Николай СМИРНОВ. Поэзия – это небо нашей литературы
Ответы на вопросы читателей «Паруса»
Продолжение
Андрей Владимирович Шурыгин, г. Йошкар-Ола, Национальный музей Республики Марий Эл им. Т. Евсеева, филолог, редактор, экскурсовод, старший научный сотрудник:
– Опишите, пожалуйста, одной фразой (одним предложением) Ваше творческое кредо.
Николай Смирнов:
– «Кредо», то есть «Верую…» Вот: «Верую в русское слово и верую в то, что оно ответно может любить нас, то есть указывать путь к мудрости».
Галина Васильевна Епифанова, г. Пенза, Пензенская областная библиотека для детей и юношества, библиотекарь группы комплектования фондов:
– Как возникает идея того или иного произведения? Может быть, сначала появляются определенные образы героев и вокруг них уже строится повествование, или образы героев рождаются из определенных событий произведения?
Николай Смирнов:
– Идея проявляется полностью во время писания – это её обретение, некоего «икса», как толкует, например, А.А. Потебня. И это справедливо. Стихотворение же рождается из «музыки» внутренней, не похожей на ту, внешнюю; из музыки вышибаются слоги, постепенно угадываются по ним и слова:
Что ветры мне и сине море,
Что гром и шторм, и ураган?
Где напасти и где тут горе,
Когда в руках с вином стакан?
Спасет ли нас компас, руль, снасти?
Нет, сила в том, чтоб дух пылал…
В этом стихотворении Г. Державина, одного из самых красочно звучных русских поэтов, в первой строке так и слышатся эти первичные ве, ме, не световой, смысловой музыки, становящейся словами. Вторая строка уже – из других, ударных звуков. А как бы нестыковка, столкновение напряженное звуков в пятой строке – говорит сама за себя: передает тревогу. И так во всем этом небольшом стихотворении. Особенно хорошо звук указывает на предмет в его последней строке, где слышится явственно плюсканье-плесканье волн о деревянный борт: «…И с плачем плыть в толь дальний путь».
Проза же рождается из мысленных световых видений, которые постепенно уплотняются, превращаясь в цветовые, и каким-то способом аукаются в своем инобытии, диктуют слова, тем самым мысля нас, зряче глядя на нас, и все уплотняются по мере повествования. Я считаю, что это и есть то, что называют «образами».
Естественно, этим образам предшествовали какие-то события в обыденной жизни, в наружном мире, люди, речи, книги. Но в мысленном мире – сплетаясь в свой хоровод, образы и сами могут рождать образы. Один образ выводит другой образ; хоровод совершает круговое движение этого умственного космоса, что много и подробно исследовано. В конце концов смысл этого хоровода, если он состоялся – и есть «идея», часто до конца сочинителем и не осознанная, а то и не выявленная хорошо, что вызывает неудовлетворенность, переделку и т.п. Можно и отвергнуть написанное, или же, наоборот, – переоценить свои возможности: «Я пишу хорошо, а меня не понимают!»
Образы подсказывают, подталкивают произведение из своего космоса. Но, наверное, сначала в этот космос надо подняться душой. В Вашем вопросе, можно сказать, разделены две стороны единого, лишь названы по-разному, ведь «события произведения» – тоже образы.
Поэтому еще добавлю, что «сочинить», «выдумать» нечто из таких «событий» можно и, видимо, это всегда присутствует в произведениях, но тонкий рецепт, наверное, известен только самим творцам. А в простоте на голой основе «выдумать» по избитым шаблонам можно что угодно, но это будет «ложь», «выдумка», «развлечение», как по-разному такое оценивали в народе, или лубочная, «торговая литература», как называли во времена Пушкина.
Ксения Юрьевна Лаптева, г. Краснодар, ГАУК Краснодарского края «Агентство культуры и искусства», заместитель начальника отдела по организации мероприятий:
– Вот уж шел который час, а я застряла на журнале «Парус»… В этот раз на «Судовом журнале» … Вот где кладезь знаний! Запись за записью, а в голове: «О! И это надо прочитать! И вот это! И это интересно!» И ведь обо всём написано… Хочется всё стереть из памяти и наполняться мудростью этого удивительного человека. Спасибо!
Уважаемый Николай Васильевич, скажите, как Вам кажется, о чем Вы ещё не писали? Проводите ли Вы параллель между событиями «Вертячки» и сложившейся ситуацией в стране? Какую книгу Вы никогда бы не стали читать?
Николай Смирнов:
– Спасибо и Вам, Ксения Юрьевна. Хотя оценка у Вас, думаю, несколько завышенная. Пока лишь всё стремлюсь ко «кладезю знаний» и всё иду и иду в степи мирской, пустыне безводной; видимо, кладезь этот где-то за пределами горизонта.
