Занятия музыкой продолжились. Леша, став школьником, мог уже на законных основаниях самостоятельно ездить в «музыкалку» на автобусе, что и делал три раза в неделю. Мама в «день музыки» вручала ему десять копеек — «на проезд». Скоро он понял, что добираться до школы «на своих двоих» интересней, а лишние 10 копеек, «никогда не бывают лишними». Он стал ходить пешком, из любопытства меняя маршрут движения между двумя точками: домом и «музыкалкой». Как-то на обратном пути, путешествуя по узеньким улицам старого города, набрел на «Тир», который располагался в Латвии.
Нужно признать, что ощущение незаслуженного триумфа чуть портило ему жизнь. Друзья-первоклашки любили ходить в тир, звали его с собой. Но он под разными предлогами отказывался. С одной стороны, Леша побаивался тирщика, ибо помнил его недовольное ворчание, а с другой — ему казалось, что все знают о его славном выстреле и только ждут, когда он смажет, а в том, что промах состоится, он не сомневался.
Латышский тир был далеко от школы и дома. Леша, располагая денежными средствами, которых хватало ровно на пять выстрелов, решил попробовать — знакомых, как он и ожидал, здесь не было. Он протянул тирщику 10 копеек, тот выдал пульки и воздушку — «лудзу»[17].
Леша осмотрелся. Латышский тир походил на эстонский. Но помещение было побольше, и стена с мишенями располагались дальше от стрелка, что создавало дополнительные трудности. Первое посещение тира и Колины уроки не прошли даром — он знал куда стрелять и как обращаться с оружием. Не без труда, с опорой, но без помощи взрослых, зарядил воздушку. Стал целиться в маленькую мишень, попадание в которую должно было «включить» пропеллер на самолете. Выстрелил, но промазал. Потом стрелял по другим мишеням, но с тем же результатом. Леша вернул с благодарностью (палдиез[18]) винтовку тирщику и расстроенный побрел домой. Петляя по улицам старого города, стал мечтать, воображая свои будущие успехи в стрельбе, и даже чуть приободрился. Но когда появился на глазах у родителей, мама все равно заметила Лешино настроение:
— Что-то в школе случилось, учительница недовольна? — спросила обеспокоено.
— Нет, все хорошо, — он попытался ответить пободрее, но получилось не очень — грустновато. Мама на всякий случай достала дневник из «музыкальной папки», открыла и увидела «обидную оценку» «4+».
— Ну, из-за четверки с плюсом не стоит расстраиваться, в следующий раз исправишь, — сказала она с улыбкой, успокоившись.
Леша в ответ промолчал.
Решение регулярно посещать тир, дабы поправить положение вещей, созрело само собой. Леше жутко хотелось попадать в мишень, и он стал стрелять. Поначалу — больше мазал. Даже попадание «один раз из пяти» было веселящим душу успехом.
Как-то раз во время Лешиной стрельбы, в тир вошел мужчина-латыш с сыном. Мальчик был в школьной форме светло-синего цвета, голубоглазый, светловолосый, сосредоточенный, но чуть испуганный. Судя по всему, в тир он пришел впервые, хотя был по виду старше Леши. Его отец попросил тирщика научить сына стрелять. Тот охотно взялся за дело. У Леши оставалось еще три выстрела, и он, замедлив стрельбу, стал внимательно следить за показом. Кое-какой опыт он уже накопил и понимал подсказки тирщика быстрее латыша. Наконец, урок закончился. Латыш приступил к выстрелам, а Леша, обогатившись новыми знаниями, отправился домой.
В следующий раз его стрельба была удачней, а потом — пошло и пошло. Тирщик, заметив явные успехи «упорного паренька», стал относиться к нему с некоторым уважением: давал винтовку получше, а не первую попавшуюся, одобрительно покачивая головой, в случае удачного выстрела.
В мае был переводной экзамен в музыкальной школе. Леша снова сдал его на «отлично», а потом с успехом играл на «отчетном концерте». Его пришли слушать не только родители, но и соседи. Леша был самый маленький из «артистов», но играл бойчее других. Дядя Аркаша вручил ему букет цветов и большую коробку конфет. Он прощался с друзьями — его переводили служить в Москву. Столь же значительными были Лешины достижения в стрельбе. В конце мая он первый раз попал «пять из пяти». Но этот успех оставался тайной для всех.
Учебный год закончился. На лето Леша уехал к родственникам «на юг» — к бабушкам и дедушкам. Тут он заскучал без друзей и пристрастился к чтению книг. Ничего захватывающего в бабушкиной библиотеке не было. На «этажерке» стояли толстые книги: Достоевский, Толстой, Шолохов, Горький. Леша попытался было читать «Войну и мир», но первые страницы романа — разговоры по-французски в салоне Анны Шерер — отпугнули мальчика, и он поставил книгу на место. В недалеком прошлом бабушка работала учителем в младших классах. Учебники она не выкинула, а хранила на чердаке. Там их Леша случайно обнаружил и стал изучать. Больше всего понравились книги по математике.
