Вот таким было мамино платье.
Это словно от мамочки весточки
И родные её объятья.
ПОХОД ЗА КЛЮКВОЙ
В окне электрички осины сырые,
С друзьями за клюквой я еду впервые.
Болото себе представляю как символ
Рутины иль просто трясиной.
Внезапно за лесом открылось болото,
Там яркого мягкого мха позолота
Струилась у ног, а подросточки-ели,
На этот ковер забежав, поредели.
По бархату кочек рубины, рубины,
А мы собираем рубины в корзины.
И пусть нелегко по болоту движенье,
И пусть велико там земли притяженье.
Не в небо глядишь, а под ноги, на кочку.
Но как только выйдешь на твердую почву
И ношу долой – начинает казаться,
Что можешь взлететь, стоит лишь разбежаться.
ПРО СЛОНА
По улице слоник шагает спокойный,
Он вовсе не слушает лай непристойный.
Слон детям покажет и хобот, и уши,
Какой он большой и какой он послушный.
Дивятся детишки, зевают зеваки,
Рычат недовольные чем-то собаки,
А злоба всё льется на ноте высокой,
От зависти глупая Моська жестока.
Не в джунглях родимых, а между домами
Шел слоник и думал о маме, о маме…
***
Апостол Андрей! Апостол Андрей!
Ты первым был призван к сторонке своей.
Да только вот брата Господь отличал.
Господь отличал, ну а ты не серчал.
Нет зависти, ревности в сердце твоем.
За то тебя славим и песню поем.
***
Тихий вечер, мягкая прохлада,
Милый взору розовый закат.
Что тебе ещё, старушка, надо?
– Чтобы был в душе покой и лад.
Только вот душа всегда в тревоге,
Даже если вроде всё путём.
Как сынок? Ведь он сейчас в дороге.
Как там внучек в городе своем?
Только лишь молитва утешает
И надежду снова подает,
Мир в душе усталой воскрешая,
В Божий храм зовёт, зовёт, зовёт…
Валерий МАЗМАНЯН. Давай на грусть наложим вето
***
Весна – воркует голубь сизый,
дожди у окон отплясали,
синицы надевают ризы,
поют погожим дням осанну.
И клён – разбуженный грачами —
с ручьём разучивает гаммы,
где старый ворон изучает
листвы подмоченный пергамент.
Белея долговязым телом,
берёза в луже моет косы…
И не грусти, что, между делом,
к тебе крадётся жизни осень.
***
О судьбе разговоры уже не влекут —
вспоминается чья-то вина,
зацепился за веточку неба лоскут
и трепещет в проёме окна.
Не озлобились, живы, не стали грубей,
не горюй, а уныние – грех,
белизною пометил виски, голубей
и берёзы растаявший снег.
Не вздыхай, нам апрельские ночи вернут
всех ушедших в красивые сны…
На берёзовой веточке неба лоскут,
улыбнись – это вымпел весны.
***
Давай на грусть наложим вето,
когда не спится до рассвета,
когда ты в зеркало не глядя,
седые вспоминаешь пряди.
Молчание плетёт интригу,
не делай вид – читаешь книгу,
печаль плетёт у сердца кокон —
постой со мной у синих окон.
На город лёг туман акаций,
душа зовёт в нём потеряться,
а ветер вишню в белой шали,
слегка касаясь, утешает.
Поплачься, если станет легче,
а майский дождь у окон шепчет,
что за весной не осень – лето…
Давай на грусть наложим вето.
***
Попрятались серые тени
в туманы цветущей сирени,
и кланялись, кланялись ветки
безродному пришлому ветру.
Боялись во мраке остаться,
срывались цветочки акаций,
летели большим белым роем,
надеясь, что окна откроем.
Сначала стук тихий и робкий,
потом – барабанные дроби,
печалились мокрые ивы —
опять бесконечные ливни.
А ты на окне запотевшем
уже написала поспешно —
под строчки стекло не линуя —
ну вот, и дождались июня.
***
Ветла грустила о былом,
дремала тёмная вода,
метнулась чайка и крылом
разбила зеркало пруда.
Затеял рой стрекоз игру,
и ласточка грозу звала,
и ты шептала – не к добру,
к печали бьются зеркала.
И свет дневной во мгле пропал,
и росчерк птичьего крыла…
Петляя, нас с тобой тропа
по судьбам разным развела.
Мы друг от друга далеки…
А там, где встретили весну,
сидят на зорьке рыбаки
и ловят звёзды на блесну.
***
С начала июня – неделя,
тюльпаны уже отцвели,
о вечности лета гудели
траве золотые шмели.
А пышную зелень квартала
губили не тучи, а зной,
смотрел, как сирень отцветала,
со мной одуванчик седой.
Я знал, что меня ты любила
и что не сойтись берегам,
цветущая ветка рябины
досталась февральским снегам.
