Леша в спорах активно не участвовал, лишь прислушиваясь к доводам сторон. Он жил на улице Ленина, но симпатизировал и Гагарину тоже. Как-то раз поинтересовался по данному вопросу у папы. Тот объяснил, что сравнивать этих людей нельзя, потому что Ленин — умница, а Гагарин — герой. Вооруженный примиряющим аргументом отца, Леша рискнул высказать его от своего имени товарищам, но был высмеян одним из ленинцев:
— Какой там герой? Мой дед говорит, что за бутылку водки и сам бы слетал запросто!
Леша спорить не стал, но к Гагарину отношения не поменял, своего героя не предал.
Спор не утихал до майских праздников, получив дополнительный импульс в связи с подготовкой к их проведению.
…Праздник шел по обычному сценарию. Отцы заняли места на гостевой трибуне, оживленно продолжая свои «взрослые разговоры». Леша с Колей стояли рядом, размахивая флажками, и пытались догадаться, что означают слова, написанные на транспарантах на эстонском и латышском языках. Им особенно понравилось слово «вабадуся»[15]. Демонстранты несли портреты вождей, как в индивидуальном варианте, так и в совместном, «тройственном» — Маркса, Энгельса, Ленина. Иногда среди транспарантов мелькала счастливая физиономия «верного ленинца» Никиты Хрущева. Портрет космонавта-героя, находясь в одном ряду с вождями, привлекал всеобщее внимание обаянием скромной улыбки человека, вернувшегося к нам на Землю с космических высот.
Но, как скоро выяснилось, портрет лишь предварял триумфальное появление самого Юрия Гагарина. Над завершающей шествие колонной неожиданно «воспарил» макет космической ракеты «Восток», а в ней, сидел народный любимец-космонавт. Макет демонстранты несли на руках. Гагарина и ракету осыпали цветами. Когда «гагаринская колонна» подошла к трибуне, где располагались официальные лица, космонавт покинул корабль и, окруженный почитателями, легко перешагивая через ступеньку, устремился вверх по лестнице навстречу начальству. А начальники, в свою очередь, с букетами красных гвоздик дружненько стали спускаться вниз — обниматься с «героем Космоса».
Леша зачаровано смотрел на происходящее. С одной стороны, он не мог поверить, что улыбающийся человек тот самый Гагарин, а с другой — очень хотел в это верить. Осведомленный третьеклассник Коля пояснил: «актер, актер!», — но тут же стал вместе со всеми радостно орать: «Ура! Гагарин!». И эти слова впервые объединили «все языки» и были кульминацией народного праздника.
…Гагарин вместе с ликующей толпой покинул стадион. Этим все и закончилось, как-то быстро свернулось. Поле стадиона опустело. Люди с трибун потянулись к выходу. Офицеры-отцы, все еще обсуждая «служебные дела», встали и вместе с сыновьями, не торопясь и сохраняя веселость, пошли к выходу. Коля продолжал восторженно рассказывать Леше о только что происшедшем событии: «а ты видел, как он спрыгнул?», «а законно он по лестнице бежал!». Но тот не включался в разговор — он мечтательно плелся рядом со старшим товарищем, ошеломленный встречей с Гагариным, искренним народным ликованием и еще чем-то таким, что и радовало, и беспокоило, и требовало действия — поступка.
Вскоре они вышли на улицу Ленина. До дома близко, но возвращаться было рано — мужчинам велели прийти в час, а на часах — только начало первого. Коля увидел дверь с надписью по-эстонски «Tüürose»[16] и рекламой-картинкой, где охотник, судя по виду эстонец, целит из ружья в стаю уток:
— Это тир! Можно мы стрельнем по разочку? — Коля уверенно обратился к офицерам, понимая обоснованность своей просьбы — праздник.
Те, памятуя о том, что детям нужно уделять внимание (мужское воспитание!), не стали возражать.
Зашли. Действительно, оказалось, что в тир.
Было много людей. Взрослые мужчины-эстонцы отдыхали по случаю праздника. Появление двух офицеров с детьми они встретили равнодушно, как бы и не заметив. Подвыпившие «эстонские стрелки» курили, вели неспешные беседы, иногда постреливали. Стреляли хорошо, попадали часто. Казалось, все ружья были заняты, но «тирщик», увидев новых клиентов, достал еще две «воздушки».
Уже неоднократно стрелявший Коля, показал Леше, как заряжают ружье, и установил его на подставку — «для начинающих». Сам же, проделав те же манипуляции со своим оружием, оперся по-взрослому на локти и, прищурившись, стал готовить выстрел.
Леша восторженно рассматривал тир, в котором был первый раз в жизни. Тир произвел на него чарующее впечатление. Тут были всякие зверушки, которые, в случае удачного выстрела, принимались скакать или переворачивались вниз головой, а пестро раскрашенные пропеллеры, вдруг начинали вертеться, разгоняя густой табачный дым. Но все это волшебство меркло перед главным аттракционом. Ракета с космонавтом, оседлавшим ее по-кавалерийски, после удачного выстрела взлетала из правого нижнего угла стены с мишенями и, неспешно пролетая мимо всех этих зверушек, достигала Луны, расположенной в левом верхнем углу. А желтая глазастая Луна, ожидая прилета космонавта, улыбалась во весь рот.
