Помнил Старик и свой последний вылет 20 лет спустя. Заглушив двигатели огромного четырехмоторного бомбардировщика Ту-4, он долго сидел в своём левом кресле, не в силах снять ноги с педалей и руки с «рогов» штурвала. Суеверные лётчики не любят слово «последний», предпочитают заменять на «крайний», но не для такого случая. Тот вылет был для него действительно последним. Казалось, сама жизнь теряет свой смысл и уходит из всё ещё сильного тела. А теперь ветеран видит этот лист, готовый сорваться в небо и пережить испытанное им самим много лет назад.
Напор ветра все сильнее раскачивал пустые ветки, плетьми стегавшие стылый воздух. Дереву надоело упорство последнего упрямца, оно силилось поскорее стряхнуть его с себя, торопясь полностью обнажиться и спокойно заснуть на всю зиму. И ему это скоро удалось. Разве можно сравнить силы старого кряжистого дерева, приумноженные стихией Борея и Стрибога, с возможностями какого-то мелкого листика?
6.
Лист держался из последних сил. Зубами, когтями, усилием воли. Много раз наблюдая полёт своих братьев, то плавный и смиренный в тихую погоду, то порывистый и стремительный – в ветреную, он вдруг понял, что лететь категорически отказывается. Ведь полёт всегда заканчивался одним и тем же: смертью в сухой куче от огня после осквернения метлой дворника, либо на мокром асфальте – от размозжения сапогом равнодушного прохожего или, хуже того – колесом безжалостного автомобиля. Нет, нет, и ещё раз – нет!
Но силы не бесконечны. Ужасный хруст обломанного черешка ударил как громом и внезапно всё стихло: когда летишь в порывах воздуха, то движения его не чувствуешь. Восторг, невероятной силы восторг овладел воздухоплавателем. Забыв все страхи, повинуясь воле стихии, он кружил и кружил в последнем прекрасном танце. Испытать полёт и умереть – вот истинное предназначение всякого листа! Но судьба приготовила ему участь иную.
Старик, повинуясь внезапному порыву, резко распахнул створки окна. Словно закрылки с элеронами, они изменили аэродинамику окружающего пространства, и Лист, совершив несколько головокружительных пируэтов, немедленно оказался в комнате.
– Посадку разрешаю! – удовлетворенно скомандовал старый пилот. – Лист был на удивление свеж, упруг и вызывающе красив, на фоне серого неба играя всеми оттенками золота и не имея ни единого изъяна в своем наряде.
– Что ж, коллега, значит выбрал ты жребий свой. Тут теперь и живи. – Старик осторожно вложил летуна в книгу и убрал её в шкаф на штатное место.
В это самое время в прихожей затренькал звонок. Хозяин никого не ждал и с интересом пошёл открывать. На пороге – почтальон Петровна. Странно: срок доставки пенсии ещё не настал, а ящики для газет и журналов висят между первым и вторым этажами. Петровна на своём участке знала всех, и её весьма уважали. Доброе лицо с искренней улыбкой, натруженные руки, лихо заломленная беретка над перманентно завитой челкой – она приносила людям, в основном, добрые вести.
– Привет, дорогой, как сам? Вот, телеграмма тебе, распишись. – добрая фея сунула Старику в руку продолговатый бланк и заторопилась по другим адресам – знаменитая сумка на ремне была, как обычно, полна.
Зрения вполне хватало, чтоб мгновенно прочесть крупные печатные буквы: «ПРИЕЗЖАЕМ КАНИКУЛЫ ПОЕЗД 6 НОЯБРЯ 1250 ЦЕЛУЕМ ЛЕНА МАРИШКА ВИТАЛИК».
– Погоди, Петровна, у меня для тебя «Алёнка» заначена! – закричал вмиг помолодевший Старик.
– Вот ещё, ухажер нашёлся, некогда мне, в другой раз! – раскатистый смех, отражаясь от крашеных стен, мячиком запрыгал вниз по лестнице вместе с лихой береткой.
7.
Лист с тех пор поселился в книге. Ему понравились тишина, тепло, уют и темень. Счет времени он потерял, хотя какое практические значение имеют все эти века и миги? Время измеряется жизнями: и галактика, и мотылёк живут одинаковый срок – ровно одну жизнь, только время течёт для всех по-разному.
Наконец-то он получил возможность удовлетворять свое неуёмное любопытство – буквам подвластны все знания, накопленные человечеством, и они радостно этим делились. В свою очередь, Лист рассказал им про то, что познал, испытал и пережил сам: солнечный свет, свежий ветер, прохладный дождь, птичий щебет, комариный писк. Поведал о своих страхах, наблюдениях и открытиях. Любознательность сослужила добрую службу, сделав его интересным собеседником. Ведь новые слушатели, в теории зная всё обо всём на свете, не имели счастья испытать ничего подобного на практике. Никогда не стесняйтесь своего любопытства!
А про полёт он стал забывать.
Эпилог
Марина, высокая стройная девушка, а не прежняя мелкая Маришка, бережно извлекла изящными пальцами хрупкий раритет из его ложа.
– Мам, смотри, какая прелесть! – яркий свет ударил по Листу, привыкшему к сумраку за долгое время. – Ведь именно эту книгу дед просил сохранить, когда его увозили в больницу, да? Что-то важное здесь для него было?
