В лагере для арестованных был подвал, куда опять загнали нас и не выпускали оттуда. Для пленных были землянки, днем их выгоняли на работу чинить дороги, строить мосты. Видел я своими глазами как их избивали розгами, кушать им давали в сутки 1 раз и то если находили, где-нибудь дохлых лошадей. Не разрешали им даже пить воды.
Потом нас из этого лагеря отправили в Прохладную. Там тоже были арестованные отдельно от пленных, видел также, что минировали площадь, а потом смотрели издали и смеялись. Видел я в Прохладной, как немецкие жандармы издевались над колхозниками, заставляли их работать на них. С Прохладной нас отправили в Мин-Воды. Тогда нас арестованных тоже присоединили к пленными . Построили нас всех в колонну , а народу верно было больше, чем 160 тыс. чел. И стреляли по нам автоматами, винтовками , забрасывали нас гранатами на ходу.
По дороге между Прохладной и ст. Солдатской был такой случай , что жители местные вынесли кое-что для пленных, но нас к ним близко не подпускали. Среди нас были люди, которые окончательно были истощены и не потерпев, подошли к жителям колхозникам, чтобы взять кусок хлеба. Тогда немецкие полицейские начали по ним стрелять и многие как из пленных, так и из местных жителей, вышедших к пленным, также погибли, в том числе было много детей и женщин из местных жителей.
№5
Рассказ матери шестерых детей 45-летней Ольги Дадтоевой
Вышла я в огород к себе, села на бревна и начала кормить грудью дочку свою – Нину. Вдруг слышу выстрел, и пуля возле меня просвистела. Оглянулась по сторонам – никого…
Через несколько минут опять началась стрельба. И тут я увидела группу немцев с винтовками. Целились они прямо в меня.
– Что вы делаете? – крикнула я.
Слышу – смеются. А я прижала к себе дочку – иду прямо к ним, думаю, люди же они, не звери, увидят ребенка – не будут стрелять. Да только ошиблась я. Звери они – не люди!
Приблизилась к ним шагов на тридцать – стреляют. И словно огнем обожгло правую руку, которой дочку держала. Повисла рука, и упустила я дочку. Бросилась к ней, а она мертвая. Из груди моей и руки кровь сочится…Схвптила я теплый еще трупик Нины – к немцам побежала, да ушли они, самясь…
И слышу я смех детоубийц до сих пор, вижу их звериные морды…
№6
Рассказ колхозницы г. Алагир Софии Хетагуровой
Живу в Алагире давно. Все время в колхозе работала. Честным трудом обеспечила себе спокойную старость. Когда немцы пришли, думала, не тронут меня, на что я им, старуха, нужна. Ошиблась я, ох как ошиблась…
Приходит как-то ко мне на квартиру полицейский. «Тебя, – говорит, – в комендатуру требуют». Пошла я.
«Ты, что, большевичка?» – спрашивает меня их офицер.
«Нет», – говорю «Я колхозница».
И выругался он страшно. Кулаком в лицо ударил. Упала, и начали они меня избивать. А потом, когда я потеряла сознание, выбросили на улицу…
Пряталась до прихода Красной армии у знакомых, на окраине. А немцы тем временем хозяйничали в моей квартире. Все забрали, мерзавцы, все. 20 пар белья взяли, 3 мешка орехов, увезли две кровати, всю посуду – ложки в доме не оставили. Не думайте, что только у меня забрали все. Нет! Все квартиры обобрали. Нет у нас в городе неограбленных…
И сейчас вот лежу я в чужой кровати, в чужой квартире…
№7
Рассказ матери двух расстрелянных братьев-школьников Гасановых Д.Г. Гасановой
Я говорила вам, что во время оккупации селения Чикола я осталась со своими детьми в селении. Старшие мои два сына в Красной армии. Со мною же остались здесь два мальчика – Ханафи, старший из них, ему 13 лет, и Омарби – младший, ему 12 лет. Обоих мальчиков я старалась держать у себя, не выпускать на улицу. Но несчастье, очевидно, сильнее меня. Я не могла удержать их – Ханафи был отчаянный. Он страшно сердился на немцев, которые отнимали имущество сельчан и издевались над стариками и старухами. Он уверял меня, что кого-нибудь из офицеров убьет обязательно за эти мерзкие дела. Младший был покорным. Почти никогда не оставлял меня одну и очень беспокоился за брата, как бы с братом не случилось чего-нибудь плохого.
Так и случилось. На свое несчастье и на мое горе Ханафи достал у кого-то из соседей винтовку и начал из нее стрелять.
В это время по улице прошел немецкий офицер. Он грозно обратился к мальчикам: «В кого это вы стреляете»». «В вас. Хотел убить, – ответил Ханафи и моментально скрывлся.
С этой страшной новостью ко мне прибежал Омарби: «Теперь немцы ищут его…Если поймают, обязательно расстреляют».
Немцы уже знали, чей мальчик стрелял.
Время уже было близко к вечеру. В одном месте я догнала Омарби. Его уже били немцы. Так его били, что кровь пошла изо рта и из носа. Ему предлагали найти старшего брата Ханафи. Иначе грозили расстрелом.
Арестовали и меня. Оттуда повели в комендатуру. И посадили нас в тюрьму.
Узнав о нашем аресте, явился и Ханафи. Утром нас втроем посадили в грузовую машину.
