О Старом Осколе я в детстве узнал,
Хоть жил далеко от Оскола.
Отец в сорок третьем здесь был, воевал.
Сразил его в битве горячий осколок.
Кусочек металла, лишь с ноготь длиной,
Хранится в шкатулке дубовой.
В нашей семье Оскол связан с Войной —
С немыслимо трудной порою суровой.
Снова Оскол будоражит умы:
Аэросъемки, планшеты, генпланы.
И едут сюда всей России сыны,
Их в путь провожают отцы-ветераны.
Не мог оставаться и я где-то там,
Не нужно с судьбою мне спорить!
Я должен пройти по отцовским местам,
И в память о нем комбинат здесь построить.
Будет жарко в труде, как было в бою
В тот огненный год сорок третий.
Отец и Отчизна, вам клятву даю:
Стали поток здесь с достоинством встретить!
Я построю завод, свое слово сдержу!
И из нашей шкатулки фамильной
Тот осколок навеки в фундамент вложу.
Взявши жизнь у отца – пусть хранит его имя!
Зал неистовствовал. Это стихотворение – безусловный хит, чуть позже я с ним неизменно буду брать все первые места на конкурсах чтецов любого уровня, благо, пример исполнения был наилучший из возможных. Тут сплелись и пафос мирного созидания, и отголоски жестокой войны. Эти отголоски окружали нас повседневно: в лесах и полях вокруг города (а они начинались сразу за нашим домом) оставались шрамы от сражений – заросшие травой траншеи, воронки, блиндажи.
Каждый дождь вымывал из жирного чернозема на свет Божий пули, гильзы, осколки, а то и кости. Множество взрывоопасных предметов пряталось в земле и ждало своего часа: летом любопытные школьники часто подрывались, калечились, а то и гибли, экспериментируя с находками. Знаете, чему меня обучил отец сразу, как мы переехали из Казахстана в места Курской битвы? Обращению с этими предметами, – в первую очередь, выявлению потенциально опасных. А был я тогда первоклашкой. Останков также находили много. Однажды во время похода в лес мы с отцом наткнулись на один из них. В кустарнике угадывались кости, сумка с противогазом, что-то еще из обмундирования. А вокруг в кротовинах – россыпи ржавых стреляных винтовочных гильз. Неизвестный солдат погиб, ведя огонь по врагу.
Если будете в Старом Осколе, обязательно посетите мемориальный комплекс у Атаманского леса. Лес тот находится на возвышенности, с которой весь город – как на ладони. Когда встал вопрос о захоронении найденных останков, то выбор пал на это место: спиной к лесу, где погибали бойцы, и лицом к городу, который они защищали. Отец участвовал в выборе площадки и создании первой братской могилы. А существующий комплекс и стелу проектировал также он в составе группы архитекторов и инженеров. До сих пор туда добавляются новые имена…Вот так постигали мы истинный патриотизм. А тем временем выступление продолжалось. Фильм пришлось задержать: урезанные цензурой прелести Зеуди Араи подождут, раз уж пошел такой мужской разговор.
Нет, не забыть нам, металлург,
Тех дней горячих на Урале,
Когда с тобой, мой верный друг,
По семь ночей подряд не спали.
Соль выступала на плечах,
Насквозь от пота промокали,
Огни в мартеновский печах
Мы жаром сердца зажигали.
ЗапСиб и Липецк, Темиртау,
Где легче было, где – трудней,
Но мы нигде не забывали
Уральских тех великих дней.
Не ради славы, ради стали
Мы шли на смену у горна.
Сталь нашу жестко испытали
И годы мира, и война.
В труде, в боях не уронили
Мы честь профессии своей.
В горниле этом закалили,
Взрастили наших сыновей.
И, эстафету взяв, сыны
Дадут поток оскольской стали.
Они ведь, как и мы, верны,
Тем дням горячим на Урале.
Нас СТАЛЬ к Осколу привела.
И трудовых традиций школа
Незримой нитью пролегла
От гор Уральских до Оскола.
Здесь отец опять попал в точку. Дело в том, что в город съехались специалисты практически со всех металлургических заводов страны. Многие работали раньше вместе, многие слышали друг о друге. И селили в новых микрорайонах панельных пятиэтажек этих молодых активных интеллектуалов компактно. Отец был одним из них – свой среди своих. Атмосфера тут была особая: рядом живут единомышленники, делающие вместе большое дело, их дети вместе учатся, а бабушек нет в принципе. Вот такой получился «Синьор Робинзон» в тот ноябрьский вечер 1979-го года. Уже погасили свет, раздвинули занавес перед экраном, а зал продолжал аплодировать, скованный одной цепью, связанный одной целью, и эта цель была не в просмотре легкой комедии, а в осознании причастности к великому общему делу, так понятно и доступно выраженному в строчках стихов.
А о чем был тот фильм, я не запомнил. Посмотрел уже во взрослом возрасте. Отец, выросший в сибирской деревне, после удивительных студенческих лет середины-конца 50-х годов, наполненных энтузиазмом и оттепелью, прошел инженерное становление в новом на то время металлургическом центре – Темиртау, «Казахстанской Магнитке». Туда же после библиотечного техникума и целины попала мама. Вот в библиотеке они и встретились: молодая умница-красавица библиотекарь и романтичный перспективный интеллектуал-инженер.