Внучка аккуратно переложила подсохшее тельце промеж других страниц и, подойдя ближе к окну, углубилась в чтение. Листья Дерева потянулись ей навстречу, стараясь получше рассмотреть через стекло происходящее внутри комнаты. Рыжий, в белых носочках, котёнок потерся об ноги, просясь на ручки. Нежданная слезинка упала на бумагу и мгновенно впиталась жадными до эмоций буквами.
В хрустальном небе крутили высший пилотаж очередные курсанты, вызывая гордость у своих родителей – Скворцов. На фонаре, недавно ослепшем после меткого выстрела юного хулигана с рогаткой, застыла Ворона, суровая и вечная, как горгулья Нотр-Дама. В гуще листвы, в самом укромном месте, плавно выгибаясь, неторопливо прятала свою кладку прекрасная Бабочка. В тени, сидя на лавочке и читая учебник по биохимии, качала детскую коляску немного уставшая Наташка. В далеких горах, гадая, пройдут враги мимо него или нет, сжимал в кулаке скользкую от крови «лимонку» с выдернутой чекой Санька. Жизнь продолжается!
А может быть, вся жизнь – это и есть полёт?
Андрей СТРОКОВ. Шампань Коблер
Рассказ
Посвящается первокурсникам 2023/2024 уч.г.
Пятигорского государственного университета
В тексте используются стихи
Маргариты Готман с разрешения автора
Я сам расскажу
о времени
и о себе.
В.В. Маяковский
– На этом повестка расширенного заседания комитета ВЛКСМ биолого-почвенного факультета МГУ исчерпана, заседание закрыто. Запишите в протокол. – пафосно протрубил Фу-Фу (точнее – секретарь комитета комсомола биофака Феликс Фурин) со своей трибуны. С той самой, с которой, не так давно, громил вейсманистов-морганистов и прочих апологетов продажной буржуазной девки-генетики академик-орденоносец товарищ Трофим Лысенко. – Но прошу не расходиться, есть ещё ряд технических вопросов.
Экий хитрец! В протокол запишут текущее время окончания, а он ещё час будет мурыжить, но зато потом получит строку в партхарактеристике, что-то вроде «Решает вопросы оперативно, не склонен к затягиванию обсуждения».
– Костров, Миша! – (о, это – я) – ты у нас – иностранный сектор, тебе к среде подготовить тезисы к политинформации на тему «Миролюбивая политика СССР в ответ на агрессивное расширение НАТО», раздать их групоргам, провести инструктаж, написать отчёт в университетский комитет ВЛКСМ!
– Комиссар, – (Фу-Фу очень любил, когда к нему так обращаются, но я за глаза прозвал его «Пыльный шлем», ибо был этот комиссар каким-то нудным, пыльным, фуфушным, но чрезвычайно активным и громким) – у нас же зачётная неделя на носу, сессия, а мне еще доклад к конференции по генетике сдавать в научный отдел, все сроки горят.
– Так, Костров, попрошу не забывать о партийности в науке! Пока Запад бряцает оружием вдоль границ нашей Родины – миролюбивая политика должна идти впереди твоих личных научных интересов. Ладно, в помощь тебе пойдёт товарищ…товарищ… – глаза «Пыльного шлема» заскользили по задним рядам аудитории – товарищ Ельчук.
Фамилия незнакомая, мало ли тут народа болтается, а вдвоём все ж веселее. Познакомимся, а раз Ельчук, то зайдём в «гайку», возьмём по бутерброду с салом и с килькой, горилки по соточке, и разберём прокля́тых натовских агрессоров по косточкам. В конце концов, Феликс прав – без этой партийности карьеры не сделать, ни в науке, ни в поле. Понимать это я начал давно, и не зря лез во все эти комитеты и бюро. Да и повышенная стипендия моя была не только за хорошую учёбу, но и за эту «общественную нагрузку». Народ завозился, начал расползаться, пока не накрыло кого-то ещё.
– Это вы – Костров? – услышал я сзади невероятно мелодичный девичий голосок. – Товарищ Фурин дал указание нам скооперироваться.
Вот тебе, бабушка, и «гаечка» с соточкой…На меня смотрела пара огромных зелёных глаз из-под пушистых ресниц – Ельчук Рита, филфак, первый курс. Прикомандирована по межфакультетскому обмену с целью приобретения опыта у старших товарищей.
Насчёт старших товарищей – это она в точку, это – ко мне. Третий курс после «экватора» – сила, мощь, опыт, интеллект, особенно на фоне вот таких юных барышень. Могу научить многому! О, вот тут мои мысли понеслись семимильными скачками: какая там «гаечка» – перспективы открывались значительно более широкие!
Дело в том, что предки умотали с утра на дачу, оставив меня работать над докладом. Отец даже уступил свой кабинет с библиотекой. После того как он, доктор биологических наук, получил Сталинскую премию, мы переехали из коммуналки в Марьиной Роще в свежепостроенную высотку на площади Восстания и ощутили редкостное для той поры счастье отдельной просторной квартиры.
Загружая дачным скарбом новенький «Москвич-402», отец отдавал последние руководящие указания:
– Дробимость, комплементарность гена – за этим будущее! Я на эту тему даже мяукнуть не смел, а теперь, слава Создателю, с лысенковщиной покончено, тебе – все карты в руки! Сам Гайсинович читал твою предыдущую работу и положительно отозвался, а тут, возможно, и рецензию напишет. Цени! Так что за стол, и чтоб – пар из ушей!