Корабль – небольшой аппарат, не предназначенный для посадки – скользит вниз по временеподобной траектории, входит в атмосферу, трётся о неё своими круглыми боками. Показатели внутри становятся несовместимы с какой-либо жизнью. Но пассажиры не испытывают боли. Их сознание давно переведено в цифровую форму, а общим телом стал сам корабль. Первой отключается нейрокапсула командира экспедиции. Капитан, теснее связанный с системами управления корабля, получает шанс продлить свою агонию. Отсчитывая секунды до ликвидации, компьютер, в тоже самое время, лихорадочно копирует оставшееся сознание в резервные подсистемы. Согласно протоколу, пока на корабле есть «кто-то» – он должен «жить». До самого конца. Который так и не настаёт…
Таймер замирает в нуле, фиксируя в памяти капитана символическое мгновение нового начала. Диагностика сообщает, что «система поджига заряда сгорела». Механическая поломка, которую уже никто не исправит. И каламбур, который никто не оценит.
Корабль с грохотом падает в болото, испаряя воду и высушивая камыши. По системе пробегает целая череда сбоев и автоматических решений, которые никто не принимал. В недрах аппарата опять включается тахионный индуктор. Окрестности озаряет голубоватая вспышка, за которой следует невидимое возмущение. Устанавливается радиус временного контура. Всё. Манёвр завершён. Аппарат стабилизирован и находится в состоянии равномерного движения. Компьютер считает, что полёт продолжается. Значит, полёт продолжается…
День 4827. Пришелец улыбнулся, представляя, что ведёт бортовой журнал. Совершенно бессмысленное занятие, учитывая, что каждая его мысль и так сохраняется в бортовой памяти. Мыслей-то полно… А вот надежды на то, что батарея когда-то разрядится, не осталось. Временной контур надёжно замыкает физические процессы в нескончаемом цикле. Подпитывает сам себя, не совершая работы. Система пришла в равновесие. «Живое» сознание функционирует. Вмешательство не требуется и блокировано. Компьютер справился и доволен собой. А капитан может расслабиться.
Что ему остаётся? Погрузиться в симулированную реальность. Или в виде проекции прогуливаться по реальности настоящей, но ещё более ограниченной. Да. Капитану было откровенно жаль людей, которые помимо собственной воли попали в радиус.
«Ладно эти двое геологов ничего не замечают, хотя, казалось бы, учёные. А как же милая пожилая женщина? А мужчина в форме? Наблюдать за их действиями занимательно, но, кажется, они уже начали страдать от своего положения. А сколько таких ещё будет? Пока территория вокруг достаточно дикая, но когда-нибудь она окажется освоена лучше. Тогда несчастных случаев не избежать. Любой сможет нечаянно войти. Но никто не выйдет».
От грустных мыслей капитана отвлёк звук выстрела. Следом второй. А через какое-то время – третий. Пришелец поднялся с поверхности воды, стал всматриваться в опушку леса. Неужели служивый снова геологов пугает? Но нет… Незадачливых учёных на горизонте не было. Офицер выскочил к болоту один. Огляделся по сторонам. Быстро увидал знакомого, кивнул и отправился к шару уже знакомым окружным маршрутом. Надо же! С первого раза запомнил. Всё-таки выучка! Ничего не скажешь. Впрочем, на бледном лице оперуполномоченного всё равно читалось волнение. Он явно хотел что-то сказать, но не знал, как.
«А Вы молодец… – первым заговорил молодой человек. – Решительный. Всех перестреляли. Бабушку-то за что только?»
Офицер облегчённо вздохнул. Тяжёлого признания получилось избежать.
«На всякий случай. Попробовать. Может, что-то изменится…»
Пришелец молча покачал головой, и мужчина сразу приуныл. А потом твёрдо сказал:
«Надо это заканчивать», поднёс пистолет к виску и выстрелил. Его высокая фигура пошатнулась, стала оседать на подгибающихся коленях. Шлёпнулась на спину, нелепо раскинув руки, застыв в красноречивой позе. Дескать, ну, извините, что так получилось. Это заставило капитана неловко улыбнуться. Эх, если бы всё решалось так просто.
* * *
Никитична уже запаривала ягоды в банках, когда в дом спокойно вошли два человека в форме. Что-то опаздывают нонче. И почему вместе пришли? Неужель задумывают чего. Ну, хоть бы погром опять не учинили. Дебоширы форменные.
Но, нет. Настроены вроде миролюбиво. Оба поздоровались, тихонько сели к столу, обсуждать стали чёт. Опять на учёные темы. Энергии, радиусы какие-то…
«Да… безвыходная ситуация» – задумчиво пробубнил оперуполномоченный.
«Есть один вариант, – так же тихо продолжил молодой человек. – У меня пока что остаётся доступ к нейро-сканеру и радиопередатчику. Можно попробовать нагрузить их, чтобы батарея просела до критического уровня».
Офицер закивал.
«Вроде ясно. А что для этого нужно?»
«Чьё-то сознание. – Парень поймал вопросительный взгляд оперуполномоченного и сразу пояснил, – устройство делает снимок памяти и создаёт полную нейронную схему носителя, для дальнейшего переноса и запуска на любой небиологической базе».
«Ну?»
