ибо третье.
И. К.: Давайте ещё немного поговорим о посвящениях. Они, как правило, придают глубоко личностную окраску даже самым абстрактным произведениям. Мы читаем как будто бы не совсем нам предназначенные строки – то, что должно было быть адресовано внуку, Саиде, Алексею или Юрию.
Кто Ваши таинственные адресаты? Реальные ли это лица? Стихи, обращённые к ним, наполнены глубоким чувством и, как мне кажется, совершенно искренние, исповедальные – написанные отнюдь не для широкой публики. Наверное, нам повезло, что эти строки из «посланий» перешли в разряд «стихотворений» и теперь мы можем прикасаться к этим небывалым по художественной силе «письмам к…».
Е. Р.: За всеми моими посвящениями стоят вполне конкретные люди. С кем-то я дружен до сих пор, с кем-то дружил (замечу – более сорока лет), а кого-то буквально боготворил, изливая свои чувства (теперь это так старомодно!) на писчей бумаге любовных писем и – отчасти – на страницах дневников, «благополучно» сожжённых по истечении энного количества лет. А вот стихи… стихи остались. Мне даже немного жаль ту особу, которая, будучи восточной девушкой, читала мой любовный бред в далёких восьмидесятых и не имеет возможности прочесть ни строчки из посвящённых ей стихотворений, написанных мною «постфактум». Ей-богу, жаль. На презентациях моих книг (а выпущено их уже ровно десять) не раз говорилось, что у меня есть талант, так сказать, «закадычной дружбы». Я, конечно, шучу и утрирую, но доля истины в подобных высказываниях, наверное, всё-таки есть. Кто-то видит в этом пушкинскую традицию обращаться к лицейским друзьям и даже мимолётным знакомым, кто-то склонен осуждать меня за «прилипчивость» к тому или иному человеку. В своё оправдание могу сказать, что стихи посвящаю достаточно узкому кругу людей. Своего рода – избранным «собеседникам». И этот круг, увы, с каждым годом всё более сужается.
И.К.: Мне особенно понравилось Ваше стихотворение – с привкусом горечи, но, теме не менее, с огромной любовью, – обращённое к внуку. Читал ли он его? Как думаете, осознал ли в полной мере?
Е.Р.: На тот момент (не самый светлый в судьбе моей семьи) внуку Саше не было и двух лет. Сейчас я перечитал это стихотворение. Скажу одно: и через семь лет не отказываюсь в нём ни от одной своей строчки!.. Так было. Так могло быть. Как отец и как дед я не вправе кого-либо судить-осуждать. Просто ситуация, когда маленькое (крохотное!) существо два года «агукает» у тебя на руках, а потом его вдруг (достаточно неожиданно) собираются из этих самых твоих рук «изъять»… С такой ситуацией примириться сложно. Особенно мне – столь «привязчивому», столь уже привыкшему и опекать, и охранять, и – во всех смыслах – пестовать. Вот я и не сумел тогда (в далёком 2016 году) примириться. Как я мог излить свою грусть-тоску?.. Только через стихи (не выть же в открытую форточку). Написал. Легче не стало, но… Небеса (почему-то склонен думать именно так) меня услышали. Ошибки (а это, считаю, было бы ошибкой) не произошло. Внуку Саше сейчас уже девять лет. Прочёл ли я ему это стихотворение?.. Нет. Прочту ли?.. Не знаю. Это – муки взрослой души (возможно, несколько эгоистичной). Это – «скелет в шкафу» нашей семьи. Зачем мальчику Саше в его девять лет показывать всякие разные «скелеты»?.. Одно желание (есть и остаётся) – пусть мой внук будет счастлив.
И. К.: Читая о том, что «думает клён» в Ваших стихах, поневоле, «как сон житейских геометрий», вспоминала строчки Николая Заболоцкого: его «качающийся клён» из «Начала осени» и скворечники («Уступи мне, скворец, уголок»), висящие там, где «свистит и бормочет весна», и коих в Ваших стихах тоже немало.
Близка ли Вам та иерархия разумности природы (от камня – через растения и животных – к человеку), которую, с опорой на русских космистов и философию Николая Фёдорова, выстраивал для себя Николай Заболоцкий?
В ответе на вопросы анкеты «Паруса» Вы отмечали стихи этого поэта как один из своих ориентиров. Всё-таки, Заболоцкий – художник очень своеобразный, кто-то считает его слишком «головным», заумным. Что более всего привлекло Вас в «музыке» его стихов?
Е.Р.: Я далёк от пантеизма. («Оживлять» в стихах некоторые предметы – это другое дело.) И пантеизм Николая Заболоцкого 30-х годов прошлого века как-то всерьёз меня не увлёк. Ранний Заболоцкий – это «моё» до сих пор (хотя теперь я «усматриваю» в нём очень много от как бы «перевёрнутого» Пушкина, этакий Пушкин-обэриут). Заболоцкий поздних лет – это уже что-то «отболевшее» во мне. Я много прочёл воспоминаний о Заболоцком. И ощущение какого-то болезненного сострадания к этому поэту и человеку, ощущение «расставания» с ним только усилилось. Если же говорить о том, кто действительно оказал (и, наверное, всё ещё оказывает) на меня определённое влияние, то просто перечислю имена. Их не так много. В поэзии это Иосиф Бродский и, как ни странно, отчасти Артюр Рембо, в прозе – Андрей Платонов и Саша Соколов.
