Но и смешно, ей-богу!.. Смешно даже то, что вышеупомянутый Фрейд — совсем не гениальный врач, а, скорее, гениальный пациент — говорил, что, мол, юмор — это секс, политика и обыкновенная физическая щекотка. Есть такая довольно грубая, даже сексисткая поговорка «Рассмеши женщину — и она твоя». Что ж, доля истины — только доля! — в ней, пожалуй, есть. Я не знал ни одной женщины, которая не смеялась бы над хорошими шутками. Но что получилось бы, если бы я смешил их «по Фрейду»?.. Во-первых, женщины очень по-разному относятся к «сексуальным шуткам». И только совсем уж эмансипированные из них могут вынести что-то относительно грубоватое. Все остальные — либо уходят в «нети», либо готовы принять что-то совсем уж завуалированное. А если мужчина постоянно шутит на тему секса?.. То есть в первый день знакомства, во второй… пятый… десятый и даже делая предложение руки и сердца? Не берусь предполагать, какая дама согласится выйти за такого типа замуж, и, на мой взгляд, его ждут в жизни большие проблемы. Теперь, во-вторых: как женщины относятся к политическим шуткам?.. А никак. По крайней мере, та их огромнейшая часть, которую можно назвать вменяемой. Да, есть нормальные и среди тех, которые готовы терпеть такое издевательство, но их явное меньшинство. И третье, шутки о «физической щекотке». Тут можно смело сказать, что относительно хорошо, если «щекотка» будет только словесной шуткой и совсем плохо, если женщину и в самом деле захотят, так сказать, потрогать руками. Особенно при первой встрече…
Снова приходят сомнения: Господи, зачем я все это говорю?!.. Ведь ты словно продолжаешь какой-то яростный монолог в душе, но какое отношение он имеет к еще ненаписанному рассказу?!
Отвечаю сам себе: я просто рассуждаю о любви. Кажется, я уже говорил, что любовь, как и творчество пронзительно несправедливы? Улыбнусь: о, yes!.. Это именно так. И я буквально обожаю вот эти строки Тютчева:
Любовь, любовь — гласит преданье —
Союз души с душой родной —
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И… поединок роковой…
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец…
Сказать о любви лучше, гениальнее не смог бы даже сам Александр Сергеевич Пушкин. А теперь… Как бы это мягче… нет, несказать, а перейти… аккуратно переползти (смеюсь!) к сухому и модному сейчас юридизму в любви. Модному на Западе и пробивающемуся к моде в России.
Интересный вопрос: если в наше время уголовный суд разбирал дело Ромео и Джульетты, к каким срокам их приговорили? Думаю, к большим. Ведь парочка любовников довела друг друга до самоубийства, а это совсем не шутки. О педофилии обоих мне даже не хочется говорить. Правда, Шекспир в какой-то мере пытается оправдать любовников, мол, после смерти детей их родители помирись. Но хорошо ли это?.. Лично я уверен, что если Монтекки и Капулетти помирились, то они наверняка и объединились в союз, чтобы резать другие семьи Вероны. Такое уж было тогда время…
Повторяю, любовь земная очень часто — жестока и благие пожелания типа «все отдай и ничего не требуй взамен» так и остаются не более чем пожеланиями. В чем причина?.. На мой простодушный взгляд, либо в дикости, либо в одичалости. То есть в «наличии отсутствия» цивилизации. В диком племени вы не найдете Ромео и Джульетту, а столкнетесь с голым практицизмом обоих полов. Например, тамошняя девушки думает: вот этот парень здоровый как слон, сильный как тигр и поэтому он принесет много добычи. Парень думает: у этой бабенки широкие бедра и сильные руки… правда, нос здоровенный… ну и что?!.. если нос здоровый, значит насморком не заболеет. Женюсь!..
А потом зачатки цивилизации породили зачатки любви. Правда, я почему-то думаю, что вначале они были похожи на страсть. Страсть — это когда чувство, как морская волна, отрывает ноги человека от дна и несчастного несет куда-то помимо его воли. Вспомните: библейский царь Давид убил воина Урию из-за красавицы-жены Вирсавии, хотя Давид не был плохим человеком. Он даже был героем…
Дальше человеческая любовь, так сказать совершенствовалась, хотя римские матроны не стеснялись раздеваться в присутствии рабов-мужчин, а иногда и пользоваться их… ну… в общем, услугами. Но это уже — частности. Например, римские легионы легко, как на показательных учениях, разгоняли толпы дикарей-кельтов не только благодаря железной дисциплине легионов, но и с помощью, так сказать, дисциплины чувств. Воин-римлянин не мог выйти из строя даже если ему сообщали об измене жены. Дикарь же прихватывал с собой десяток друзей и отправлялся в свою деревню, чтобы разобраться с женой и ее любовником. В связи с этим, римский солдат невольно думал, на ком ему стоит жениться и будет ли верна ему женщина. А дикарь — только о широких бедрах. Императоры Калигула, Нерон и Коммод царствовали в Риме уже потом. Итог — печален. Дикие толпы германцев разбили одичалые легионы римлян. Тут суть не только в том, что, мол, рыба гниет с головы, а еще и в том, что солдат, которому показали, как можно любить много женщин сразу, вряд ли сможет любить Родину. Ведь Родина — одна, как и любимая (пусть и с ноткой практицизма) жена.
