ебединого озера». В позе, в поднятой высоко головке, во всем устремлении, в самозабвенном кружении этой девочки угадывалась душа… Но Иван Марков знал, что лужа эта весной растает, обнажится её грязное, забросанное всяким хламом дно… И эта девочка, эта душа в своей судьбе, в своем парении, в отведенной ей судьбою орбите сядет на это дно. Выйдет замуж за какого-нибудь пьяного осмотрщика вагонов, будет с ним ругаться и материться… Потому что в Ледовый дворец на пьедестал почета поднимется только одна девочка, одна душа. А остальные души, исполняющие свои «па» по лужам России, осядут на «дно». Таковы законы соревнований, законы человеческого первенства, успеха, удачи и неудачи.
Но, глядя на жизнь, на кружащую перед ним девочку, Марков никак не мог признать это положение правильным. Что одной-двум девочкам или танцевальным парам пьедестал, а остальным – застывшие лужи и грязное дно… Если Бог есть, он не мог так нерационально, так несправедливо распределить награды. Такое распределение угодно людям, но не может быть угодно Богу: высшее он должен дать всем, если он Бог. Размышлял Иван Марков, глядел на самозабвение, парящее на грязной луже. И уже не для себя, а для этой девочки искал он то универсальное, что было бы доступно всякой девочке, всякой душе. А не только одной, стоящей на пьедестале почета.
В этом состоянии мыслей, чувств и поиска универсального и вошёл Иван Марков в свой вагон, стоявший на первых путях Токов.
– Как раз вовремя. Я уже тут картошечки сварганил. Селедочка… – сказал его напарник.
– А я хлеба свежего… – в тон отозвался Марков.
– Ты хлеба, а я вот что… – напарник Маркова вытащил из ячейки почтового шкафа бутылку водки и поставил рядом с дымящейся картошкой хлебом и селедочкой…
– Давай – помаленечку…
Марков сам остановил над своим стаканом руку разливающего напарника, у которого было свое понимание «маленечко…». Взял стакан:
– За что пьем-то?..
Напарник пожал плечами…
– За что угодно. За то, что сегодня среда… За то, что…
– За то, что еще один день ближе к могиле, – усмехнувшись, закончил за него Марков. – За это неинтересно… – Марков посмотрел в вагонное окно. Токи были видны как на ладони. Магазин, почта, несколько кирпичных квадратов жилых домов, застывшая лужа с грязными краями… Двух девочек на ней уже не было. Но одна все еще кружилась, все так же высоко поднимая головку и вытягивая подбородочек.
– Выпьем за вдохновенность, – сказал Марков, повернувшись от окна к напарнику.
– За что?.. – непонимающе переспросил тот.
– За вдохновенность, – повторил Марков.
– Х-хэ!.. – напарник крутнул головой. – Ну, давай за эту твою вдохновенность – х-хэ!.. – он еще раз крутнул головой и махнул в рот содержимое стакана…
На следующий день, сидя в другом вагоне, в кругу собравшихся за водочкой почтовиков, напарник Маркова весело рассказывал, за что он вчера пил, рассказывал про своего странного напарника, про его тост. Но самого тоста так и не вспомнил. И, ввалившись к вечеру в свой вагон, с порога выпалил:
– Слушай, за что мы с тобой вчера пили?.. Ну, твой тост…
– За вдохновенность, – ответил Иван Марков. – За великую, вечную вдохновенность, которая одинаково универсальна и на застывшей луже с грязными краями, и в Ледовом дворце. Вдохновенность, которая доступна каждому, у кого есть душа. Вдохновенность, которая угодна Богу больше, чем пьедесталы почета.
Напарник Маркова, пошатываясь, прошел в свое купе и, не раздеваясь, завалился на постель, заложив руки под голову. «Х-хэ!..» – крутнул он головой, словно отгоняя перед сном какую-то навязчивую муху.
Токи погружались в свою очередную ночь.
Никита НИКОЛАЕНКО. Вышедшая из толпы
Рассказ
Хорошая погода выдалась в тот день. Тишь да благодать! Лето было на исходе, но о скором приходе осени, похоже, никто и не помышлял. Ближе к вечеру я собрался совершить привычный поход по окрестным улицам, для моциона. Возраст, знаете ли…
Успел отойти недалеко от дома, как вдруг мое внимание привлекла обычная, казалось бы, сценка. Шагов за сорок от меня небольшая группа людей стояла возле красной машины; двое мужчин удерживали на ногах третьего человека, им помогала женщина. Еще и ребенок крутился рядом. Видно было, что человеку помогали удержаться с большим трудом.
С дачи вернулись, наверное, ну и расслабились там хорошенько, – это было первое, что пришло мне в голову. Да, будний день, но лето ведь на исходе, за урожаем съездили, не иначе… Эх, пьют же у нас на Руси!
Но по мере того, как я приближался к ним, становилось понятно, что винопитие здесь ни при чем. Двое крепких молодых мужчин пытались удержать на ногах подростка лет пятнадцати, правда, довольно крупного, если не сказать тучного, килограмм под сто, наверное. У парня подгибались колени, и если бы не усилия поддерживающих его людей, то он, несомненно, свалился бы на асфальт. Небольшого роста женщина стояла рядом, опираясь на доску для катания, с роликами. Доска доходила ей до плеч. Мальчик лет пяти – видимо, ее сын – стоял рядом.
