«Край суровый, край родной» – стихотворец отмечал, и его признательность оказывалась столь пронзительной, настолько великодушно проникновенной и великой, что «суровость» легко растворялась в океане величавости настоящей и будущей. Любовь поэта росла с каждой строчкой и вставала перед читателем исключительно честным явлением. Примерно с той же неколебимо весомой откровенностью Есенина, когда он обращался к Рязанской любимой земле:
Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит береза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
Книжки местных издательств меня, конечно, привлекли, всё же от порученного занятия не отвлекли. Дела мои требовали завершения. И через долечку времени привели они приезжего к амурским поселениям. Собирал материалы о заводах. При всем том не забывал подмечать факты интересных природных особливостей, когда флора северов и югов существует, что называется, в тесноте, да не в обиде. Порой – какое наглядное родство!
Тропы заповедников. Приходилось видать всякие. Бывая на Амуре, уходя вверх от Хабаровска и вниз, где река уж очень полноводна, примечал: дорожки здешние прихотливы – извилисты и гористы, однако исправно зовут в таинственную сень лесов.
Возле Комсомольска-на-Амуре расположена Сихоте-Алиньская охраняемая территория с центром в Пивани, здесь таежные тропки подступают прямо к урезу неудержимого потока, впадающего в Татарский пролив, и уж так-то вас тянет пройтись по урочищам с кабаньими дорожками.
В густых кедровых стланниках у них есть излюбленные пролазы-тропки, именно тут поджидают подсвинков хоть медведи, хоть тигры. У крупных хищников есть непременное соображение насчет самых кормных мест в холмах и долинах приречья. Если что удерживает тебя от неразумного шастанья по здешним звериным угодьям, то риск случайной встречи с грозными обитателями Сихоте-Алиня.
Более мирные заповедные тропки, пожалуй, найдешь лишь вблизи городских агломераций. Где-нибудь в Центральной России. Справедливости ради, надо сказать: Комсомольск-на-Амуре – совсем недалеко от Пивани. Их разделяет лишь река.
Другое дело – водный поток настолько быстр, напор его настолько могуч, неукротим, что враз охладит хоть разгорячившегося тигра, хоть любопытствующего медведя, коль некоторым обитателям Сихоте-Алиня захочется пройтись по городу. Нет, крупные хищники не ходят сюда в гости ни тогда, когда солнце палит по-летнему, ни тогда, когда зимний рекостав пересиливает стремительное течение.
Ледовая дорога, допустим, поспособствовала бы неразумному пешехождению. Однако здешнее городское поселение досточтимо крупное, приметно трудовое, и длинные улицы грохочут машинами ничуть не слабее тех заводов, которые поблизости дымят трубами, гремят обширными производственными мощностями круглые сутки напролет.
Имею право утверждать: многошумен легендарный Град Юности.
Бывал в заводских цехах, где хватает умельцев касательно строительства кораблей и самолетов, мостовых подъемных кранов великанского размера, а также знаменитых литейных машин, кои можно встретить во многих странах мира.
Будьте уверены, горожанам не приходится опасаться вторжения непрошеных гостей из тайги. Многолюдье само по себе – надежная защита, поскольку даже крупные хищники не забывают об осторожности.
При всём при том интересовал меня вопрос: растительность в этих краях богатая, неужто комсомольчане равнодушны к плодам дикоросов, к возможности в выходные дни отдохнуть среди чудес природы?
На что один индустриальный директор дал ответ вполне исчерпывающий:
– Заповеданная территория в заречье, конечно, ставит заводчанам свои условия. Однако наше левобережье ничуть не беднее. Тут хватает ягодников, целебных трав. В чести у нас походы в сопки, а еще вот какая вышла история – появились любители покопаться на садовых участках. Заводской умелец, он и на природе не хлебает лаптем щи. Догадались садоводы выращивать в стелющейся форме старинные сорта яблонь, известные в том же самом Подмосковье. Даже освоили южные культуры груш. Как им удалось справиться с зимними холодами? Снега у нас выпадает много. Под толстой шубой хорошо перезимовывает и «Боровинка», и такой сладкий сорт, как «Бабушкино». Я и сам не прочь посадовничать. Дерево всего-то в высоту полметра, а плодов дает вровень с обычным, прямостоящим.
Вот такой случился разговор.
Удалось мне поездить, походить по окраинам Комсомольска-на-Амуре. Повидал и пологие склоны сопок, и гористые поднятия, которые подале располагались.
Думал о соседстве крупных городских агломераций и заповедников, где стоит насущная задача сохранить животный и растительный мир, который стремительно ужимается под натиском, так называемой, цивилизации.
Всё-таки наша цивилизованность не в том, чтобы рушить всё вокруг, сводить на нет леса и реки. Сбережение всемерное – вот её отличительный признак. И уж коль речь у меня с машиностроительным директором зашла о Подмосковье, о садах и лесной растительности, то не секрет: хиреют тутошние рощи и боры.
Расширить бы охраняемый зеленый пояс вокруг Москвы, прекратить хищнические порубки. На улицах её, глядишь, задышалось бы нам полегче.
