Мы с жадной надеждой:
– Не опоздаешь? Полчаса прошло!..
Ретивый высокомерно:
– Подождет, не развалится.
Минут через пятнадцать капитан Ретивый вернулся с коробкой из-под бумаги для принтера, битком набитой тетрадями, корректирующей жидкостью, блокнотами, карандашами, гелевыми ручками, ластиками, степлерами, скобами, файликами, папками, стикерами и прочим «бахатством». Его лицо было алебастрово белым, но с красными пятнами. Он молча прошел в кабинет, поставил коробку на стол и сел на краешек кресла.
Молчал капитан очень долго, уставившись расфокусированным взглядов в никуда, а затем тихо спросил:
– Меня уволят… или на Новую землю отправят?
– С чего бы?!
– Открываю дверь в 302-й кабинет, а там приемная размером с футбольное поле и секретарша за «барной стойкой». Я говорю, мол, извините, ошибся дверью. А она: «Нет, не ошиблись, вам тут коробку просили передать». А сама улыбается и глазами на дверь с табличкой показывает… А там «Зам. САМа по МТО генерал-майор Завгозин».
То есть не красномордый завхоз в тапочках а-ля «эпоха застоя», а, так сказать, генерал собственной персоной. И, вполне возможно, что чай этому генералу не только в кабинете пить приходилось.
Мы с притворно-трагическими нотками в голосе спрашиваем:
– И че?!..
– Секретарша спросила, из какого я подразделения. Говорю, Первый отдел. Она просила передать… я даже записал в блокнот: «Пусть эти полудурки больше так не шутят, задолбалась уже коробки с канцелярией собирать каждую неделю».
Пока мы гомерически ржали, ако кони Пржевальского, капитан принял строевую стойку, одернул китель и выдал фразу из почти забытого древнего фильма «Раба любви».
– Вы – звери, господа!
Учитывая, что старый вояка-генерал Завгозин обладал чувством юмора, мы предполагали, что на этом все не закончится и оказались правы.
По истечении текущего квартала в дверь постучались, и прапорщики из отдела МТО вкатили в кабинет две тележки с коробками бумаги, ручек, калек, емкостями с тушью, ластиками и много еще с чем, общим объемом более кубометра и выгрузили все это великолепие перед столом капитана Ретивого.
На вопрос обалдевшего капитана.
– Зачем столько?!
Украдкой нам подмигнув, старший прапорщик Петрович, ответил с напускной суровостью.
– Чтоб до самого дембеля хватило!..
Наталия МАТЛИНА. Адажио. Отрывок из повести «Вальс в миноре».
За окном темно. Электричка мчится сквозь обступившие деревья, которые напоминают театральную декорацию. Кажется, что за окном царит полное безмолвие и это земля движется, а не поезд. Так бывает, что во хмелю не человек падает на пол, а пол стремительно поднимается к лицу.
Вот пронесся мимо пешеходный мостик, и электричка вырвалась на простор. Но света не прибавилось. Потом показались башни элеватора. Скоро станция.
По вагону идет чумазый мальчишка лет девяти, и залихватски играет на гармошке. Ему не подают.
Электричка с грохотом затормозила у платформы. Я выбралась из вагона. Ночная свежесть обняла меня, и тут же возникло щемящее чувство дороги и вселенского одиночества. Кроме меня из вагона никто не вышел. Электричка, взвыв, поехала дальше.
Дождавшись, когда последний вагон промчится мимо, я спустилась с платформы.
Темно. Только призрачный, синий свет семафоров. Улица дачного посёлка тоже освещена таинственным светом. Тихо. Даже собаки не лают. И ощущение тайны.
Вот и калитка. Дачу я купила три года назад. К этому времени мой брак категорически рухнул со всеми вытекающими отсюда депрессиями, худобой, боязнью людей, бессонницей и прочими, разрушающими психику эмоциями. Но липкую паутину апатии и комплексов в одночасье смахнула моя первая же ночь в доме, когда блаженный сон внезапно выключился.
«Что-то не так…» – пронеслось в голове.
«Не так» было всё, потому что в комнате обнаружился чужой мужик.
– Разрешите доложить?.. – почти по-военному козырнул бас.
– Вы кто?! – ухнуло с перебоем сердце, и в следующее мгновение рот мой открылся, чтобы заорать.
– Ну, не надо! Не надо кричать, я свой – ваш сосед, зовут меня Петром, —пришелец улыбнулся глазами, убирая от виска руку.
– А как вы сюда попали?
– Так у меня ключи есть, – пояснил он, – Бывший хозяин дал мне их, чтобы приглядывать за домом. Что, собственно, я и делаю. А тут – вы! Симпатичная, кстати… Простите, если напугал.
– Бог простит! Вы же при исполнении, – я уже совсем пришла в себя, – Позвольте мне одеться.
– Да, да, конечно, —засуетился Пётр, – Загляну позже, с вашего разрешения?
– Только с разрешения! – строго сказала я, но все-таки улыбнулась.
Потом быстренько умылась, привела себя в порядок и начала бродить по дому. По своему дому.
