Рощный дедок поглядел на дела новейшего часа, поизумлялся: это что же за слова мелодию Беломора Юрьевича сопровождают?! кажись, годятся они для горькой минуты, но в равной степени и для внезапной радости, чтоб шуми привольно, когда намечается праздник!
Кряхтя, слез он с верхотуры избяной, отряхнул пиджачок с березовыми заплатками, сам себе доложил:
– Вы там как хотите. Пойте взахлеб, пляшите вразнос, в удовлетворенном довольстве гулянку справляйте. Однако у меня иная забота. Косточки хрустят не в лад многостуканью топорному. Уважительный передых им потребен.
В заведении у моргунка, охочего похмыкивать и покашливать, было то самое: коли никто не пожелает ему «будь здрав», он расстарается проявить личное участие и в нужную минуту соизволит оказать особливую себе дееспособность. Потому сейчас подивился на голосисто певческую пригожесть и, пожелав своим старым косточкам поправки, потопал не куда-нибудь, но как раз в рощу. Записочку всё же оставил вальщику-застройщику. На тот случай, когда судьба скрутит древорубов не во здравие. Шагая потихоньку, укорял досужую хворость, пока не добрался до заветной опушки. Там покрутился в середке редкого подроста, и не пришлась ему по душе обнаруженная светлота – прозрачность листвяного полога. Похмыкал, как у него было принято, потом наладился подале углубляться в березовую гривку. В окончании похода по маятному валежнику очутился в тишайшей глухомани. Тамошние березы встретили его в достоверности дружелюбно, то бишь сплелись гибкими ветвями, сотворили бесперечь мягкую постель. Он и улегся в нее, прямодушно радуясь предстоящему отдохновению. Все ж таки не сторонний какой – свойский из года в год, справно хозяйствующий; и если натрудился на стройке у Павлухи, то заимел право спокойно полеживать в роще. Вот, значит, вежды у него потихоньку смеживаются, наступает желанная дремота. Кроны деревьев, больших и малых, шевелят листвой, нашептывают, ровно что мурлычат в старании обязательно убаюкать Сиверок присущую – в законности мирную и правомочно березовую – песенку напевает, посвистывает, не ленится. Дед тогда превзошел суставную немочь, перестал кряхтеть и, засунув ладонь под щеку, заснул в сладкой успокоенности.
С погляденья сыт не будешь, но коль разок встретился пиджачок с листвяными заплатками лесосечному работнику, и посмотреть можно и не зазорно скумекать: сей хваткий моргунок людям завсегда готов оказать подмогу. Потому как не вихляющийся безвыгодный михрютка в роще – труженик истинно большой, и его не зря почитают в березовых гривках. Так Павлуха себе порешил, а воспрянувший Беломор Юрьевич тем временем в белый халат облачился, расположился естественным образом в своем кабинете. Для той хлопотливости, чтобы квадратные кнопки нажимать на быстровычислительной электронной машинке. Она хоть арифмометром не прозванивает, всё ж таки важные цифры одну за другой намечает, высвечивает на экране вполне ответственно. Что именно в немедленности выдает? Как раз вкуснеющего порядка древорубный совет – давайте без лишних разговоров заготавливать дрова и везти их ускоренным транспортом в Сальскую степь. Нельзя откладывать это предприятие, поторапливаться надобно. Впереди, мол, вьюжная зима, жаркие полешки степнякам будут нужны позарез.
Нет лучше веселья, чем сердечно преогромная радость, и потому директор леспромхоза радужно возликовал. Духом отрадным переполнился напрочь, вскинулся без превратных рассуждений, ровно боевой армейский конь военных времен. К своему дубовому столу мигом призвал подчиненных. Из тех, которые вседневно посмекалистей, которые толково руководят бригадами вальщиков. Дал он им неугомонную команду – похрабрей пилить! половчей рубить! проворней грузить березовое добро по вагонам! Так что незамедлительно лесосечные молодцы расстарались, и на юга двинулись дровишки многотонными составами, двумя товарняками с высокими верхами. Глядишь, уже неделя за неделей катят и катят новые северные подаренья в сильно ветреные края. Нам нельзя иначе, приговаривает Беломор Юрьевич, ведь там домашнее тепло без передыху выдувается в тот час, когда морозная стужа похаживает в междуречьях, когда она посмеивается на плодородные поля, где защитные тополиные полосы глядятся чересчур хилыми. И что свершает административный глава предприятия впоследствии? Самолично двинулся по рельсовому направлению железной дороги. Охота ему теперь доподлинно вызнать, каким боком повернется распродажа в хлеборобских тех местах, что слывут зерновыми пшеничными фабриками. Если спрос приуготовится подрасти, можно развернуться куда как хорошо. Пока что хватает березовых рощ вдоль по Воженьке-реке, и вальщики не возражают подналечь пуще прежнего.
Лишь заявился он в размерности степные, сразу окинул взором просторы и явилось ему на ум: ничего тут не высмотришь, когда горизонты слишком неоглядные. Но всяческие догадки бойчат знай себе, одолевают. Одна из них прям-таки диктует, доводит до сведения, что березовые полешки идут нарасхват, дале пойдут много успешней, потому как повсюду не устают им радоваться. Пыль столбом поднимают ретивые потребители – не то, чтоб носы воротить от прибывающих вагонов с тороватыми верхами. Жаркие дрова непрестанно куют монету за монетой, оно и выходит по-промышленному ладно, поскольку достаток с дорогим звоном сыплется в карманы расторопных северян. До сей поры степняки всё больше за угольком охотились, чтоб наперекор вздорным буранам жизнь обустраивать. Ценили возможность забросить пару совков в железную печурку и затем греться в гордости преодоления невзгод. Оно получалось у них, конечно, приободренно, вполне обходительно, ан времена как повернулись? Черное топливо стало влетать в суровую копеечку. Хорошо, почали прибывать составы с березовым антрацитом, с чурочками, которые одна к одной были аккуратно уложены. Притом оказались духмяно приятственны и для обогрева не в пример дешевле иных горючих веществ. Любой вологодец поддержит здравое мнение: когда огонь занимается, весьма приятно дверцу печную приоткрыть, приподнято полюбоваться на игру искорок, подивиться перегуду полешек, охваченных по-доброму целесообразным, языкастым пламенем.
