– Иди спать, болван.
«Зачинщик» с достоинством удалился.
Наши встречи
«…Томиком стихов “лежать под подушкой”». Беседа Ирины Калус с Евгением Разумовым
Уважаемый читатель! Сегодня в гостях у «Паруса» поэт, прозаик, эссеист Евгений Анатольевич Разумов. Наш давний постоянный автор, верный соратник и вдохновенный сочинитель прекрасных строк, поэтических и прозаических.
И. К.: Евгений Анатольевич, сейчас я думаю (периодически возвращаюсь к этой теме) о пространстве и времени – и в смысле мировоззренческом, мирочувственном, и в философском, и, как следствие, в прикладном, художественном – потому что эти параметры нашей реальности отражаются и в литературной действительности, шире – конечно же, во всех искусствах – со своей спецификой. Вот, например, если мы возьмём знаменитые пейзажи мирового уровня, то они почти всегда будут объёмнее плоской картинки и «многомернее», чем привычное физическое пространство. В них как будто можно «войти», и «пространство» раскроется.
На уровне художественного слова (и даже – сразу «сузим» – слова поэтического, которое особенное – и само по себе уже обладает «расширенными свойствами») мы тоже получаем возможность «творить миры». Будут ли они похожи на нашу обыденность? Будут ли уносить сквозь времена в другие пространства? Читатель оказывается во власти поэта – проводника или, может быть, машиниста (возьмём образ поезда из Вашего стихотворения «Постскриптум», посвящённого П. Корнилову, или даже «из Магадана паровоза»), а может быть, сам поэт скользит по мирам, ведомый какой-либо силой?
И вот, погружаясь в Ваш поэтический мир – с одной стороны, такой свободный («в параллельных мирах постигая вселенский простор»), а с другой стороны – выставляющий свои ограничения герою («Но – поезд ехал не туда. Но – время кончилось любви») и рождающий образ бредущего по снегу «Увы-Человека», «ужасно продрогшего на Земле», хочется спросить: правда ли холодно поэту на Земле и где, на Ваш взгляд, прячутся выходы в необъятный «вселенский простор»?
Е. Р.: Ирина, наверное, Вы не случайно упомянули живопись. Именно через неё я когда-то по-настоящему осознал сложность мироустройства. Было это лет сорок тому назад, когда я «увлёкся», буквально «заболел» средневековым нидерландским художником Иеронимусом Босхом. Сначала привлекли отдельные полотна и фрагменты картин. На одном из них был, например, такой сюжет: мышь заглядывает в пустую глазницу какого-то глиняного человека. Получаются как бы два направленных друг на друга взгляда – снаружи и изнутри. Это потрясло. Затем, лет через десять, «на смену» Босху «пришёл» Питер Брейгель Старший, также нидерландский – более поздний – живописец. Вот с ним-то я и «шагаю» по просторам зримой Земли и не всегда зримого Космоса. А холодно ли на планете Земля?.. Вопрос сложный. Причём сложность его возрастает по мере всё большей отдалённости от даты своего рождения и от новых приобретённых знаний о Космосе (на мой взгляд, порою – для простого смертного – излишних).
И. К.: Что же это за такие «отягчающие знания» космического масштаба? Или это крест, который несёт в себе любое глубинное понимание сути вещей: «во многия мудрости многия печали»?
Е. Р.: Специально я «не листаю» Интернет и не смотрю телепередачи «о Космосе», но… Иной раз совершенно случайно узнаёшь, например, такое: оказывается, Солнце вместе со всей Солнечной системой не просто летит по просторам Вселенной, но и как бы «толкает» впереди себя электромагнитные «пузыри» размерами в несколько Солнечных систем. Зачем?.. Очевидно, для того, чтобы встречные небесные тела и объекты не могли «поранить» само Солнце и систему, вращающуюся вокруг него. Это мне рассказал голос за кадром актёра Константина Хабенского. Благодарен я Хабенскому за такое знание, выходящее за рамки учебника астрономии, случайно оставшегося у меня от средней школы?.. Не знаю. Не уверен. И это – только один из примеров того, что «во многия мудрости многия печали». Есть и другие. Например, огромные (размерами с планету Земля) НЛО, периодически наблюдаемые неподалёку от Солнца. НЛО, которые не плавятся и не сгорают на столь небольшом расстоянии от «нашей» звезды. А ещё… Ещё я не люблю (точнее сказать – ненавижу) всякую мистику и всякие паранормальные явления, которых так много «развелось» в Интернете. (Ведь сейчас, наверное, у каждого второго-третьего жителя планеты – не берём в расчёт Полинезию и другие экзотические края – есть свой смартфон с видеокамерой, которая способна зафиксировать всё и вся. Иной раз случайно увидишь нечто, не поддающееся объяснению, будь то какой-либо «демон» или даже запечатленный «ангел». И тогда… тогда берёт оторопь. Дня два-три этот образ не выходит из памяти. Не всегда помогает даже обращение в сторону икон.
И. К.: Да, действительно подобные вещи выводят за рамки обыденности и даже больше – человеческого. С одной стороны, расширяют привычные круги нашего сознания, с другой – вводят в ступор. Но почему-то сдаётся мне, что ангелы Вам всё же помогают больше. Если в Вашей жизни была встреча с ангелами, могли бы Вы рассказать об этом?