И.К.: Евгений Анатольевич, обозначив ориентиры и учителей, наверное, логично было бы перейти к тому, какие книги Вы читали, читаете, собираетесь прочесть? Вне ракурса «учёбы» (хотя, думаю, она всегда идёт подспудно), без соперничества, без рассудочной аналитики – а с чувством наслаждения, «для себя»?
Е.Р.: Люди, исповедующие сугубо материалистический подход к жизни, порою говорят: «Мы есть то, что мы едим». Другие (и их не как мало) могли бы сказать: «Мы есть то, что мы читаем». К последним (чуть не сорвалось: «к последним из могикан») отношу себя и я. Вопрос о том, что и как мы читаем, заслуживает отдельного разговора. Но я всё-таки попытаюсь высказать свою точку зрения на этот счёт. Можно каждое утро и каждый вечер листать новостные страницы Интернета и считать себя «человеком читающим». Мне кажется, что здесь кроется кардинальная ошибка. После десяти-пятнадцати лет такого «чтения» человек (даже в прошлом – думающий), на мой взгляд, становится этаким интернет-троглодитом, не более того.
Да, я в чём-то отставший «элемент», элемент своей эпохи, эпохи информации на бумажных носителях. Я признавал и признаю книгу в привычном её виде (не в аудиозаписи и не на «страницах» ноутбука). Это напоминает ситуацию с книгами в известном романе Рэя Брэдбери, где фигурирует сколько-то там градусов по Фаренгейту. Одни (пожарные) книги изымают и жгут, другие их прячут и стараются – в очень узком кругу «заговорщиков» – читать и перечитывать. Но я несколько отвлёкся. Школа. Прививает ли она любовь к чтению и вообще – к литературе?.. Не могу ответить. Само слово «прививает» уже несёт в себе привкус чего-то искусственного (из области то ли из медицины, то ли деятельности Мичурина). Но без неё, без школы, – никуда. По своему опыту (правда, пятидесятилетней давности) знаю, что при выборе между Львом Толстым с его князем Болконским и, например, погоней за какой-нибудь редкой монетой (а я был заядлым нумизматом) побеждал… презренный металл (допустим, серебро, допустим, австрийского императора Франца Иосифа). Так было. Увы, и в Литературном институте им. А. М. Горького дела обстояли ненамного лучше. Я учился на заочном отделении. Приходилось работать и одновременно осваивать толстенные учебники. На «саму литературу», т.е. на первоисточники, времени уже не оставалось. Где-то выручали школьные знания, где-то… простое везение при ответе на экзаменационные билеты. Но и этот период прошёл. Получалась такая картина: мне уже 35, а я всё ещё во многих вещах – «недоросль». Конечно, как Иван Бунин или Иосиф Бродский (оба, можно сказать, «самоучки») я что-то читал, о чём-то размышлял и т.п. Работа в газете заставляла подтягивать свою грамотность. Однако до серьёзного чтения я дорос только годам к шестидесяти. Увы и ах!.. Когда-то я «запланировал» выйти на пенсию и прочесть (что-то заново, что-то впервые) «всего Толстого» и «всего Достоевского» плюс большую часть из российской классики. И это получилось!.. Читал настолько вдумчиво и «скрупулёзно», что… стал находить у классиков (повторю – у классиков!) ошибки. Например, такую: у Толстого в «Войне и мире» есть сцена, где офицеры играют в шахматы и где кто-то из них ставит съеденную шахматную (подчеркну – шахматную) фигуру одну на другую (!). Если это были походные шахматы (в виде шашек с изображением ладьи или ферзя), тогда спору нет. Но были ли подобные шахматы в начале XIX века – вопрос. У Достоевского (по-моему, в романе «Игрок») один и тот же офицер буквально через десять страниц неожиданно «повышается в звании». Эти ошибки ни в коем случае не умаляют значимости наших признанных всем миром классиков. Речь совсем о другом – о степени моей, что ли, дотошности при чтении в столь преклонном возрасте. И это чтение доставило мне такую радость, которая не сравнится ни с какими домашними заданиями в школьные годы. Получается, я шёл к этому всю жизнь. Повторю: проблемы чтения (а такой вопрос не случайно «звучит» и в анкете Вашего журнала «Парус») заслуживают отдельного разговора.
И. К.: Как замечательно, когда читательские мечты воплощаются в жизнь! Для всех нас – прекрасный положительный пример, потому что подобная реализация планов очень вдохновляет. Признаюсь, и у меня в мечтах есть похожее размыслительное неспешное чтение – очень и очень давно. Но пока удаётся осуществлять его только урывками, а более ощутимо этот пробел восполняют сочинения авторов «Паруса».
Вообще, благодарна, что поделились личным – а где-то сокровенным, Евгений Анатольевич. Мне кажется, беседа получилась интересной. Ждём продолжения! А пока – журнал «Парус» желает Вам вдохновения и удачи!
«Куда приводят мечты». Беседа Ирины Калус с Дмитрием Игнатовым
Уважаемый читатель! Тема сегодняшней беседы на «парусном» камбузе – современная фантастика, а герой встречи – писатель и сценарист, заместитель главного редактора нашего журнала, его веб-редактор и графический дизайнер Дмитрий Игнатов. Дмитрий работает в жанре «твёрдой» научной фантастики и активно проявляет себя в текущем литературном процессе.