В точности подобным образом сложился у Беломора Юрьевича строй мудрых мыслей, а если почали они дополняться новыми соображениями, то… ой, ничуть не пустодомными тут они, смышлено свежие, оказались. Разве сладкоречивая музыка, что заполняет дровяную топку не льется во все уголки жилища? Не согревает остуженную пургами душу и не навевает мечтательно красивые думы? Когда ты в причинности шибко наблюдательный, имеешь право приметить: до звучных аккордов с настроением, волнительно приятственным, южные граждане в своей степной повсеместности охочие. Что ни строение прилично честного хозяина – то и гитара на стене, с шелковым ремнем и с розовым бантом. А то вдруг – мандолина при теплом лаковым блеске. Заметишь иной раз скрипку темного елового дерева и при ней по соседству будет ухоженно ладный смычок. Когда вдругорядь узреешь балалайку, набирайся, прозорливый человек, того понимания, что в достоверности прозвучит она тебе вполне завлекательно. Потому как не для пустой красы имеется в домовом устроении здешнем. Северного местопроживания гость видя таковское дело, разливанно великими восхищениями себя не утруждает: ему значительные доходы одни лишь заполошно мнятся. И в горячей надобности немедля он к сальским обитателям – с резонным предложением. Что же особенного в его реченье им для раздумий обозначается?
Там – директорская настырность, глубокозначительно продуманная дерзость, всякой финансово монетной серьезности немалая мера. Не поехать ли вам, человеки добрые, на Вологодчину? В лесной знаменитый край? Оченно в северных местах древорубы заценились. Нынче объявилась надежда бесперебойно снабжать степи ладными березовыми полешками на предмет получать от того в руки гарантированный достаток! Многие южные люди и подвинулись размышлять, поглядывая на свои музыкальные инструменты. В конце концов, есть возможность взять их с собой: гитары и балалайки никаким путешествиям не препятствие. Если Беломор Юрьевич обещает солидную дополнительную денежку, оно выйдет в точности неплохо. Только непонятно: с какой стати курящие пользуются почетом в леспромхозе? вдруг что некурящие тако же работниками окажутся досточтимо на «ять»? Северный гость, который по должности несомненный промышленный администратор, сразу вспомнил свое редкое имечко, порешил в подробностях изъясниться. Папиросы «Беломор» древорубству, мол, никакой не указ, они сами по себе. И если что, каждый заимеет право называть меня, главного в хозяйстве, попросту Юрьевичем. Буду, учтите, потому вам начальник, что в истинности руководитель. Я – на все сто верно – прозываюсь Беломором, и что? Вовсе не оттого по сию пору хожу в администраторах. Имечко имею непростое, да только в честь обильно глубокого, многославного Белого моря оно дано. Ведь испокон долгих веков исправно кормит обширное водное вместилище северян, не отказывается потчевать и рыбьим мясом, и рыбьи жиром для работной бодрости и вседневного здоровья.
– Некурящие мне, пожалуй, в первую очередь подойдут, – выложил директор тем, кто к его реченьям прислушивался. – Спросите, почему? Нет опасности, что подожгут ненароком кормилицу, порушат нашу замечательную березовую рощу, если соберутся древорубы посидеть пяток минут, устроить обязательный вдруг передых.
Здесь вопросы разом кончились. И принялись южак за южаком собираться в дорогу. Вскорости многие из степняков двинулись на Вожу-реку по железке с ее могуче быстрыми паровозами. Расписание известное, направление в сторонку не увиливает, поезд идет себе и день, и другой. Горизонты подбегают к окошкам, поля сменяются перелесками, сосновые гривки постепенно множатся. И вот вам – почти полный укорот видимости, поскольку пообочь полотна с рельсами один лишь загущенный дрём. Тем часом гитара звучит переборами, утишивая взволнованность народа по-коренному степного, и подбадривает себя один игрун: малогодность это разве, когда получаешь возможность подзаработать деньжонок? когда спокойно снабжаешь юга российские завсегда умело горящими дровяными подареньями? В соседнем вагонном купе слева мандолина шибко не перечет, а лишь добавляет согласных аккордов. Справа тоже не отмалчиваются, пробуждается там довольный басок. Ему, разглядывающему недалекие стройные стволы деревьев, приходит охотка сообщить пользительное. И гудит, докладает он именно то, что жаркие поленья, знамо дело, сгодятся – не миновать попользоваться ими в непременности на предмет домашнего сугрева на зимних сальских равнинах. Веселая балалайка внезапно рассыпается поодаль неуступчивым треньканьем. Есть удовлетворенная воля ничуть не тихому запеванью: ужо завтра доберемся до вологодской рощи! с березами не промахнемся! С инструментами таковскими – сопроводительно музыкальными, в славности ладными, в честной справности напевными – настроение в поезде не падает, наоборот поднимается. За станцией поспешает новая станция, и не успевают путешественники оглянуться, как подступает пора им выгружаться.