Е. Р.: Встреча с ангелами… Ирина, когда вслед за Пушкиным (опять и снова – Пушкин!) разворачиваешь свой свиток воспоминаний, становится понятно, что пред таким (человеком) едва ли должны показываться (как-то проявлять себя) ангелы. Уж поверьте на слово. А вот проявления чего-то обратного… Здесь не всё так определённо. Приведу только один пример. Когда-то, в далёких восьмидесятых, я работал (служил) актёром Костромского областного театра драмы. Однажды мы поехали на гастроли в город Куйбышев (ныне – Самара). Замечу, что до этого лет десять я всерьёз увлекался палеонтологией (чуть ли не учебники штудировал и т.п.). Так вот… Лето. Прекрасная погода. Душевное спокойствие. И надо же мне было из летней жары шагнуть в местный краеведческий музей, а там – наткнуться на скелет доисторического тапира. Рядом с ним мне вспомнился сюжет «из Иеронимуса Босха» (о нём я говорил выше), и я решил заглянуть в пустую глазницу этого вымершего животного. Буквально – заглянуть. И что же?.. Заглянул, а через мгновение в меня вошла (именно – вошла) какая-то необъяснимая ЧЁРНАЯ ТОСКА (это была именно неземная тоска, тоска космических масштабов). Весь оставшийся день я проходил как чумной. Назавтра всё повторилось. И так продолжалось около полумесяца. Словно какая-то «палеонтологическая сущность» заглянула в меня (не я – в неё, а она – в меня). Потом (странное стечение обстоятельств!) умер отец моей первой жены, а у меня самого серьёзно пошатнулось здоровье… В общем, что это было – там, в краеведческом музее города Куйбышева, я так и не понял. Не понял, но интерес к палеонтологии во мне испарился раз и навсегда, а заодно с ним – и желание задавать «крайние» в этом мире вопросы (тем более – искать ответы на них). Вот такая история, вот такой «Иеронимус Босх»!..
И. К.: Да, история по-настоящему страшная. Сочувствую, что Вам довелось испытать такое. Получается, тема одновременного взгляда «снаружи» и «изнутри», о которой Вы говорили, применительно к живописи Босха, получила не только развитие, но и реальное подтверждение? Вот уж, поистине, нужно быть осторожными, выбирая объекты («скелеты из прошлого») для взаимодействия.
Евгений Анатольевич, а было ли Вам когда-либо знакомо настоящее чувство свободы? Можете ли вспомнить такие моменты? Касалось ли это искусства или поэзии? Чувствуете ли Вы себя свободным, когда пишете стихи?
Е. Р.: Ирина, когда-то Вы подарили мне (переслали по почте) свою книгу с дарственной надписью. В этой надписи упоминалась моя «внутренняя поэтическая свобода». Был ли я польщён таким Вашим мнением?.. Несомненно. Однако это – взгляд извне. А внутри (автора) – столько мук и сомнений… На троих хватит. Наверное, теперь я действительно свободен. Да, есть во мне и внутренний просто редактор, и (с некоторых пор) редактор религиозный. Однако оглядываться на кого-то ещё в этом мире… Думаю, не стоит. Ну, разве что на Пушкина. (Шучу.) И к славе моё отношение достаточно странное. Если бы был выбор: здесь и сейчас читать свои стихи многочисленной публике, получая при этом овации или лет через двадцать после смерти томиком стихов «лежать под подушкой» у какой-нибудь любительницы поэзии, я бы предпочёл второй вариант.
И.К.: Учитывая мой часто ночной режим работы, в том числе со стихотворениями для «Паруса», Ваша мечта сбылась уже сегодня. Только с небольшой поправкой: вместо томика – стихи в ноутбуке – и не под, а на подушке.
Кстати, я думаю, нашим читателям, пожалуй, интересно было бы узнать секреты создания Ваших чудесных произведений. Бывают ли муки творчества или стихи пишутся легко? Что приходит первым? Мысль, сюжет, строчка или мелодия стиха?
Е.Р.: У Яна Парандовского в книге «Алхимия слова» прекрасно рассказано о муках творчества очень многих классиков. Мои муки – более, что ли, скромные, до классики не доросли. Так вот… «Процесс» написания стихов (впрочем, и прозы) у каждого автора настолько индивидуален, что никакому Парандовскому его не охватить. Лично у меня этот «процесс» достаточно сильно изменялся на протяжении последних десятилетий. В молодости хотелось не просто многое успеть, но и успеть достичь определённой славы. Конечно, это банально, но что было – то было. Писал много и достаточно «безалаберно». Отсылал в редакции журналов. Некоторые журналы что-то печатали. Теперь об этом даже «скучно» вспоминать. В Литературном институте приходилось оглядываться и на сокурсников, и на руководителя семинара (им был мой земляк – поэт Владимир Костров). Критики с их стороны, конечно, было немало. Научила ли эта критика меня чему-либо?.. Едва ли. Надо признаться, что первое по-настоящему «моё» стихотворение я написал только в 37 (тридцать семь!) лет. Оно начиналось так: «Питер Брейгель висит на стене…». Помню даже тот «судьбоносный» день – 2 января 1993 года. Но ведь цифра 37 страшит!.. Пушкину её хватило, чтобы стать классиком, причём – бессмертным. Лермонтову хватило и того меньше. Но… позднее литературное «созревание» – это почти диагноз. С ним и приходится жить. На вопрос же «легко ли пишется?» отвечу не столь громоздко: в последние годы – легко. Это приходит (в голову, в душу) как бы само собою (прошу поверить). Здесь нет, наверное, банального понятия «вдохновение». Я даже склонен, что стихи (многие из них) как бы «надиктовываются» свыше. Не хочу выглядеть этаким «костромским Орфеем». Нет. Определённый труд за всем этим, конечно же, проглядывает. Но труд этот – в радость. А что приходит первым (мысль, сюжет, строчка, мелодия стиха»?.. Каждый раз – либо то, либо другое, л