Лишь тогда, при взбодренном параде, наладился продвигаться к Беломору Юрьевичу, имевшему законное право неотступно распоряжаться драгоценными баланами. И что же усматривает Павлуха, постучав и войдя в заветную дверь? Директор, как водится, на своем месте, повседневно рабочем, оснащенном просторным столом и крепким стулом. Никуда начальственное лицо не сбегло, даже когда – в допустимости! – дошли до конторы известия касательно неказистой постройки лесоруба Огнева, которой потребовалось оказать незапланированную административную поддержку. Кто как, а недавно премированный работник не отказался бы поиметь от руководителя леспромхоза приличную долю понимания и к ней дополнительный десяток новеньких бревен для устройства домового завершия – венца благообразного, на все сто взрачной крыши. Однако вот какая штука вышла. Торкнулся проситель в помещение, опосля чего встал озадаченным столбом. Ведь похаживает Беломор Юрьевич вкруг начальственно-дубового стола, но если что делает, то глубоко непонятное: рукавом белого халата вытирает почему-то глаза. Теперь прибывшему плотнику-строителю не мешает поразмышлять: нисколько не гнал он рысистых лошадей, ан заявился, по всему судя, не ко времени.
Пошли дружка за дружкой спешные догадки. Одна другой чудней почему-то. Всё больше насчет возможных домашних треволнений директора. Когда имеешь жену в несомнительности проникновенно хозяйственную, то могла она придти и строго повелеть супругу: с обедом у меня запарка, поэтому, ответственный член семьи, получи беремя луковых репок! и чтоб здесь, на дубовой столешнице, репки были скоренько почищены и кружочками нарезаны! не только мне полагается трудиться за ради винегрета! Конечно, позволительна также иная случайность. Вдруг что сбегла от уважаемого администратора его шустрая половина с каким-нибудь не шибко старым заменителем. Или того хуже – высокая область надумала поглубже вникнуть в производственные показатели местной конторы, после чего прислала извещение об укоризненной отставке руководителя. Само собой, вспомнился вальщику путешествующий по Воже-реке Балан с его нареканиями. Ажно вспотел Павлуха: «Не иначе, беда пришла, открыв без стеснения леспромхозовские ворота. Ты от мухоморного непотребства в знакомый кабинет за подмогой притопал. И в сильно пронырливое непотребство – в нечаянном неведении – ввалился ни за что, ни про что!»
Во все глаза глядит на Беломора Юрьевича, и в недоумении складывается у парня обширная вопросительность:
– Да тут? Каковское дело приключилось? Скажите поскорее, а то ведь не знаю, как понимать!
Напрочь огорченный хозяин кабинета дает отдых белым рукавам халата. Приступает, вздыхая, к объяснительным подробностям:
– Электронная машинка подключена, как видишь, к проводной сети питания, поскольку с утра бесперебойно трудится. Мигает лампочками и выдает результаты подсчета, коль надобно мне прознать все варианты. Сей момент наступил, когда стало в окончательности ясно: нет леспромхозу никакого спасу по всем статьям! теперь положено впредь и навсегда смириться! нашенское древесно-заготовительное предприятие подошло к пределу, оставшись без финансовой подпитки!
– Минуточку! – в растерянности возвысил голос Павлуха. – Вчера еще финансы были. Куда ж они, чертяки, провалились?
– Сами по себе споро извелись. Ведь нет нынче сосны повдоль речных берегов, хоть поблизости, хоть где в отдаленной густеге.
Что тут сказать, положен был крепкий лесоруб на обе свои мускулисто бугристые лопатки. Струхнул или не струхнул беседистый молодец, поведать о сем он здесь не заторопился, но в достоверности что случилось? Неподдельно объемистая горечь объявилась в его понуром облике. Прям-таки оборвалось сердце напереди широкой спины, потому как деревенским застройщикам нипочем не высмотреть с нынешнего дня премиально отборных баланов.
Когда чувства расстроились, то попробуй тут деликатно держать рот на замке. Павлуха ото всей своей взволнованной души доложил:
– А по Вожеге!? Там не один зелен березняк, но и сосновые завсегда имелись угодья. Не могли они улететь за тридевять земель! Или ухнуть в подгорную водожилину, глубокую и особо могучую!
Беломор Юрьевич горестно закачал головой – будто сегодня уже не дородный администратор при кабинетном дубовом столе, а тонкий осиновый подрост, трепещущий под напором сиверка.
– Верно прицениваешься к обстановке. Был на той реке удобный древостой. Всё так, да только техника у нас появилась на диво ухватистая. Подчищает она хвойные боры споро, мощно. И если кое-что осталось на сей час, то лишь окрест Вожеги пенёк возле пенька.
Известив Огнева о подобной многочисленности, он сызнова порешил возить белым рукавом халата по лицу, где сырость обозначилась в новой изобильности. Баланный проситель, глядя на столь волнующую картину, кумекает вполне основательно: назревает предположение верное у меня! не жалеет, видно, директор, что вымокнет одежка! ой, вряд ли ему надобен теперь чистый белый халат! сильно уважая электроны, он и не думает нынче представать перед народом в почтенной востребованности! По таковской именно причине парень мысленно сообщает себе несладкую правду. Она ведь, нужно согласиться, рода крапивного, очень жгучего касаемо дохода, когда потребного финанса нет, хоть в доподлинности тресни. Можно понять руководящего человека. Ему в истинности ничего не поделать, коли наблюдается лишь закономерность бедовая.
