– У Костерина четыре цикла стихов обращены к вечным темам: творение Божие, духовная жизнь, любовь, быт и бытие. Его стихи «Я хотел бы проснуться безгрешным…», «Мне тяжко, мне больно…» наводят на мысль о великой печали и великой, скорбной в какой-то мере, любви к родине, людям и всему живому.
Вопрос В. Костерину: Кого можете назвать своими литературными наставниками?
Василий Костерин:
– Кажется, этот вопрос тоже уже задавали. Мои наставники – русские писатели-классики. У них я учился писать, создавать живые литературные образы, любить природу и описывать её, любить человека (не абстрактного, а живого, со всеми его недостатками), учился любви к слову, к русской речи. Я очень рад, что у меня так много учителей, я ведь всю жизнь преподавал русскую словесность: от митрополита Илариона («Слово о законе и благодати») и до Чехова. Литературу двадцатого века не пришлось преподавать.
Валентина Геннадьевна Шушунова, Алтайский край, библиотекарь:
– О Василии Костерине и «Попытках хайку». Русской душе органично другое, а именно традиционная русская лирика с её напевностью и мелодичностью. А хайку как была для нас поэтической экзотикой, так и продолжает ею оставаться. Однако и русская душа иногда взыскует чего-то особенного, необычного, недосказанного. Последним как раз и славится хайку, поэтому её русский вариант имеет полное право на существование.
Василий Костерин подборку своих поэтических миниатюр скромно назвал «Попытки хайку». Что ж, эти попытки ему стоит зачесть, так как многие хайку написаны им с большим мастерством, идущим от понимания канонов классического и современного хайку. Среди них встречаются настоящие жемчужины, например, такая:
Ты ушла по песку,
И следы твои
Ждут прилива.
Это своеобразная «Песнь песней» – удивительно сжатая во времени и пространстве история любви двоих, предельно материальная и происходящая на наших глазах. Невероятно романтично! Минимум слов при максимуме выразительности чувства, которое автор вызывает цепочкой ассоциаций. Какой простор для воображения!
Смысловая двухчастность миниатюры чётко соблюдена; как и требуется, между частями есть разграничение в виде пунктуационного знака – запятой; одна строчка длиннее двух других; в качестве сезонного слова выступает слово «прилив»… Все формальные моменты написания хайку на русском языке присутствуют. Но это лишь необходимый фундамент, любовно заложенный Костериным для построения прекрасного здания в виде хайку, в которую он вдохнул свою русскую душу. Его хайку получилась неизгладимой из памяти, будоражащей и интригующей.
Вопрос В. Костерину. Зинаида Гиппиус в эссе «Необходимое о стихах» писала: «Поэзия вообще, стихосложение в частности, словесная музыка – это лишь одна из форм, которую принимает в нашей Душе молитва». Насколько близка поэзия молитве, а молитва – поэзии?
Василий Костерин:
– Спасибо за блестящий анализ хокку «Ты ушла по песку…». Что касается молитвы. У меня есть статья «Богословие и поэзия». Там на материале писаний старца Силуана Афонского я пытаюсь показать, какая связь существует между поэзией, богословием и молитвой. У меня такое чувство, что поэзия и молитва родились вместе, это близнецы, двоешки. Высокие образцы молитвы и совершенной поэтической формы даёт нам Священное Писание. Псалтырь, Песнь песней, пророческие книги уже несколько тысячелетий свидетельствуют об органическом единстве поэзии и молитвы. В Библии находим непревзойдённые до сих пор образцы поэзии, осенённые высокой и искренней покаянной или славословной молитвенностью. Они стали источником вдохновения и для церковных поэтов, и в целом для поэтов всех времён. Пролог четвёртого Евангелия святого Иоанна Богослова и некоторые его главы дышат высокой истинной поэзией.
В поэтической форме написано большинство православных церковных песнопений. Исключительно глубоко молитвенно-богословское содержание Октоиха, Постной и Цветной Триодей, месячных Миней, но их художественная ценность, как произведений церковной словесности, разве не имеет такого же непреходящего значения? История церковной поэзии знает имена святых, богословский вклад которых в Православную Церковь неотделим от их поэтического вклада. Преподобные Роман Сладкопевец, Иоанн Дамаскин, Косма Маюмский, Иосиф Песнопевец и многие-многие другие святые, – среди них не только преподобные, но и миряне, и благоверные цари, и святители, – своим боговдохновенным словом закрепили органичное единство молитвы и поэзии.
В стихотворную форму облекали отдельные свои произведения святитель Григорий Богослов и преподобный Симеон Новый Богослов. Святитель Григорий, предваряя обвинения в человекоугодии и искании славы за то, что он обратился в своём богословии к стихотворной форме, выдвигал четыре причины, по которым он выбрал «мерную речь», то есть поэтическую форму. Во-первых, поэзия (речь идёт о знаменитых двустишиях святителя) напоминает о мере и не даёт «писать много». Во-вторых, она позволяет «горечь заповедей подсластить искусством». В-третьих, хотя красота христианства в умозрении, а не в слове, поэтическая форма не даёт чужим (не христианским авторам, противникам христианства, еретикам) получить «преимущество в слове». В-четвёртых, она давала отраду изнуряемому болезнью автору.