Я замедлил шаги.
– Мужчина, вы нам не поможете? – обратилась ко мне женщина, едва я поравнялся с ними.
– Помогу, конечно! – кивнул я и подошел вплотную.
В руке женщина держала мобильный телефон, по которому как раз в этот момент и говорила, отрываясь только затем, чтобы отдать указания мужчинам. Вот и ко мне она обратилась таким же манером, параллельно с разговором. Как мне сразу стало понятно, беседовала она с матерью крупного парня.
Я осматривался, пытаясь понять, что произошло. Молодой человек катался на доске, врезался в красную машину – и потерял сознание? Или, наоборот, потерял сознание – и врезался в машину? Второе предположение казалось более вероятным.
– Сознание потерял? – осведомился я у женщины.
Кивнув головой, та продолжила общение по телефону. Я прислушался к разговору.
– Да, ваш сын стоит рядом со мной. Да, он на ногах, но его поддерживают, чтобы не упал! – объясняла женщина.
Каким образом она дозвонилась до матери пострадавшего, если он был без сознания, – это для меня оставалось загадкой. В памяти телефона догадалась покопаться, видимо. А может быть, парень успел что-то объяснить? Бог ведает!
Тем временем ноги у молодого человека окончательно подкосились, и он стал оседать, буквально повиснув на руках мужчин. Женщина вскрикнула.
Парень оседал всё грузнее – и я торопливо сделал пару шагов к нему, намереваясь поддержать, но мужчины справились сами. Они просто встряхнули его немного, и сознание вернулось к юноше. Пусть и с посторонней помощью, но он устоял, не упал на асфальт.
Он смотрел на меня затуманенным взглядом. Его состояние было мне понятно: как бывший боксер, я наблюдал подобное много раз – и на ринге, и за рингом.
– Упал? – как можно более внятно спросил я, глядя парню в глаза.
– Да, – с трудом подтвердил он.
– Ударился?
– Ударился, – повторил он несколько испуганно.
Я покивал головой и вслух – для всех собравшихся здесь – оценил его состояние:
– Ничего, в сознании, голова работает! Крови не видно, повреждений видимых нет. Ничего, оклемается!
– Скорую помощь вызвали? – обратился я к женщине.
– Нет, не вызвали. Сейчас мать его подъедет! – на мгновение оторвавшись от телефона, ответила та и вновь продолжила разговор.
– Нет, видимых повреждений на нем нет! – убедительно говорила она в трубку. – Крови не видно, он в сознании. Предполагаем, что оклемается…
– Хорошо бы его усадить куда-нибудь, – обратился я к мужчинам и показал рукой на пенёк на газоне. – Вон хоть туда…
Мужчины тоже осмотрелись.
– Нет, лучше давайте отведем вон на ту лавочку! – предложил один из них, кивнув головой в сторону подъезда. – Лучше на лавочку!
– Идти сможешь? – спросили мы у парня.
– Смогу! – всё с тем же испуганным выражением на лице подтвердил он. И нерешительно сделал два маленьких шага вперед.
– Тогда пошли!
На правую ногу он заметно припадал. Всей командой мы двинулись в путь. А женщина так и не прерывала телефонного разговора.
– Хромает! – объясняла она матери парня. – На правую ногу заметно хромает. Нет, кость нигде не торчит! Нет, ни крови, ни ссадин не видно! К лавочке ведем!
На вид ей было лет тридцать с небольшим. Полновата немного, в простых брюках и кофточке. Невзрачно выглядела, в общем. Если бы не возникшие обстоятельства, я, честно признаюсь, вряд ли обратил на нее внимание.
В одной руке она держала телефон, а в другой – доску, принадлежавшую парню. Тут я вдруг вспомнил, как называется эта доска – скейтборд. Доска была, как я уже сказал, великовата для ее роста и при каждом шаге стукалась об асфальт. И все-таки женщина на ходу успевала еще и отдавать указания мужчинам:
– Осторожнее ведите, не спешите!
Те и так старались. Идя рядом, я поневоле прислушивался к телефонному разговору.
– Что же вы, мамочка! – укоряла женщина свою собеседницу. – Что же вы до сих пор не сводили его к доктору? Обследовали бы его, давно поставили бы диагноз! Нельзя же так запускать заболевание!
Мать, конечно, была в курсе проблем своего тучного сына, отвечала что-то своей собеседнице. По делу они обе говорили, серьезно, правильно!
Так, мало-помалу, мы продвигались к подъезду. Мужчины вели парня под руки, женщина с доской следовала за ними, ребенок, конечно, шел рядом, а я замыкал шествие.
Взять что ли, у нее доску? – мелькнула в моей голове запоздалая мысль. Да ладно уж, два шага до цели осталось…
Подойдя к лавочке, мужчины, не без труда развернувшись, усадили на нее парня. Сел он неровно, наклонившись чуть-чуть в сторону, и остался сидеть в таком положении. Не упал бы! Всем стало понятно, что оставлять его одного нельзя.
Мужчины между тем отдышались и вопросительно посмотрели на женщину.
– Всё, идите, спасибо за помощь! – не отрываясь от телефона, сказала им она. Я невольно обратил внимание на то, что поблагодарила она так, будто они что-то сделали лично для нее, а не для незнакомого парня.