Нет, я недаром упомянул Ромео и Джульетту. Ведь время шло, шло, шло… И уже тогда, во времена Шекспира, стали считать, что штамп в веронском паспорте — не самое главное. Главное — любовь. Пусть юнцы еще очень молоды, еще хрупки, как бокалы из тончайшего хрусталя, но главное… Тьфу ты, черт! Иногда я прекрасно понимаю, почему Лев Толстой так не любил Шекспира. Не исключено, что великий русский писатель его даже ненавидел. А потому и вывел на страницах «Войны и мира» любовь Наташи Ростовой к Анатолю Курагину не как любовь, а как дикую, неуправляемую, почти животную страсть. Наташа Ростова — антипод Джульетты Капулетти или, по крайней мере, та девушка, которую и удержали от греха, и которая смогла найти в себе силы справиться со страстью. Если я не ошибаюсь, еще Толстой указывал на то, что шекспировские тексты — едва ли не лишенный смысла набор фраз, цель которых взвинтить читателю нервы.
Боже, Боже!.. Зачем я все это говорю?!.. Затем, что, так сказать по жизни, я вполне «нормальный человек»… ну, и мужик тоже, причем иногда грубоватый. Но вот писать-то я могу только о любви. Смеюсь: представляете, да?!.. Мужик пишет о любви, причем о любви не «шекспировского типа» (это было бы более-менее понятно и оплачено), а о толстовской, уже почти никому не нужной и забытой… хочется сказать «забытой Богом и людьми, но — нет… только людьми.
Я уже говорил, что творчество — всегда одиночество. Нет!.. Творчество — это отсутствие в тебе толпы. Причем не просто толпы, а шекспировской толпы. Включите телевизор, и вы легко нашарите сериал типа «ее все предали, а она всем отомстила». В нем заключен почти тот же лишенный смысла текст, цель которого… снова смеюсь!.. цапнуть зрителя хоть куда-нибудь, а желательно в незащищенной район нервной системы.
Уже говорил, говорил значительно раньше, что, когда древнеримская толпа плебеев орала «Хлеба и зрелищ!», она совсем не подозревала под зрелищами спектакли Антона Павловича Чехова. И совсем не потому, что он родился только через две тысячи лет, а потому что… В общем, хотите верьте — хотите нет, но, на мой взгляд, «шекспириада» — это теже гладиаторские бои, только удачно перенесенные на сценические подмостки…
Снова обращаюсь сам к себе: уважаемый Алексей Николаевич, сколько можно, а?!.. О чем вы говорите и зачем это вам?! Снова вместо плодотворного сочинительства вы занимаетесь, простите, полной ерундой. На вашем месте я бы…
Стоп-стоп-стоп!.. Я вспомнил. Этот случай рассказал один из тренеров (или секундантов?) замечательного шахматиста, экс-чемпиона мира Тиграна Петросяна. Суть его вот в чем: накануне перед важнейшей встречей с Борисом Спасским (как раз шел матч за звание чемпиона мира) Петросян вдруг вместо того, чтобы разбирать наиболее вероятные и уже встречавшиеся в матче варианты, вдруг увлекся совсем другим дебютом. Он азартно анализировал его (возможно даже повернувшись к секундантам спиной) и не реагировал на все их замечания. Петросян вдруг словно погрузился в какой-то транс и за весь вечер так и не приступил, казалось бы, к куда более важной работе. На следующий день он проиграл партию. Но выиграл матч.
Умение сосредотачиваться — совсем не умение смотреть в одну точку, морщить лоб и напрягать мышцы головы и шеи. Умение сосредотачиваться — что-то совсем другое и я не удивлюсь, если для этого вдруг потребуется погладить спящего кота или посчитать за окном ворон на ветке. Правда, конечно же, и тут не стоит увлекаться, но… Кто знает, когда очень нужно остановиться?
Короче говоря, уважаемая Ирина Владимировна, помниться, я авансировал Вам целых три текста? Мол, я работаю и все такое прочее… Улыбнусь: нет, я не работаю, я занимаюсь вот такой ерундой и уже набрал ее в количестве 20 тысяч знаков. Я хочу понять… но что?! Чем Россия отличается от Запада?.. Чушь! Общеизвестно, что для любого русского всегда и во всем виноват Запад. Дать четкое и правдивое объяснение любви?.. Тоже полнейшая ерунда, ведь я совсем не претендую на Нобелевскую премию. Я пытаюсь сосредоточится?.. Сомневаюсь, хотя в этом что-то определенно есть.
Знаете, наверное, я все-таки пытаюсь почувствовать вкус свободы, то есть писать не то, что уже готово и лежит в голове аккуратной стопкой, а что-то другое… Наверное, я похож на стрелка, который рассматривает не мишень, а то, что находится рядом с ней или даже за ней. Смешно звучит, но я словно хочу увидеть то, что, в сущности, очень трудно увидеть — пространство. Ведь человек смотрит на мир для того, чтобы увидеть и его взгляд невольно скользит с предмета на предмет. Может быть, так и возникает течение времени: вы видите одно, потом, секундой позже, другое, еще секундой позже, третье и т. д. А вот если человек вдруг увидит пространство — время перестанет существовать и тогда можно будет пон