тесносоприкасающиеся друг с другом (особенно у Г. Уэллса): приключенческая фантастика, связанные с этим наиболее распространенные научная (на основе предполагаемых достижений научно-технической революции: освоение космоса, путешествия во времени) и футурологическая (включая контакты с «внеземными цивилизациями»), общественно-утопическая (начиная с Платона, затем Томас Мор, Кампанелла и далее; советская материалистическая фантастика), сказочная (Гофман), романтическая (А. Грин), антиутопическая (Замятин, Оруэлл, Хаксли), философская (Станислав Лем, Рэй Брэдбери). Это только примеры «навскидку».
Фантастика может иметь и онтологический замах – с изменением бытийных параметров (пространства, времени, идеальных законов мiроздания). А также с таинственной мистикой духовного мiра и высших существ (вплоть до оккультизма: отчасти признаки этого были в популярном в СССР «Лезвии бритвы» И. Ефремова с туманными отголосками Фрейда, Блаватской, Гурджиева, Рерихов, восточной мистики). На духовно не образованного читателя такая фантастика может иметь и художественно-наркотическое воздействие, близкое к религиозному.
Ведь, по сути, и религия в ее известных древних языческих формах тоже в какой-то мере была сродни фантастике. Можно вспомнить такой религиозно-художественный жанр, как древнегреческие мифы и родственные им художественные произведения «классиков» («Илиада», «Одиссея»). А в наше время полки книжных магазинов забиты самой разнообразной религиозно-оккультной фантастикой.
+ + +
И вот тут, мне кажется, следует провести разграничительную черту, за которую православному фантасту (и читателю) не следует заходить. Не следует переиначивать открытые нам Богом основополагающие истины о смысле жизни и мiроздания. Их искажение, например, М. Булгаковым в романе «Мастер и Маргарита» провозглашается словами Мефистофеля в дерзком эпиграфе: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Также и смешение понятий добра и зла в жалком образе Иешуа, хотя оно и художественное, вызывает православную критику, порою столь резкую, что и несомненные достоинства булгаковской прозы отметаются. Тем более что одним из рабочих названий романа было «Евангелие от сатаны» – весьма опасное заигрывание со злом…
Известны попытки оправдания этого романа, например, А. Кураевым. Но и он сначала называет пилатовы главы «кощунственными», а затем старается найти оправдания скрытого замысла Булгакова по сохранившимся архивным черновикам. Но если даже в кураевском мудрёном изложении всё очень запутано, то где уж не столь мудрым читателям в этом разобраться без черновиков. Очень строг был в отношении к этому роману известный православный литературовед М.М. Дунаев. Правда, окончательной авторской редакции текста не было, но всё же Булгаков, независимо от своих субъективных намерений, очень неосторожно перешел запретную черту. И результат не мог быть иным, поскольку всё, что отклоняется от Истины, служит ее противнику: «Кто не со Мною, тот против Меня» (Мф. 12: 30). Область литературы и художественного творчества не может быть исключением из этого духовного закона.
Ну, а философия как таковая в человеческой истории – это фантастика или нет? По-моему, да. Только это уже не просто художественная игра воображения, а заложенное в человеке стремление умом познать сущность бытия, и поскольку оно непостижимо – философия тоже сформировалась в разных вариантах. Разумеется, в чисто философских трудах, пытающихся «постичь непостижимое», границы фантастических допущений, воззрений, конструкций не выдерживают строгой церковной критики – так как это другой жанр: это свободомыслие, которое изначально самоуверенно и откровенно отделяет себя от церковного богословия и его критики. Ведь так называемая «классическая немецкая философия» и возникла из игнорирования всего богословского опыта познания бытия, претендуя обходиться «без гипотезы о Боге», правда, в своих лучших зрелых образцах пришла к выводу, что без Бога это невозможно.
В то же время религиозно-философские построения могут обретать форму религиозной ереси, претендующей влиять на богословие, и тогда она осуждается Церковью (софиология, «предсотворенность свободы», «перевоплощение душ»). Критике подобных отклонений от православной истины посвящена хорошая двухтомная «История русской философии» прот. В. Зеньковского. (Думаю, он нашел бы немало неприемлемого и в интуициях такого современного философа с элементами эзотерической фантастики, как Виктор Аксючиц, который, в противоречие с догматическим богословием, считает возможным «перевоплощение душ», развивает фантастическую «софиологию», возникшую до него как женское дополнение к Св. Троице, и предлагает двухтысячелетней Церкви пересмотреть основополагающий богословский догмат о грехопадении первых людей, то есть о сущности зла на земле и о теодицее.)