– Ты мне нравишься, – вполголоса мурлыкала я. – Ты не просто дом, ты —моя сбывшаяся мечта. Твоему настоящему Хозяину, в смысле домовому, я привезла уютные тапочки. Думаю, они ему понравятся, и он будет обязательно играть со мной, убирая с глаз и пряча в немыслимых местах нужные мне вещи. Я буду тебя мыть, мой милый дом, обогревать и знакомить с хорошими людьми. Ты будешь хорошо пахнуть пирогами, которые я буду печь, и вареньем, которое я буду варить. Мы будем слушать музыку, которую ты тоже полюбишь. А вечерами мы будем смотреть на звёзды. Я постараюсь при тебе не курить. Хотя вряд ли. Тебе придётся потерпеть. С этой привычкой я не расстанусь. Но я буду бороться со своей хандрой, неуверенностью и липкими комплексами. Я буду счастливой! Ты мне в этом поможешь, я знаю! Я тебя уже люблю! Надеюсь на взаимность.
– Я – тоже, – раздался бас Петра.
«А ведь надолго пристал!..» – подумала я.
Но надолго ли?.. Прошло всего три года. Сейчас дом простыл. Я кинула в печку несколько поленьев. Сразу стало веселее.
Вскипятив чайник, я забралась на диван и стала потягивать чай из большой кружки. Теперь можно и подумать, но…
– Матушка, ты где? – звонок сына отвлёк меня от мыслей.
– На даче, только приехала.
– Решила, все-таки, продать?
– Да. Завтра жду покупателей, а сейчас наслаждаюсь тишиной.
– У тебя все нормально? – заботливо спросил Илья.
– Более чем!
Закурив сигарету, я вышла на крыльцо.
Августовское небо, низкое, полное звезд, звук поезда и прилетевшего откуда-то Альбинони. Где-то заскрипела дверь, и моё настроение скакнуло в анекдот про русскую тоску. Безумно захотелось озвучить его заключительную часть. Я фыркнула и тихо засмеялась.
– Натальюшка, это ты? – услышала я голос соседа.
Пётр возник из темноты, невысокий, сухощавый и, как всегда, нетрезвый. В руках у него была пара мужских ботинок.
– Это чьё? – грозно спросил он.
– Не знаю, спроси у своей жены, – улыбнулась я.
Петру – сорок восемь лет, а его жене, Татьяне, – двадцать восемь. Их бурная личная жизнь была достоянием всего поселка. Жили они на даче круглый год.
– Привет спецкору! Давно из командировки?
– Сегодня вернулся и, вот, обнаружил. Это – не мои! Вот, стерва! Давай выпьем? У меня с собой коньяк, – азартно предложил он.
Как-а-акой же сумбур в его голове!.. Наверняка, в ней нет заботливого домового.
– Заходи! Разносолов не обещаю, но на закуску что-нибудь найдется.
– Вот скажи мне, что нужно бабам? – спросил он, пристроив башмаки на коленях и азартно терзая булку.
– Ты знаешь, я отношу себя к бабам только по половым признакам.
– Но зато, какие они у тебя! Слушай, Наташка, давай, решайся! Бог знает, сколько лет ты в разводе. Я давно готов открыть список твоих побед, – интимно предложил он и положил руку на мое колено.
– Список давно открыт, – я убрала его руку.
– Иди ты! – обрадовался он, – Влюбилась или для здоровья? А почему не предъявляешь человека и приезжаешь одна?
– Для здоровья, любопытный Петя, – засмеялась я.
– Молодец! Давай, за твое счастье и удачу! Удача – дама капризная, поэтому пьем стоя.
– Чёрт! – ругнулся он, поднимаясь, потому что ботинки с грохотом свалились на пол, – Теперь серьёзно. Это был наш фронтовой тост. В Афгане за Удачу мы пили только стоя.
Мы выпили, и я поняла, что Пётр, мысленно, где-то далеко.
– Слушай, пойдем ко мне, – очнулся он, поднимая злосчастные ботинки и задумчиво их, разглядывая. – Очень хочется похвастаться ремонтом. Я «изувековечил» свою комнату. Да и Татьяна напекла пирогов с печенкой, а сама куда-то смылась. Напою тебя чаем.
Комната, действительно, оказалась креативной. Потолок был выкрашен в темно-бордовый цвет, а стены – в белый, с широкими и крупными мазками того же бордового цвета.
– Здорово, правда? – спросил Петр, указывая башмаками на особую закорючку. – Это – волны моей памяти!
Подъехала машина. Татьяна, маленькая, миловидная женщина, с великолепной копной рыжих волос, вышла из автомобиля и нерешительно направилась к нам.
– Я пригласил Наташу на чай, поэтому боевые действия отменяются, – строго сказал Пётр и демонстративно зашвырнул ботинки в угол.
У Татьяны забегали глаза, но она держалась молодцом. Надеюсь, она уже что-нибудь придумала, а то лицезреть их скандал у меня не было никакой охоты. Чай пили на кухне. Пироги таяли во рту.
– Спасибо, ребята! Молодец, Танюшка, очень вкусно! У меня наступили обожратушки! Петь не буду, а пойду спать, а то завтра приедут покупатели смотреть дом, – засобиралась я.
Пётр пошел меня проводить.
– Точно решила продавать? Жалко. Люди-то, хоть, приличные? – уныло спросил он.
– Моя хорошая подруга. Она всю жизнь мечтала о даче, а у меня ничего не получается, ни с домом, ни с огородом.
– Ну, ты не пропадай, заезжай, – расстроенно сказал Пётр и уныло побрел к себе.
Дома было тепло. Я разделась и нырнула под одеяло. Вспомнились слова врача:
– Бронхоскопия показала наличие неоклеток.
– Это – рак?
– Ну, это надо еще дообследовать, – он отвел глаза и сразу зашуршал бумагами, – Вот направление в онкоцентр. После консультации и всех анализов результаты покажите мне, пожалуйста. И не отчаивайтесь. Возможно, это – следствие сильного воспаления легких.