О чем я не писал? Написать же мне вот именно сегодня, в зимний пасмурный день, когда я отвечаю на Ваш любезный вопрос, хочется о «братьях наших меньших», сильно потесненных «западной ремесленной цивилизацией», как называл её еще Николай Васильевич Гоголь. Больше – о малых и неприметных: об умном воробье и вороненке, выпрашивающих помощь у человека, о запутавшемся рогами в проводах поваленной электролинии могучем сохатом, да так, что ни шагу шагнуть; о хитрых сороках, о полезном маленьком горностае, поселившемся у старушки в подвале; о синице-столпнице, встречающей тебя на столбе огорода; столб из трубы, а внутри трубы у неё гнездо: она чтит тебя, как господина своего и охранника; о другой живой мелочи, даже о червячке, таком, как ниточка маленьком и тоненьком, что его сцапал муравей и тянет на съедение, а он – хвостиком вцепился в травинку из последних сил. Обо всей твари земной, живущей и покорно страдающей и, как в старинной песне одной сказано, плачущей вместе с Адамом о потерянном рае земном…
Что касается рассказа «Вертячка», написанном в 1984 году, то параллели прямой с ситуацией в стране не провожу. По моему мнению, образы в рассказе символичны, да и фрагментарны. Они о том направлении земной жизни, о которой в своем «Откровении» писал еще Иоанн Богослов или Ефрем Сирин в «Повести об Антихристе». Вспомним и Александра Блока: «О, если б знали, дети, вы холод и мрак грядущих дней!»
О концовке рассказа «Вертячка», то есть о последней фразе. Открою Вам секрет. Эта единственная фраза, которую я приписал уже в наше время: перед тем, как отослать рассказ в «Парус». Если б я знал «что», то есть дорос бы до такого абсолютного знания, то дополнил бы не колеблясь. Но за прошедшую жизнь не раз приходилось ошибаться в своих мнениях. Поэтому оставил это многоточие, как ставят «эквивалент строфы» в стихотворении.
А последний Ваш вопрос внутренне противоречив: назвать книгу, которую я бы не стал читать. Чтобы вынести такой приговор, выходит, сначала надо всё-таки прочитать или хоть что-то знать о её содержании. То есть прочитал, а потом – отказывайся… Нет, всякие книги приходится читать. Ведь Гомеры и Сервантесы, как Вы знаете, рождаются очень редко.
Юлия Сергеевна Большакова, г. Санкт-Петербург, заведующая сектором отдела индивидуального обслуживания Санкт-Петербургской государственной специальной центральной библиотеки для слепых и слабовидящих:
– Что бы Вы посоветовали прочитать, когда кажется, что мир отвернулся от нас? Нужна ли, на Ваш взгляд, поэту критика?
Николай Смирнов:
На первый вопрос сложно ответить.
Надо знать, по какой причине мир отвернулся от нас… Единого рецепта, думаю, тут нет. Но если человека одолевает одиночество, уныние, заброшенность – я бы обратился к духовной литературе. К Новому Завету, житиям, творениям отцов церкви, например, хоть к беседам святого Иоанна Златоуста, у которого на все тяжелые случаи жизни есть советы. Главное же – не унывать. Иметь и не только книжные, а какие-то свои приемы против таких тяжелых случаев. Вы сами точно определили ситуацию, написав: «кажется», что мир отвернулся от нас». Просто кажется: может, рука провидения «нас» трудно, с усилием подымает на новую ступень духовной лестницы – и к нам вот-вот прихлынет новое, невиданно свежее и ласковое лицо мира…
Критика нужна. Не случайно многие крупные писатели выслушивали лишь критические замечания о своих произведениях, пропуская мимо ушей похвалу. Конечно, молодому автору нелегко переживать разные упреки, а то и разносы, порой несправедливые, но в будущем, если выдержит тернистый путь сочинителя, будет только благодарен своим критикам. Естественно, я имею в виду критику литературную, а не политическую, когда поэта, скажем, обвиняют «врагом народа», «разжигателем вражды», «экстремистом», «кулацким поэтом» или рапортуют, как, например, Багрицкий в «Литературной газете» когда-то: «о перековке Михаила Кузмина». А в целом уместно вспомнить слова Спасителя: «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо!» (Лк. 6:26.)
Наталья Михайловна Мишина, г. Пенза, Пензенская областная библиотека для детей и юношества, главный библиотекарь отдела основного книгохранения и нестационарного обслуживания:
– А вот что касается практики, появилась одна мысль, но еще не оформилась окончательно. Это о рассказе Н.В. Смирнова «Вертячка». Заставил задуматься открытый финал. Можно что-то с подростками сделать, почитать, потом пусть придумают свою версию финала.
Рассказ этот, написанный давно, еще в 1984 году, так точно воспроизводит нашу современную «самоизоляцию», что становится жутко. Вообще, он показался мне очень страшным. Хотелось бы узнать у Николая Васильевича, как он воспринимает этот рассказ сегодня.
Николай Смирнов:
– Уважаемая Наталья Михайловна, благодарю Вас – меня заинтересовала Ваша идея о разных версиях рассказа «Вертячка». Освежился у меня на него взгляд. Ведь написал его совсем другой, еще молодой человек, очень отличающийся от того, который сейчас отвечает Вам.
Откровенно говоря, я его забросил и не думал, что он вызовет такое близкое соотношение с современной ситуацией. Но, действительно, в «Парус» я его предложил, предварительно поправив по мелочам, когда нашел ситуацию чем-то схожей: в рассказе – «вертячка», а в наши дни, в жизни «далеко от Москвы»: страх, вирусомания, вирусобесие, как это по-разному называют. Самому мне думалось тогда, в 1984 году, да и сейчас я так думаю, что я пытался изобразить какое-то отдаленное будущее. Вообразилось, явилось в образах, то есть все-таки «выдумалось». Может, о таких «вертячках», иными словами, о массовых страхах и их нагнетании, убедительнее написали, тоже в прошлом, ученые: Ухтомский и академик Павлов. Статья Павлова о «парадоксальном рефлексе», помню, перепечатанная на машинке, ходила по рукам во времена моей молодости наравне с запрещенной тогда литературой.