– Никогда не видел ничего подобного, – только и выдавливает из себя хозяин ванной комнаты и всей квартиры.
Тут я начинаю кривляться перед «мерзким стеклом», пытаясь дёргаться в такт внутренней, не слышной даже мне, музыке. Отражение бесстрастно смотрит на меня. И опять мне чудится, что уголки губ чуть заметно раздвигаются, но без насмешки. Бунт на корабле! Ещё не хватает, чтобы оно поиздевалось надо мной! Я выталкиваю Друга в коридор, в гостиную, и мы усаживаемся в мягкие, но неудобные квадратные кресла из серии: дизайн всё, удобство – ничто. Друг сочувственно смотрит на меня. В своё время он два года проучился на психологии, потом навсегда ушёл в геологи.
– Знаешь, мне кажется, проблема не психологическая. Я свидетельствую, что твоё собственное отражение на твои движения не реагирует. Если б ты один это видел, тогда психолог мог бы помочь. Или психиатр. Или даже глазник. А так, даже не знаю, что сказать. Зеркало как бы разделилось в самом себе: моё отражение повторяет меня, а твоё отказывается. Мистика какая-то. Давай-ка по рюмочке, чтобы стресс снять, но только по рюмочке. Меня на работу вызвали. А под вечер я к тебе забегу. Надо обмозговать такое явление. Может, ещё всё нормализуется.
Не нормализовалось. Дома я в последний раз подхожу к зеркалу и от отчаяния показываю ему язык (как в сказке, в третий раз!). Лёгкое подёргивание губ. Другой реакции не наблюдается. Не отражение, а соперник, который борется против меня, своего оригинала!
Вообще-то, никаких проблем. Надо учиться жить без зеркал, опять наставляю я себя. Ведь проводили же люди целые тысячелетия без них. И я проживу.
Вечером Друг не является, а ночью я вижу сон. Будто я подхожу к зеркалу в ванной (почему именно там, а не в прихожей, не в кабинете, – не знаю), рука моя судорожно сжимает молоток. Из зеркала на меня глядит моё отражение с безумными вращающимися, как у куклы-неваляшки, глазами. Я размахиваюсь молотком, пытаясь со всей силы жахнуть по зеркалу, но невидимая сила тормозит руку, словно всё это происходит под водой или в безвоздушной невесомости. И тут я вижу, что отражение в страхе тоже поднимает руку с молотком, который летит навстречу моему орудию. Сейчас они встретятся, и от зеркала останутся лишь острые осколки. Я зажмуриваюсь, чтобы колотое стекло не попало в глаз, и под звон разбитого стекла… просыпаюсь.
Сонное состояние в момент улетучивается. Рассматриваю ночной далёкий и нереальный потолок. Там изредка движутся разновеликие тени, посылаемые фарами опаздывающих, спешащих домой машин. Поворочавшись с боку на бок, решаю прополоскать рот. Нерешительно открываю дверь в ванную и… ужас! Пол усыпан мелкими и крупными осколками, в которых отражается разбросанное, расчленённое моё тело в ночных шортах.
Самый крупный осколок отлетел к стиральной машине. В нём почти полностью отражается моя недоумевающая голова, чуть срезан только ёжик и немного наискосок подбородок. Я наклоняюсь над своим искажённым лицом, чтоб выбросить его в ведро, а отражение вдруг показывает мне язык. Я выпрямляюсь, пребольно задевая локтем о раковину. У меня-то рот остаётся на замке, я даже прикрываю его ладошкой. Мы что, поменялись ролями? В ошеломлении я чешу свою репу: в какие игры играет со мной моё отраженье? И с какой целью? Хочет довести меня до дурдома? Не получится!
И только тут я замечаю, что мой alterego, лёжа на полу, тоже почёсывает темечко, пальцы перебирают короткие волосы, а на соседнем осколке дёргается рука, отрезанная по запястье. Но я-то уже бросил это занятие. Чеши – не чеши, ничего не вычешешь. А расколотое отражение продолжает медленно поскрёбывать задумчивую голову. Я выскакиваю из ванной комнаты и лечу в кабинет. В прихожей мелькает моё отражение, оно выбегает из зеркала в том же направлении. В голове раз за разом прокручиваются строки из сказки: «Ах ты, мерзкое стекло! Это врёшь ты мне назло». Врёшь! Не возьмёшь!
Я переворачиваю зеркало на шнуре лицом к себе и удваиваюсь. Вперяюсь в себя (или в своё отражение?). Двойник усмехается. Но я-то даже не умею усмехаться. У меня это никогда не получалось, не то что у Друга. Потом он начинает делать какую-то нелепую утреннюю зарядку: ноги в руки, плечи шире – три-четыре, три-четыре, бег на месте общеотрезвляющий. Но ведь я стою перед зеркалом как истукан. Я застыл, даже не смею шевельнуться. А Он (или Оно?) прыгает передо мной, то ли как клоун, то ли как спортсмен-любитель, желающий сбросить лишний вес. Может быть, назвать его Он-Оно или даже Ононо?
– Давай, кончай дурака валять, – невольно вырывается у меня.
Не хватает ещё, чтобы он мне ответил. А тот, словно услышав мою мысль, останавливается и спрашивает:
– Ну что, натерпелся страху? Небось, в штаны наложил? Символически, конечно.
Это было так неожиданно, что я выскакиваю из кабинета и останавливаюсь в прихожей. Перед зеркалом.
– От меня, как от себя, – не убежишь, – назидательно говорит отраженье по имени Ононо. – Иди в ванную, собери осколки, только смотри не порежься. Придётся новое купить, когда магазины откроются.
Мне кажется, что я схожу с ума.
А вот и не подчинюсь!
А вот и не пойду в ванную!