Поскольку мы говорим о фантастике как игре воображения и ума, то в святоотеческом Предании многократно содержатся предупреждения против дерзости самонадеянного ума, то есть против злоупотребления им с замахом на раскрытие тех Божественных тайн бытия, которые непостижимы по причине нашей разноприродности с ними. В этом был смысл запрета первым людям самостоятельно есть плоды от Древа познания. Потому что легко впасть в греховную прелесть ложномудрия, тем более под лукавым влиянием противника Бога – сатаны. Ум, как и любой дар Божий, человеку следует использовать осторожно, целомудренно, аскетически, – учат отцы Церкви. (Однако при этом совершенно неправы «высокодуховные» пастыри, которые проповедуют своим прихожанам полное «отсечение» своего ума с запретом на осмысление религиозных истин: мол, достаточно смиренно читать Священное Писание, молиться и покорно перекладывать ответственность за свои решения на «духовника». Мне как-то на личном опыте пришлось написать на эту тему статью: Для чего нам дарован ум?)
Таким образом, с православной святоотеческой точки зрения, ум и воображение как великий дар Божий, вместе с совестью (зрением и гласом души) отличающий нас от животных, следует и в жизни, и в литературном творчестве использовать трезвомысленно, без «наркотического опьянения» от вылета воображения за пределы Истины. Есть ведь и откровенно демоническая «религиозная фантастика» (в иудейской каббале и в масонстве, где зло трактуется как одно из свойств «бога» наряду с добром; в законодательстве РФ такой антихристианский сатанизм имеет статус одной из четырех «традиционных религий»). Смиренное самоограничение и самоконтроль человеку необходимы в использовании всех даров Божиих – для служения Богу и Его Истине, а не своей гордыне, тщеславию, страстям и бесам. Полагаю, что к художественной фантастике это тоже относится, чтобы она не оказалась духовно безплодной и опасной для души игрой ума.
+ + +
Разумеется, эти святооческие наставления напоминаю не в связи с уважаемым Дмитрием Игнатовым, который пишет в жанре т. н. «твёрдой» (научной) фантастики и с произведениями которого мне ранее не довелось познакомиться. Похоже, он верно отмечает современное изменение в «твёрдой» фантастике в сравнении с прошлыми веками:
«Фантастике было свойственно познание природы в самом широком смысле: природы окружающей вселенной, внутренней природы вещей, собственной природы человека. И двигателем этого познания всегда была наука. Поэтому, говоря о фантастике, часто подразумевалась именно "научная фантастика". Где в центре сюжетов– учёные и изобретения, первооткрыватели и открытия, новые горизонты и столкновение с неведомым. Но это исчезло вместе оптимистическим взглядом в будущее. После перегрева оптимизмом, в общественном восприятии возникла некая стагнация и даже разочарование в будущем. Оно стало не воодушевлять, а вызывать тревогу и пугать.
Можно сказать, что фантастика переработала, перекопала все темы, которые были на поверхности… [Появились] мрачные антиутопии, которые рисуют такое будущее, где усилятся и разовьются самые неприглядные и чёрные стороны нашей нынешней действительности… Я вижу в этом проблему размывания жанра… вымывания из жанра той самой науки и идеи прогресса».
Такие фантастические антиутопии о последних гибельных временах могут в чем-то соответствовать апокалипсическим работам православных авторов о предсказанном в Священном Писании конце истории («Три разговора…» В.С. Соловьева, «В последние дни (эсхатологическая фантазия)» Л.А. Тихомирова), однако православная эсхатология оптимистична, а не мрачна. Ведь во Втором пришествии Христос побеждает антихриста и спасает «стан святых и град возлюбленный» в Царство Небесное, а греховный мiр прекращает свое существование как уже неисправимый и потому не нужный Богу.
Так что и в «твёрдой» научно-технической сфере воображения, и в «мягкой», и в антиутопиях, с моей точки зрения, без религиозного знания о смысле жизни и мiроздания в любой творческой профессии не может быть высокохудожественного результата.
А очень часто авторы-фантасты далеки от религии (такова плоская советская фантастика) или создают себе её мiровозренческий эрзац (как когда-то мой Сеня Карлов с представлением о безконечном множестве мiров соответственно множеству мысленных представлений о них). Даже некоторые атеисты-большевики, вызывая яростный гнев Ленина, фантазировали о своем эрзаце: о материалистическом «богостроительстве», поскольку даже атеисты не могут отрицать существование мiра идей (иначе, куда, например, девать математику, закон всемiрного тяготения, таблицу Менделеева?), – но без Бога.
При этом, мне кажется, материалистическая «идея прогресса» в наше время из «твёрдой» фантастики атеистами-глобалистами переносится в реальность. Приведу несколько примеров из наших современных достижений и прогнозов.
При виде самоубийственного поведения человечества с хищнической эксплуатацией планеты, обрекаемой на гибель, всё чаще говорят о «переселении» на Марс, Илон Маск даже прогнозирует свои сроки. Но в Священном Писании – т.е. в данном нам Откровении Божием – не предполагается такого спасения греховного человечества перемещением в материальном пространстве на новый, подлежащий освоению участок. Такое нераскаянное человечество Богу не нужно. Предсказана гибель нашей Земли от накопившихся грехов вследствие отхода от Божественного «закона жизни» в «закон смерти», а спасение предсказывается только в вечное Царство Небесное, для чего окажутся пригодными немногие. Мечты нынешнего греховного человечества о материальном спасении от Апокалипсиса – утопия, мешающая осознанию нашего недолжного духовного состояния и исправлению его. И т. н. «русский