Уж что-что, а довелось мне побывать в рощах к северу и западу от города, к югу и востоку. Естественно, навещал хвойные заказники, где каждая сосёночка на счету. Приглядывался к заповедованным территориям. Тут, вблизи самой крупной в стране городской агломерации, тоже есть много интересностей. Имел я право припоминать в местах к югу от российской столицы рязанского – а точнее, российского – поэта Сергея Есенина.
Слушает ласково песни глубокие
С запада розовой лентой заря.
С нежностью смотрит на звезды далекие
И улыбается небу земля.
Улыбка в этих строчках нисколько не юмористическая, она – сплошное добросердие.
Идут годы. Стихи, рассказы мои изредка публикуются. И не уходит у меня желание вести разговор о нашем пребывании в пределах умной природы. И всё оттого, что желательно бы всем нам поучиться у неё нисколь не воинственным делам, а как раз добрым, по-мудрому общим.
Александр САВЕЛЬЕВ. Сычёвские мотивы
Другу Александру
Летний вечер тих и ясен;
Посмотри, как дремлют ивы;
Запад неба бледно-красен,
И реки блестят извивы.
Афанасий Фет
На западе Московской области, на широком холмистом раздолье у славного города Волоколамска расположился небольшой рабочий поселок городского типа под названием Сычёво. Раньше в эти места можно было попасть по старенькому Волоколамскому шоссе, сейчас же все в основном ездят по Новорижскому, свернув с которого под мост после девяносто седьмого километрового столба, можно выехать на сычёвскую дорожку. Дальнейшее движение через село Язвище со статной Троицкой церковью на возвышенности, неминуемо приведет к самому поселку и его живописным окрестным кущам. В честь своего орнитологического названия в поселке установлена даже уникальная скульптура с фигуркой соответствующей птицы – сыча.
Рядом с Сычёвым, в преображенной местности бывших карьерных разработок его ГОКа (горно-обогатительного комбината), песчаные котлованы которых с годами превратились в причудливые, заросшие по берегам растительностью водоемы, образовалось множество садово-дачных товариществ. В одном из них посчастливилось в свое время оказаться и Константинычу, получившему участок от всесильной государственной организации, в определённом управлении которой он работал в системе безопасности. Прошло много лет, территории тех участков стали уже сплошными зелеными садами. Постепенно благополучно обустроился на своей даче и Константиныч. Семья его разрослась – сын и дочь подарили ему по паре внуков…
Сычёво – место не такое известное, конечно, как знаменитая нынче Рублёвка, но у некоторых ветеранов оно невольно ассоциируется чем-то неуловимым, с теми давними, полудикими рублёвскими окраинами, что, к сожалению, давно уже безвозвратно утратили свою первобытную природную прелесть, будучи поглощенными беспощадным столичным мегаполисом. А ведь полвека назад – в советские времена – окрестности поселка Рублёво с поймами Москва-реки и ее Живописной бухтой в обрамлении смолисто-пахучих сосен (как, впрочем, и не менее знаменитый московский Серебряный бор) были любимыми местами летнего отдыха многих москвичей. На их песчаные, малолюдные берега можно было приехать на машине, подобравшись к самой воде.
Об этом частенько упоминал в разговорах друг Константиныча – Саныч, тоже любивший мальчишкой ездить с родителями купаться в Рублёво и Серебряный бор. Сейчас, спустя столько лет, друзья купаются уже большей частью в окрестностях своих дач, отдаленных от родной столицы на многие десятки километров и по воле судьбы оказавшихся в одном районе Подмосковья – километрах в двадцати друг от друга. У Саныча, к сожалению, нет рядом таких, как у Константиныча, райских водоемов. Ему приходится ездить купаться километров за семь от участка – на озеро их тонюсенькой ручейной речки Локнаш, запруженной дамбой у исчезнувшей деревушки Каверино в районе Шестакова, так что он с удовольствием порой выбирается с семьей и в карьерно-сычевскую Венецию к старому другу…
Поселок Сычёво своим развитием обязан в основном деятельности его ГОКА, проводившего обширные карьерные разработки. Но, последнее время, исчерпав большую часть ресурсов, комбинат теряет былое ведущее (градообразующее) значение. Возможно, в будущем здесь возобладают другие сферы деятельности, такие как рыбоводство, фермерство, или туризм, что было бы, думается, весьма перспективно в окружении такого природного великолепия…
Жители соседних дач и деревень ездят в поселок за продуктами, хозяйственными товарами и прочими необходимыми принадлежностями быта. До недавнего времени в киоске на улице Нерудной, около здания поселкового Дома культуры, можно было приобрести также и прессу – газеты, журналы, книги (Саныч заезжал сюда покупать экземпляры газеты «Волоколамский край», публиковавшей его мемуарные рассказы). Теперь же, вследствие того, наверное, что исчерпались также и ресурсы печатного слова, киоск переоборудовали в наиболее соответствующую современному развитию коммерческую палатку восточной шаурмы.