак беспросветен, многотонен;
я – в неоплаченном долгу
и потому почти не волен
себя вселять в небесный Дух,
в свет неизведанных окраин;
но вечен взгляд и тонок слух,
а Космос, Космос – многогранен…
III
Так много в солнечных глубинах
ещё не высказанных слов:
сверчки на огненных рябинах,
закат – салатово-медов,
лилово-чёрных лаконосов
едва созревшие плоды,
прозрачно-пепельно-берёзов
дымок, парящий у воды…
И всё плывёт куда-то – мимо,
и всё – сплошной водоворот:
всё многократно повторимо,
но всё ль известно наперёд?
IV
Жёлтых листьев пора благодатна,
дух полыни и терпок, и мил;
на реке серебристые пятна
кто прохладной порой не ловил —
в предвкушении и накануне,
в созерцании и в чистоте,
вспоминая о южном Ахуне
иль о дальней заморской стране?..
Остывают, но всё-таки живы
дни, застигшие снов старину.
И качают волнистые ивы
в серебристых пелёнках луну.
V
И вы, о солнечные ивы,
зарницам вскинутым родня,
искристы, трепетны, пугливы
среди дворов на склоне дня;
и ворох яблок у калитки,
где шорох листьев кропотлив,
и на скамейке след улитки —
всё это осени мотив.
Насыщен воздух ароматом
в саду янтарно-золотом;
представить сложно: каждый атом —
обетованный чей-то дом…
VI
Монет старинных горстка зелена,
мой дом забытый осенью светлее;
какая всё же, право, старина
сохранена, как в стынущем елее,
и в тихом скрипе древних половиц,
и в запахе печной отволглой сажи,
и на портретах в очертаньях лиц —
в крылах земной и поднебесной стражи.
Душа бессмертна, и бессмертен Бог;
бессмертны ль духи – атомы-частицы?..
Взгляд полуночный выдержан и строг:
летят куда-то огненные птицы.
VII
С пьянящим запахом кофеен
дымок сухой листвы сплетён,
спокоен, чист, благоговеен
над тротуаром старый клён;
свеченье фосфорных гнилушек —
труха погибших тополей,
и месяц – серебристый ужик —
скользит над заревом полей.
Налево – лес, направо – роща:
провинциален городок…
Нет ничего, пожалуй, проще —
идти, как тень, через мосток.
VIII
Мосты небесные – живые, —
мосты озёрной тишины,
а на заборе пулевые
следы ещё с войны видны:
соседский дом настолько древен,
что даже окна смотрят ниц —
в туман бесчисленных расщелин,
на отраженье дальних птиц…
Небесный бой и бой вселенский —
незавершённый, вечный бой:
уходит путник деревенский
куда-то тропкой полевой.
IX
Поля, поля, моя Россия:
коней иль сказочников прыть?
И вы, мой друг, Анастасия,
мессия, может… Может быть.
Мужское ль, женское начало,
страдай ли, странствуй иль верши —
когда-то Слово освещало
небесных далей рубежи;
теперь всё больше – размышленья,
теперь всё чаще – пустота…
И лишь в огне преображенья
дана поэту высота.
X
С чердака восхищаться звездою,
воспевать запах древних кадил,
напитаться студёной водою —
вы промолвите: «Вот, удивил…»
Между тем интересно иное:
мироздания вечный полёт;
может быть, кто-то вспомнит о Ное,
когда вычертит время черёд?
Тонет вечер в безропотной дымке;
может быть, снова мысли – не те?
Словно в зыбкой сиреневой крынке,
стынет месяц в озёрной воде.
XI
Мой дальний тихий островок
в речном песке – великолепен,
брод каменист и неглубок
среди кувшинковых отметин;
здесь я впервые проводил