Когда ружье оказалось в Лешиных руках, он понял, что больше всего на свете хочет, чтобы его выстрел увенчался триумфальным полетом ракеты на Луну. Но куда нужно стрелять? Спрашивать было почему-то неудобно — Леша стеснялся эстонской компании, строгого тирщика, Колю, рядом с которым он чувствовал себя «малолеткой»…«Включив логику», он сообразил: чтобы ракета полетела на Луну, нужно стрельнуть именно в нее. Куда стрелять, чтобы она вернулась на Землю, он подумать не успел, так как Коля уже сделал выстрел, промазал и с нетерпением смотрел на товарища.
Чуть задрав вверх ствол ружья, Леша со всей силы нажал на курок. Глухо хлопнул выстрел…В Луну он не попал, но точнёхонько всадил пульку в струну, на которой держалась Луна и, как выяснилось, вся конструкция. Струна, лопнув, издала противный звук. Конструкция рухнула на пол, по пути сбивая другие мишени — и все запрыгало, завертелось…
Через несколько секунд буйство мишеней успокоилось. В наступившей тишине Леша испуганно осматривал содеянное. Он ожидал совсем другого, мечтал поучаствовать в освоении Космоса, помочь советской космонавтике…
Вдруг тир содрогнулся еще раз — от гомерического хохота, который переходил в «захлебывающееся ржание». Смеялись все, но больше всех стоящие за спинами стрелков папа и дядя Аркаша. Лишь тирщик, окаменев, продолжал изумленно глядеть на малолетнего стрелка, который стоял перед ним, испуганно прижав приклад воздушки к груди.
Наконец, смех стал затихать, смеющиеся вытирали слезы, обмениваясь репликами по поводу случившегося.
Дядя Аркаша с притворной строгостью стал отчитывать Николая:
— Ты видишь, как стрелять нужно! Учись у Лешеньки. Снайпер! Сразу видно — не в пятницу деланный!
Лицо дяди Аркаши сияло. Коля, смущенно улыбаясь на шутку отца, пытался оправдаться:
— Я в белочку хотел, но пулька чуть выше прошла.
После этих слов засмеялся даже тирщик. Он, поругиваясь на эстонском языке, стал ликвидировать последствия замечательного выстрела. Все было поправимо, только «полет на Луну» был безнадежно испорчен: и Луна, и ракета с седоком разлетелись вдребезги от удара об пол.
Офицеры, забрав детей, покинули место Лешиного триумфа.
Всю дорогу они еще и еще раз в лицах рассказывали друг другу случившуюся историю, и пришли домой в отличном настроении. Стол был накрыт. Принаряженные жены наносили последние штрихи. Лишь обозначив восторг по этому поводу, папа и дядя Аркаша, что называется с порога, перебивая друг друга, начали рассказ о происшествии. Мама, чуть обиженно прервала повествование, предложив выпить за Первомай. Офицеры быстро выпили, не прерывая рассказ, ибо дошли до самого интересного места. Показав в лицах реакцию эстонцев, под общий хохот, они выпили, еще раз — «за выстрел!».
Отрепетированная и рассказанная с новыми подробностями история понравилась всем и сделала Лешу героем стола. Лишь один раз, когда мама подала запеченную в духовке индейку, вспомнили, что нужно поднять бокал «за хозяйку этого дома». А потом на запах жареной птицы стали приходить соседи. И рассказ о выстреле возобновился. Папа смеялся больше всех, задыхаясь, кашляя, — но было видно, что счастлив. К окончанию застолья политические события полностью ушли в тень. Пили только за «русского снайпера», «за грозу тирщиков». Один из гостей предложил выпить за «Ворошиловского стрелка». Но дядя Аркаша обиженно заупрямился: «Ты с кем Лешу рядом ставишь — с этим косоруким сморчком! Да он «гроза Америки»! — дядя вскочил, подыскивая нужные слова посмотрел на календарь с портретом Гагарина и нашел: «Он … надежда всего прогрессивного человечества. Вот за это я выпью!» — И выпил — стоя.
Праздники закончились. Предстояло завершить учебный год и сдать переводной экзамен в музыкальной школе. Леша хорошо подготовился и сыграл на «отлично». Потом был отчетный концерт, и он впервые играл на рояле: с эстрады, в заполненном публикой концертном зале. Был успех — хлопали, потом хвалили. В зале сидели мама, папа, дядя Аркаша. По случаю первого выступления сына мама накрыла стол. Опять хвалили, даже восторгались. Но, как почувствовал Леша, его артистический успех все же был несравним с тем событием, что недавно произошло в эстонском тире.
Все лето Леша готовился к школе. Предстояло научиться, наконец, хорошо выговаривать букву «Р». Мама заметила, что в английских словах звук «Р» у него получается лучше, и стала во время каждодневных занятий английским языком, подыскивая слова с «r» и добивалась чистоты произношения. Действительно к сентябрю проблема решилась как-то сама собой, без посещения логопеда и дополнительных упражнений.
В сентябре Леша пошел в первый класс.
Папа взял отпуск на пару недель, чтобы на первых порах помочь сыну в учебе. Но уже через неделю стало ясно, что его помощь и не нужна. Год, проведенный в «музыкалке», не прошел без следа — сын был не по возрасту организован и развит. Он стал одним из лучших учеников класса, лишь уступая некоторым девочкам «в аккуратности», как говорила учительница, но, как он сам быстро заметил, превосходя их в сообразительности, особенно, когда дело касалось математики.