Потом, в августе, приехали родители и повезли его на две недели «на море», где все было также скучно: утром — завтраки море, днем — обед и отдых, вечером — море и ужин. Леша взял с собой книгу по математике для третьего класса и по вечерам, продолжал решать задачи. Ему никто не мешал. Отец один раз поинтересовался тем, что он читает, увидел, что математику для третьего класса и с удивлением спросил: «Получается?».
Леша утвердительно мотнул головой, продолжив решение задачи.
В конце августа они вернулись в Прибалтику. Леша вновь приступил к своим обычным занятиям: стал ходить во второй класс общеобразовательной школы и в третий — музыкальной. Лишь иногда заходил в латышский тир, где тирщик его узнавал и, не скрывая радости, давал ему лучшую винтовку, и, пока Леша стрелял, рассказывал посетителям об успехах своего ученика, который «начинал с нуля». Леша не подводил — стрелял удачно, не смущаясь вниманием публики.
В ноябре ему сообщили, что папа должен уехать в долгосрочную командировку на Кубу. Сначала рассчитывали, что он пробудет там год, но потом, его задержали еще. Леша надеялся, что папа, как обычно, заберет их с собой, но оказалось — нельзя. Папа уехал выполнять секретное задание, тайно добирался до места на туристическом пароходе «Мария Ульянова» в гражданском костюме — «в гражданке», как говорили.
Леше строго-настрого запретили говорить, куда «исчез» отец. А этим интересовались многие: и его товарищи, и соседи-взрослые. Но он помалкивал, по-детски неловко уходил от разговора, замыкаясь в себе, стараясь не сталкиваться с людьми, которые задают этот вопрос. Над ним стали посмеиваться. В конце концов, о его неприятностях узнал папа. Он написал «жесткое письмо» (мужское воспитание!), в котором объяснил, что стесняться ему нечего, потому что отец воюет с американским империализмом, а отцы его «приятелей» попрятались под «мамкины юбки» — и прочее. Леше хватило ума не вступать в полемику с товарищами и не озвучивать подробности отцовского письма. На вопрос об отце стал отвечать коротко: «он выполняет ответственное задание командования». Внутренне он распрямился, почувствовав уверенность, произносил фразу так, что вопрошающий умолкал.
Наконец, отец вернулся и получил новое назначение — в Россию, на юг, поближе к родне. Прибалтика осталась в прошлом. Отцу, поощрив за выполнение «особого задания», дали отдельную квартиру в новом пятиэтажном доме, и семья переехали вслед за ним — в Россию.
Леша стал ходить в общеобразовательную школу, что располагалась рядом с домом. Ее только что открыли. В пятый класс, куда он поступил, набирали ребят из разных школ, коллектив класса только создавался, и ему без труда удалось сдружиться с новыми товарищами. В школе он представился Валерием и остался таковым для товарищей, так как больше в классе Валер не было. Скоро и дома «забыли» его детское имя. Он повзрослел, стал бурно расти и через год, — в шестом классе, — сровнялся по росту и размеру стопы с отцом.
Учителя школы быстро разглядели высокий уровень подготовки паренька из Эстонии. Дабы «обезопасить» класс от подсказок с его стороны, они задавали ему «отдельные контрольные задание» — повышенной трудности и двойного объема. После того, как он их выполнял, обычно минут за пятнадцать-двадцать, — отправляли бегать на спортплощадку или в спортзал.
Если в общеобразовательной школе все пошло также хорошо, как и в Прибалтике, то в «музыкалке» возникли проблемы.
Тут учителей смущал не только его возраст, но и «школа». Как они говорили: «его там неправильно учили». Отцу предложили определить Валерия в пятый класс, т. е. оставить «на второй год». Он отказался, сославшись на то, что сын не поступает в школу, а переводится из другой — и с отличными оценками. Учителя обиделись, ведь «хотели как лучше для ребенка», но вынуждены были подчиниться закону. Понятно, что после этого случая учеба в «музыкалке» была безрадостной.
Валерий мучился два года, впрочем, выпускные экзамены сдал на «отлично», наверное, благодаря приглашенному из музучилища «постороннему» председателю комиссии.
Поначалу, освободившись от музыки, Валерий был доволен, но скоро заскучал — у него, вдруг, оказалось слишком много свободного времени. Учеба давалась легко. Организованная в школе общественная работа отталкивала своей заорганизованностью. Подростковые игры надоели — казались детскими. Он «записался» в спортивную секцию — сначала только в одну, потом во вторую, потом в третью. Соревноваться нравилось, он почти всегда был «в числе призеров», но тренироваться было скучно. Вдруг выяснилось, что заниматься музыкой куда интересней, чем скучать на тренировках.
Приближалось окончание восьмилетки.
Валерий заглянул в учебники за девятый-десятый класс. Все было понятно без объяснений учителя. Тянуть еще два года школьной учебы не хотелось. Отец когда-то давно говорил ему про учебу в музыкальном училище и консерватории. Валерий поднял этот вопрос на «семейном совете». Родители удивились, но сильно не обеспокоились и отозвались на просьбу сына — отец договорился о прослушивание в училище. Там заинтересовались в его поступлении, но порекомендовали позаниматься перед экзаменом с учителем.