А вот и не соберу осколки!
А вот и не куплю новое зеркало!
Я вспыхиваю, как целый коробок сухих спичек, и показываю отражению язык.
– Что у тебя за мания такая – язык высовывать?! Думаешь, красиво? Как маленький, ей-Богу! Ты ж его самому себе показываешь. Или веришь, что мне? Тогда ты отделяешь меня от себя, а это чревато. Я ведь заберу у тебя власть и поменяюсь с тобой местами. Не хочешь на чуть-чуть стать своим отражением? Новые ощущения, новый взгляд на мир, новые зеркальные подробности станут доступны, а?
Кажется, Ононо начинает фантазировать и философствовать. И запугивать. Но меня на пушку не возьмёшь. Скорее, я возьму его на мушку.
– Заманчиво, – как можно безразличнее отвечаю я, – но где гарантия, что ты не оставишь меня в этой стекляшке? Не захочешь поменяться обратно, если мне надоест зазеркалье, осточертеет жить так, как ты сейчас?
– Вот хорошо, вот и славненько, косвенно мы уже рассматриваем такой вариант…
Тут я неудачно переступаю с ноги на ногу, в лодыжку остро стреляет боль, и я прихожу в себя. Итак, кажется, я делаю первый шаг к дурдому: разговариваю со своим отражением в зеркале. Ононо делает мне предложение, а я всерьёз раздумываю над ним. Нет, это не один шаг, а как минимум три! Рассказать такое врачу, и он отправит меня в палату № X, номер шесть, например, в которой нет зеркал – ради безопасности болящих и психически здорового персонала.
Здесь и сейчас надо просто отойти от зеркала – и наваждение улетучится. Я делаю шаг в сторону, но отражение остаётся в зеркале. Ононо улыбается, подбадривая меня, призывно машет рукой, дескать, давай сюда, ко мне, воссоединимся, как две Германии, чего тут бояться, мы же с тобой – одно. Но я заставляю себя уйти в кабинет. Там, зажмурившись, наощупь переворачиваю зеркало лицом к стене.
А что делать с прихожей? Там его не перевернёшь. Разбить или выбросить целиком в контейнер жалко. О, идея! Надо просто завесить его. А где взять такой большой кусок чёрной материи? Впрочем, почему именно чёрной, я ведь ещё не покойник. Можно просто закрыть простынёй. Белой. Потом куплю цветную, и получится как бы украшение в прихожей.
Так и сделал.
С ванной оказалось сложнее. Взял ведро, склонился над осколками, а Ононо, разбитое почти вдребезги, опять начинает разговоры разговаривать.
– Неужели не хочешь попробовать. Представь себе, что тебя бы расчленили на столько осколков! Ты бы сразу коньки отбросил, а я, как видишь, жив. Соглашайся, тебя ждут неповторимые ощущения и чувства!
Мой лежачий vis-à-vis говорит вкрадчивым, но надтреснутым голосом. Я стараюсь как можно быстрее бросать осколки в ведро и не прислушиваться к искусителю. Наверное, поэтому и порезался. Из указательного и среднего пальца закапала тёмная кровь. Но сухожилия не задеты.
– Я же предупреждал тебя: осторожно, не порежься, – доносится до меня эхом от последнего осколка.
– А ты не говори под руку! – обвиняю я Ононо в случившемся.
Левой рукой осторожно опускаю оставшийся кривой, как ятаган, осколок в ведро, заматываю пальцы носовым платком и, подхватив потяжелевшую посудину, несусь к мусоропроводу.
Уфф! Теперь в моей квартире нет зеркал! Это прекрасно! Чудесно!
И надо же какой хитрец, этот Ононо! Дескать, давай поменяемся. Но мне и здесь недурственно. Там, наверное, холодно. Почему-то мне так кажется. И потом там я стану плоским. Впрочем, не знаю. Интересно, стану ли я плоским? И почему обязательно там холодно? Должна быть комнатная температура. Хотя, когда случайно касался зеркала, всегда казалось, что оно прохладное.
Перечитать Through the Looking Glass, что ли?35 Или рассказ Брюсова «В зеркале»? Надо всё это переварить и взвесить как следует. И как не следует.
Друг является через пару дней без звонка. Такое мы практикуем: когда по пути, можно заскочить друг к другу и неожиданно. Конечно, он сразу замечает, что зеркало в прихожей завешено простыней – такой бежевой в крупных белых ромашках. Приходится всё, точнее, кое-что рассказать ему. Заодно и про кабинет: всё равно увидит, мы ведь с ним обычно там сидим. Никакой кухни! На кухне хорошо было политические анекдоты травить в брежневские времена, а с лучшим Другом за стаканом виски или рюмкой коньяку (да даже за водкой!) подобает сидеть в кабинете – среди книг. Чтоб без излишеств и фанатизма, как я уже говорил.
Если бы Друг не узрел собственными глазами и в собственной ванной комнате, как моё отражение плюнуло мне прямо в глубину души, думаю, он позвонил бы психиатру. Но сейчас, после моего рассказа, он лишь внимательно и сочувственно смотрит на меня и разводит руками. Тоже мне психолог-любитель нашёлся. «Да, без пол-лит-ра тут не разберёшься!» – только и бормочет он, к тому же моим жестом почёсывает ногтями на затылке свои длинные волнистые волосы цвета каштана или, скорее, каштанового пюре. «Хорошо сидим» мы до позднего вечера, и тут под влиянием выпитого, которое развязывает языки, как шнурки на полуботинках, я рассказываю ему всё-всё в подробностях. Даже наши завлекательные диалоги с Ононо передаю дословно. Друг оглядывает меня всего ещё сочувственнее и сопереживательнее (не знаю, существуют ли такие словоформы).