Бесспорные художественные достоинства имеет Лествица преп. Иоанна Лествичника, а отдельные отрывки дышат истинной поэзией. Приведу только (в моём переводе с греческого) один пример: маленький гимн любви из последней, тридцатой ступени-главы, посвящённой этой царице добродетелей.
Любовь – душа пророчеств,
Любовь – чудес даяние,
Любовь есть бездна осияния,
Любовь – огня источник,
Чем он сильнее истекает,
Тем боле жажду распаляет,
Любовь – бесплотных состояние
И вечное преуспеяние…
Истинная поэзия – всегда молитвенна. Поэзия есть предстояние перед Богом. Самый яркий пример – икона. С одной стороны, это высокое искусство, прекрасная живопись, с другой – молитва. Икона и пишется с молитвой, и освящается молитвой, и пребывает в храмовой молитве. И по молитве перед иконой совершаются чудеса. Главное призвание иконы, так же как и поэзии, – молитвенное.
Ирина Юрьевна Люстрова, г. Кострома, преподаватель областного колледжа культуры:
– Вопрос В. Костерину: Ваше творчество связано со страной восходящего солнца?
Василий Костерин:
– Со страной нет, с её культурой – да. Читаю почти всё, что выходит японского в переводах на русский.
Хава Аликовна Гадаборшева, Республика Ингушетия, библиотекарь:
– Поэзия Василия Костерина нравится мне в меньшей степени, но я уверена, что это зависит от личного наполнения, от обстоятельств, в которые помещён читатель. Нам свойственно искать себя в творчестве писателей. И я себя обнаружила в стихотворении «Этот свет, ушедший в мысли…», особенно последние его строки:
отступая вместе с тенью
обращаюсь прямо к Богу:
я – посеявший смятенье —
дай мне бедность и дорогу…
Но «Попытки танка» Костерина показались мне такими лёгкими, почти невесомыми. Интересно смотрится очень русская культура, обрамленная в очень японские стихи.
Вопрос к В. Костерину: Как Вы обратились к созданию танка?
Василий Костерин:
– Да, все мы ищем друг друга, а находим себя. В том числе в творчестве прозаиков, поэтов, живописцев, музыкантов. Так и Вы нашли себя в творчестве Василия Костромина, которого Вы процитировали. А о том, как я пришёл к танка и хокку, я уже говорил.
Айсура Сергеевна Карымова, г. Горно-Алтайск:
– Вопрос к Василию Костерину от Айсуры Карымовой, работника театра: кто Ваш любимый прозаик, поэт?
Василий Костерин:
– В течение сорока лет я преподавал русскую словесность. Одно дело читать писателя глазами студента, которому надо сдавать экзамен (чаще всего завтра), другое – глазами преподавателя, которому (опять завтра) надо говорить об этом произведении или писателе перед студентами. По-настоящему я полюбил нашу классику только тогда, когда стал её преподавать. И так получилось, что моим любимым писателем становился тот, о котором я говорил студентам. Таким образом, все русские писатели-классики стали и остались навсегда моими любимыми. Теперь я не преподаю в университете, и если читаю, то только для себя. И удивительное дело! Только сейчас я до конца оценил нашу классику и, кажется, готов её преподавать с новым чувством её величия, её глубины, её духовной чистоты и свежести. Но силы уходят.
Если же говорить о тех, кого я чаще всего перечитываю, это будут Достоевский, Лев Толстой, Бунин, а из поэтов – Пушкин и Пастернак с его потрясающей любовью к слову, образностью и метафоричностью. Очень люблю недооценённого владимирского прозаика Сергея Никитина (1926–1973).
Вера Яковлевна Колодезева, г. Новосибирск, специалист по литературному краеведению, детско-подростковой литературе, библиограф:
– В юности я любила японскую классическую поэзию, поэтому творчество В. Костерина оцениваю предвзято. Работа поэта в жанре хайку показалась мне удачной. В этом жанре авторское видение и лаконичнее, и острее, и поэтичнее. Наиболее интересными показались те, где автор использует традиционные художественные приёмы.
Вопросы Василию Костерину:
Чему научил Вас опыт стилизации в жанрах классической японской поэзии?
Каковы Ваши критерии оценки качества поэтического текста?
Василий Костерин:
– 1. Уважаемая Вера Яковлевна, Вы употребили слово «стилизация». Да, среди танка и хокку есть стилизации, но всё же большая часть их претендует на самостоятельность, некоторую независимость от японских произведений этого жанра. Или мы с Вами по-разному понимаем термин «стилизация».