Огнев не из тех, кому легко удается выдавить слезу, он в достаточной степени компанейский, однако среди молодцов лесосеки записных плакальщиков не водилось до сих пор. Так что стоит он компанейски опечаленный, ресницами хлопать не отказывается и силу характера старательно умножает – крепится с показом горьких чувств. Нахмурены у него брови, глаза смотрят угрюмо, поскольку очень сочувствуют они мокрым директорским рукавам. И размысливается неудачливому застройщику макаром далеко не радостным: торчать столбом подле дубового стола неимущего директора? так, чтобы пребывать в кабинете до без конца? резонов особых ждать не приходится!
Не заленилась, прошибла Павлуху донельзя грустная сметка: «Лучше принять всё к несгибаемо скорбному сведению и потихоньку, без нетерпеливых пробежек, по нахоженной дорожке, шагать. Продвигаться не куда-нибудь в соседское местообитание, а восвояси, то бишь к возводимой своей постройке, напоминающей покамест размашистый мухоморный гриб».
Подгреб он домой, сел посреди усадьбы на кучу баланных опилок. Стал думу размысливать, однако ничего путного не придумал, от того в сердцах плюнул на щепки, что привольно здесь полеживали, прямо-таки безмятежно. Ведать не ведали они: товарищеской добавки от усердности лесорубского топора отныне им не будет. Вздыхает Павлуха, а старая изба, само собой, неподалеку. Та самая, которая древне мшистая и с углами покосившимися. На сию несчастливую минуту зайти, что ли? Огнев – к двери, а в повети на кадушечной крышке угнездился уже гость, рощный моргунок в неожиданной доподлинности.
– Что, плотник? Заявился отдыхать на лежанке? Тужить примешься, молодецкую голову по дороге утеряв?
– Не столь тутошний переулок длинен, чтоб ее уступчиво посеять.
– Брёл всё же потерянно. Выходит, времени хватило на глупое растеряйство.
Ответных слов, убедительных в твердости, не нашел парень. Лишь рукой махнул: отстань, мол, вредный дедок!
Не то, чтобы растерялся вконец, однако сумление в покрасневшем лбу и щеках обнаружилось – присел почти что без сил на другую кадушку. Рядом с рощным пришельцем. Тот свои привычки не отставил, покашлял и в заключение хмыкнул:
– Присоседился и знай держи плотницкую марку, не к спеху тебе горевать. Советую взыскать свое. Возьми и раскатай бревенчатую избушку, скрипуче ветхую, старую до невозможности. Низ у нее, как водится, трухлявый, что нисколько не удивительно, так как сумела пережить всякого за долгий век. Но когда приглядишься, увидишь потребное. Несколько рядов по верхотуре не шибко темные, они смолистого здоровья не утратили. Значит, ревниво стойкие и сгодятся для несомнительного возвышения твоей стройки.
Павлуха не скромничает в отстраненности, сходственно задумывается. И преисполнившись понимающей одобрительности, в свой черед хмыкает: не лишний голос тут подан! ишь, какой напоминательно способный гость открылся в повети!
Бревна, которым довелось лежать ближе к застрехе, и верно – к нынешнему дню прогнить не поспели. Им там жилось послаще нежели понизу обитавшим, сырость вбиравшим да любую плесень привечавшим. Самый час к ним наверх обратиться: послужи старозаветность в присоединенной твердости! дай замысленному венцу приподняться повыше! Вот парень сноровисто и встрепенулся, проявил характер. У него сказано и потому сделано по фактической необходимости – мигом отправил на порог к молодой соседке родную матушку. В приюте не будет ведь отказа, и станет он, есть уверенность, в обеспеченности приличным. Сиротствующая девушка пусть проживала одиноко, всё ж таки дом свой держала в опрятности. Всегда было у нее тепло и сухо, веничек употреблялся в тщательной повседневности. Всем бросалось в глаза, как неупущенно подметала девушка, как прибиралась в обихоженной аккуратности. А уж что до ласкового словца, припасенного для Павлухинской матери, – это имелось в неспорной верности, в заведенной издавна обычности. Так что пошла ветхая изба на слом, и никто не поспешил ретивого плотника-строителя укорачивать.
– Перечить переезду? Большой нужды не вижу, – сказала сыну матушка. – У чисто обитавшей Еленочки можно, думаю, пожить. Лишь бы наш новый дом не утерял поступательности. В продвижении к успешному завершию по нужному порядку.
То и правильно: всё не под сизо-дождливом облачком перемогаться. Поди у добронравной хозяйки самовар во всякий час греется, а к ночи ближе предложит она матрас удобный и широкое теплое, собственноручно пошитое из лоскутков, одеяло. Рощный гость на соседские виды кашлять не двинулся, он пошел помогать упарившемуся парню. Выяснилось, моргунку в охотку топором помахать, с усердием поплотничать, хоть годами был нисколько не ровня лесорубу. Вместе они – поберегись! – избушку раскатывали в завидной ловкости. Раз, два, помощник бревно вагой подцепил да вниз его и сковырнул, пускай легкокрыло порхает вплоть до земли: это у деда, между прочим, запросто! шурует без видимого устатку, в два оживленных счета! Молодой подельник, на пришельца поглядывая, в совместности орудует толстой еловой жердиной. Пыль привстает исправно; парень, у которого наметился радостный подъем духа, сопровождает полеты бревен с верхотуры пожеланиями разного рода.