И мы не знали, куда нас везут. Доехав до селения Старый Урух Кабардино-Балкарской АССР, машина остановилась за селом. Мне одной приказали сойти с машины. Стоя на коленях, я умоляла конвоиров взять меня с детьми или же оставить детей со мною.
«Мы их сейчас расстреливать будет. Радуйся, что тебя в живых оставляем…»
Эти звероподобные люди глупо насмехались над моим материнским чувством, над моими детьми.
Оставив меня там, они увезли сыновей моих в селение Старый Лескен. И в тот же день моих сыновей расстреляли из автомата…
Я сохранила их рубашки, в которых они были во время расстрела. Трудно посчитать количество пулевых ран из автоматов…
Трупы моих детей я нашла только двадцать дней спустя. Привезли мы их на родину и здесь, в Чикола, похоронили…
№ 8
Рассказ Л.С. Козловой о жизни в оккупированном с. Чикола
После того, как немцы взяли с. Чикола 1 ноября 1942 г. населением и немцами было найдено 28 тяжелораненных красноармейцев.
Их поместили в доме первого секретаря Ирафского райисполкома ДрисаАлбегонова.
Первый раз немецкие врачи сделали им перевязки. Затем когда было первое собрание колхозников сел. Чикола, немецкий комендант и представители немецких войск говорили: «Красные врут, что мы жестоко обращаемся с раненными красноармейцами. Но это не так. Мы прикрепили к ним нашего врача. Взять их в свой госпиталь мы не можем, но будем давать в достаточном количестве перевязочный материал, медикаменты, а если потребуется операция, произведем и ее. А продукты можете получать через комендатуру селения в достаточном количестве.
С неделю пребывали раненные в этом доме. А потом немецкие офицеры предложили освободить для них под жилье этот дом. Предложили коменданту за 8 часов найти для них другой дом и перенести их туда.
Я видела сама условия, в которых находились раненные. В окнах стекла были выбиты, кое-где заклеены бумагой и забиты досками. Раненные лежали на полу на грязной соломе без подушек и одеял. Раны их не перевязывались около 10 дней. Материалов и медикаментов никаких не было.
Раненным ничего не давали из пищи.
Пяти тяжело раненным осколками нужно было произвести операцию. Я пошла в комендатуру и рассказала немцу-переводчику. Главврач сказал нам, что в госпиталь взять не может, т.к. у них нет ни медикаментов, ни перевязочных материалов. Предложил привозить каждый день по одному раненному.
Подводу в комендатуре не дали. Позже солдат бросили во дворе почты без воды и еды…
№9
Рассказ В.Г. Влахновой о зверствах фашистов вс. Толдзгун
с. Толдзгун несколько раз переходило из рук в руки в результате ожесточенных боев. Во время одного боя два красноармейца забрались на чердак дома и оттуда стреляли по немцам.
Немцы заметили, откуда идет стрельба, подкрались с тыла и бросили гранату на чердак. Красноармейцы во время стрельбы со всех сторон закрылись тюфяками, поэтому от гранаты не пострадали. Немцы решили, что красноармейцы убиты и ушли.
О том, что на чердаке находились красноармейцы, узнал Омар Хортиев. Ночью он прокрался в этот дом, забрался на чердак и позвал красноармейцев к себе домой. Накормил солдат и спрятал их в своем саду в соломе. По ночам носил туда еду и воду.
Однако вскоре это обстоятельство стало известно немцам, которые ворвались в дом Хортиева и обнаружили солдат. В тот же день солдаты были расстреляны…
№10
ПоказанияУ.Н.Талиноваоб обращении оккупантов с населением ст. Змейской и с. Эльхотово
За несколько дней до прихода немцев большинство населения ушло в лес. Моя семья, которая состояла из 15 человек, тоже. Когда немцы заняли селение Эльхотово и ст. Змейскую, то они добрались и до нас, живших в лесу.
У меня была корова, которая давала не более 2-х литров молока в день. Немецкие солдаты заняли рядом с моей землянкой свободную. В одно утро они явились ко мне и стали требовать молока. Я им сказал, что молока не хватит даже для маленьких детей. Они приказали мне не разговаривать и дать молока.
Что мне оставалось делать…Они пробыли там два дня и каждое утро относили все молоко, которое давала наша корова.
Как-то мы в числе 4-х человек из лесу отправились в ст. Змейскую за пропуском на мельницу. С нами был 80-летний старик Алиев Али. Когда комендант нам отказал в выдаче пропуска, то этот Алиев вымолвил еще пару слов, прося дать ему пропуск, так как его семья несколько дней голодает. Комендант распорядился побить его розгами, что и было сделано.
Немцы нам предложили уйти из лесу, за неповиновение грозили розгами: «Если вы не уйдете, вас будут бить – вы партизаны».
Из лесу я переселился в ст. Змейскую. Оттуда один раз пришел в Эльхотово посмотреть в каком состоянии находится мой дом. В своем огороде я застал немецких солдат, которые копали мою картошку. На мою просьбу оставить картофель, т.к. надо кормить многочисленное семейство, они ответили: «Мы ничего не знаем. Нам приказано копать, мы и копаем».
У меня во дворе было несколько ульев. Уходя в лес, я оставил их так, как они были, надеясь, что немцы – культурный народ, хорошие хозяйственники, неужели они разобью ульи? Пусть они возьмут мед, но они все-таки оставят то, что нужно для пчел на зиму. Но не так получилось: не только мед, но даже щепки от ульев я не нашел.