Пусть мы с тобой едва знакомы
И не связали узы нас,
Еще встречаемся тайком мы
От разных злых, недобрых глаз.
Пусть за окном пурга, ненастье,
От боли стонут провода,
Пусть Новый год подарит счастье!
Тебе на год и навсегда.
. . .
С первым весенним погожим днем
На Землю Солнце вернулось.
Я хочу, чтоб ты, как в зеркале том
Вдруг, увидев себя, улыбнулась,
От улыбки твоей чтобы ветер стих
И растаяла грусти завеса…
Я дарю тебе Солнце
И этот стих —
Как заветный цветок эдельвейса.
Как вы думаете, через сколько времени после таких стихов на свет появился я? Уверен, что месяцев через девять или десять. Отец называл себя Русским Инженером. Вы заметили, что в его стихах есть неподдельный пафос мирного и ратного труда, глубокое уважение к истории, любовь к Родине, а Родина – это Россия, великая, прекрасная и могучая. И нет в его стихах здравниц в честь марксизма-ленинизма, реверансов Славе КПСС, любого упоминания терминов из арсенала партийного пропагандиста. И при этом, наряду с другими наградами, у отца была медаль от ЦК ВЛКСМ за работу с молодежью! Умел старик грамотно расставить акценты.
И еще один штрих. Имея государственные и ведомственные награды и большой трудовой стаж, он не стал хлопотать о медали «Ветеран труда» и всяких ветеранских льготах для себя. Ветеранами для него были люди из поколения его отца, победившие в Войне, а себя он таковым не считал. Отец не был святым и имел кучу недостатков. Но сумел научить меня всему хорошему, чем я сейчас владею, включая упомянутое здесь умение обращаться с опасными предметами.
Даже умирать правильно он меня успел научить. Замечательные белгородские хирурги-онкологи подарили ему пять лет жизни, которые он прожил ровно и спокойно, ни разу не жалуясь на боль или что-то еще. А когда пришел срок, то собрал дорогие ему вещи в небольшой чемодан, дал мне его вместе с простым напутствием и позволил своему стальному сердцу остановиться.
На похоронах внезапно подъехал автобус, и из него посыпались дядьки и тетьки, которые, быстро опознав во мне сына (а сделать это было легко), начали меня тискать и наперебой рассказывать, как отец сделал из них, молодых бестолковых вчерашних студентов, настоящих Русских Инженеров. И это – лучший памятник для него.
Каждому нетерпеливому
Хочется дело быстро дать.
И вот попробуй вдолби ему,
Что его нужно ВЫСТРАДАТЬ!
Нет комбината пока еще,
Затормозился, не продвигается…
И не видят они, с какой силищей,
Как лавина, он надвигается!
Будет! И притом в срок, точно!
Не нойте, гнилью не пахните.
Встанет, как исполин, – прочно
И такую сталь даст, ЧТО АХНЕТЕ!
Отец никогда не публиковал своих стихов. А в какой-то момент душевных мук он сжег все тетрадки. Я их отлично помню, исписанные мелким ровным почерком. Изложенное здесь – почти все, что записала моя матушка, или сумел запомнить я. Так что – публикуется впервые.
Андрей СТРОКОВ. Рождество
(рассказ)
Пошел мелкий снег – и вдруг повалил хлопьями.
Ветер завыл; сделалась метель.
В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем.
Все исчезло.
– Ну, барин, – закричал ямщик, – беда: буран!
А. С. Пушкин. «Капитанская дочка»
– Ма-а-м, а можно я схожу к бабушке? У нее пироги сегодня вку-у-усные! – закричал Витька, нисколько не сомневаясь в положительном ответе (он привык добиваться своего).
Старенький, латаный, не по росту, бараний тулупчик, цигейковый треух, валенки, пуховые козьи рукавицы уже были на своих местах.
– Сынок, зачем тебе к бабушке? У нас те же самые пироги, с утра сам же ливер лопаткой в корыте рубил. И «подушечки» магазинные! К Рождеству все готово.
– Ну, ма-а, я быстренько – туда и обратно. Засветло вернусь.
– Ну ладно, только быстро! Все равно от тебя сейчас толку мало…
– Витька, возьми меня с собой! – заканючила младшая сестренка Тамарка. – Ну возьми-и-и-и!
– Нечего тебе делать, под ногами только путаться! Мала ишшо, – солидно надул щеки мужичок-с-ноготок. – Да и валенки у нас одни на двоих, сегодня моя очередь.
Не дожидаясь продолжения перебранки, поскорее, под материнский крик «Дверь закрой как следует, оголец, избу выстудишь!», Витька выскочил во двор, зажмурился после полумрака избы от яркого солнца и снежного блеска, вдохнул свежий морозный воздух, и, скрепя валенками, широким шагом привычного ходока двинул по дороге, укатанной санями, под чириканье воробьев, копошащихся в редких кучках конского навоза. Идти всего ничего: от Петропавловки, где жили они, до станции Досанг, где жили дед с бабушкой, всего километров десять.