Когда нас былое отпустит,
и память, и годы решат…
Мы кто? – только коконы грусти,
а бабочкой станет душа.
***
Прошёлся дождик и прохлада
прочь прогнала остатки сна,
а из листвы совиным взглядом
на нас уставилась луна.
Туман у изгороди виснет
большим жасминовым кустом,
ночное время – время истин,
и время – строить на пустом.
Наш шёпот слушает лужайка,
мы рядом, а две тени – врозь,
тебе, что не вернётся, жалко,
а мне – всё то, что не сбылось.
Вздохну – менять нам что-то поздно,
смеёшься – рано в старички…
А из травы далёким звёздам
шлют позывные светлячки.
***
Не грусти, не вздыхай, что скитальцы —
сновидения, память, душа,
и в туманы цветущих акаций
беззаботная юность ушла.
Не жалей, что уже невозможно
к облакам – через поле – босой,
где шмеля угостит подорожник
из зелёной ладошки росой.
И о том, как любила ревниво,
не стыдясь своих слёз, говори,
искупавшись, накинула ива
розоватый платочек зари.
Одуванчик наденет корону…
А сегодня под песню ручья
для тебя худощавые клёны
принесли синеву на плечах.
***
Для ветра это просто шалость:
бросает медный лист – лови,
вот только осень зря вмешалась
в мою историю любви.
У всех дождей своя натура,
но с ними нас роднит слеза,
обрежешь фразу взглядом хмурым,
и я не знаю, что сказать.
Вздохнёшь, со лба откинешь пряди,
смолчу, что ложь порой свята,
а ты взмахнёшь, уже не глядя,
крылом раскрытого зонта.
Скажу рябине в платье алом
ненужные тебе слова…
А под лоскутным одеялом
уснула палая листва.
***
В сквер забежит неприкаянный ветер,
тени прогонит, исчезнет в дали…
Падают с неба на землю соцветья —
яблони в райских садах отцвели.
Сонные клёны немного пугая,
голуби стаей срываются с крыш,
я изменился, ты стала другая —
знаю, об этом сегодня молчишь.
В сумраке искрой исчезла синица,
окна завесила белая мгла…
Ночью весеннее небо приснится,
вспомнишь – летать ты когда-то могла.
***
Стоим с тобой на перепутье,
а осень в рубище берёз
сшивает серых туч лоскутья
стежками веток вкривь и вкось.
Вчерашний снег – полоской белой,
на ивах мокрое рваньё,
тревожат дремлющее небо
и голуби, и вороньё.
Немного у судьбы просили,
а жизнь, гадай, как повернёт,
и бьётся сердцем лист осины,
вмерзая в первый тонкий лёд.
И где ему тепло и место,
живое чувствует нутром…
Зима вся в белом, как невеста,
не помнит осень в золотом.
***
Впали в кому до февраля
клёны, ивы и тополя,
ясень выгнул спину дугой,
липа медной звенит серьгой.
Все сугробы упали ниц —
две луны на груди синиц,
тень сирени сошла с ума —
стала белым пленом зима.
К свету окон – роем метель,
я к тебе мотыльком летел…
Знает ночь – наших снов ловец:
время – стук двух родных сердец.
Владимир КОЛАБУХИН. Незабываемое
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?
Ну, вот и схлынули морозы,
Снегов слетело одеяло,
И закудрявились берёзы,
И на душе отрадней стало.
Но почему ты с грустным взглядом?
Куда спешила на рассвете?
Какой грозой запахло рядом,
Что ты прошла, мне не ответив?
МАЙСКИЙ ДЕНЬ
Майский день тих и ясен на диво
И цветочным дыханьем богат.
Но жемчужными слёзками ива
Грозовой предвещает закат.
Что ж, пусть ливень прольёт с гулом-гудом,
Пусть прохладен он будет и спор,
Лишь опять засияли бы утром
Синь небес и цветковый узор.
В СОРОК ПЕРВОМ
То было время грозовое:
Земля и небо – всё в огне.
И город наш, что под Москвою,
Был с фронтовыми наравне.
Без роздыха рвались снаряды,
Дома валились и сады.
Не то что хлебу – были рады
Мы горьким щам из лебеды.
Но что они для карапузов,
Те щи пустые – лишь вода.
И, подтянув к груди рейтузы,
Мы к свалке двинулись тогда.
Был слух такой – туда порою
Из кухонь всех госпиталей
С картофельною шелухою
Бросали клубни погнилей.
Лишь жёлтый гипс да бинт кровавый
На свалке мы с дружком нашли.
И хуже не было отравы
Для впечатлительной души.
Домой летели – как поближе,
Зажав сырой ладонью рот…
Мне о войне не надо книжек —
Забыть ли сорок первый год?!
В СТАРИННОМ ГОРОДКЕ
Ветер в берега волною хлюпал.
С косогора древнего окрест
Смотрят в дали церкви синий купол