«У меня не осталось нейрокапсул, куда получится сделать запись. Но это колоссальный объём данных. Если подключить радиопередатчик и выплюнуть всё в радиоэфир… Батарея разрядится. Компьютер отключит тахионный индуктор. Временной контур разомкнётся. И всё будет кончено… Правда есть нюанс… В ходе копирования оригинал сознания стирается. А после обесточивания вырубится и мой мозг. Полное и безвозвратное сознательное развоплощение. Сначала вы, а следом я».
Мужчины ненадолго замолчали. Только Никитична гремела в тишине столовой ложкой, помешивая варенье.
«Да уж… Это пострашнее, чем пуля в лоб… Но если получится, что будет с остальными?» – офицер указал взглядом на хозяйку, полностью погрузившуюся в свой кулинарный процесс.
«Никто не выйдет… Тут возможно существовать сколько угодно, но в конце энергия всё равно будет изъята. Вселенную не обмануть. Не исключено, что схлопнувшийся пузырь, выбросит кого-то в пространства иных размерностей… Не знаю. Мой демон Лапласа ограничен локальным горизонтом частиц».
«Ага! Демон! – оживилась Никитична, – говорила же – чёрт это!»
Оперуполномоченный раздражённо махнул на неё рукой. Помолчи, мол, тут дела серьёзные обсуждают. Вот тебе и выбор: небытие или иные пространства. Не знаешь даже, какой вариант лучше! А в итоге-то всё одно… И ладно б только за себя решать.
Офицер снова глянул на бабку, вернувшуюся к своей стряпне. Вспомнил вечных утопленников – геологов. Стоит ли объяснить им всё? Да и поймут ли? И зачем? Сколько ещё может быть жертв, пока эта язва тут открыта… Все войдут. Никто не выйдет… Нет, надо это заканчивать.
Он встал из-за стола, уверенно кивнул пришельцу, направился к выходу. Только в проёме уже оборотился, сказал с горькой усмешечкой «Значит, так и сделаем… Сначала я, а следом ты» и вышел.
Неизвестный молодой человек ещё немного посидел, наблюдая за Никитичной. Пару раз прошёлся по кухне. Всё думал о чём-то, касался пальцами разной мелочи по типу солонки или оставленной на столе ложки, точно стараясь запомнить каждую. А потом поди что тоже решил уходить.
«Всё забываю спросить… Вас случайно не Оксана зовут?»
«Нет. С чего ты взял?» – удивилась Никитична, завязывая бечёвку на банке.
«Просто… Она тоже варила варенье. Вишнёвое».
«Ну, мало ли кто варенье варит» – улыбнулась женщина.
«Может, Светлана?»
«А это кто ещё?»
«Не знаю… Командир мой знал».
«Местная, что ли? С нашего района?» – решила уточнить Никитична.
«С вашей планеты».
«Чудной ты, чертяка. Да мало ль кого Светланой зовут…»
«А вас?»
«А я Алевтина».
Пришелец кивнул и хотел уже последовать за оперуполномоченным, но хозяйка окликнула его. Почему-то Никитичне казалось, что видит она своего странного гостя в последний раз.
«Слушай, а какой же сегодня день… на самом деле?»
Тот как-то долго смотрел на неё своими ясными голубыми глазами. Но не сквозь, как прежде, а прямо. Как в душу заглядывал. От чего внутри щемило. Затем чуть улыбнулся, тепло так, почти с заботой, и ответил:
«Третье сентября».
* * *
Когда солнце вновь показалось из-за горизонта, по всей округе уже лёг снег. Болото начало сковывать тонким ледком. Деревья стояли в белоснежном кружеве. Присыпало и поле, и дорогу, и двор. Расчистить его хозяйка утром так и не вышла. В доме было тихо и пусто. Только на покосившейся полке старого буфета стояли шесть банок рябинового варенья. Почти шесть. Без малого, конечно.
Ксения НЕВОЛИНА. Последний экземпляр
Рассказ
Старик в нерешительности остановился перед серебристой металлической лестницей, ведущей ко входу в зеркальный небоскреб. Над прозрачными дверями в здание, прямо в воздухе парила объемная живая вывеска «Эмоушенз инкорпорейтед». К слову сказать, уже лет пять все надписи и вывески в городах были живыми. Последние три месяца старый учитель жил почти впроголодь, отчего стал совсем худым и немощным, а потрепанное временем и молью кашемировое пальто болталось на нем черным мешком. В этом фешенебельном районе Сити с его дорогими ресторанами и магазинами, заполненными самыми преуспевающими горожанами в сопровождении живых, увешанных драгоценностями кукол в сверкающих, обтягивающих платьях, оборванный и голодный учитель чувствовал себя неуютно. Его присутствие здесь вызывало явное недоумение, переходящее в неприкрытое отвращение, что весьма четко читалось на лицах прохожих. Робот-охранник, дежуривший у небоскреба, заметив странного старика, поспешил в сторону лестницы.
– Добрый день, – взял под козырек охранник, и, улыбнувшись, продемонстрировал свои идеально белые и ровные искусственные зубы. – Предъявите ваш индивидуальный номер, пожалуйста!
– Да, да, конечно, – ответил старик, торопливо запуская руки в карманы пальто. Отыскав карточку с номером, он протянул ее охраннику: – Вот, пожалуйста, карточка с моим индивидуальным номером.
– Спасибо, – сухо ответил охранник и поднес карту к сканеру. – Борис Климентьевич Лесков, 67 лет, профессия – учитель русского языка и литературы.