Привезли сено – взрослые тут же вилами вздымают его на сеновал, а наверху – мы, детвора, растаскиваем охапками и что есть сил затискиваем их, духмяные, пропитанные жаром Ярилы, шуршащие, по углам. Взрослые за нами подправляют и набивают сено ещё туже.
Покончив с основным сенокосом, соседи выкашивают неудобья, привозя подвяленную траву досушиваться во дворе. И опять ребятня – за грабельки да вилы. А после – всей оравой на озеро купаться-отмываться от пыли и сенной трухи. Как было всё дружно, весело, озорно, радостно от собственной помощи взрослым в их многочисленных нескончаемых трудах!
Сенокос либо другая деревенская страда – заготовка на зиму дров, ягод, грибов… – обязательны. Но и от полива огородов нас, детей, никто не освобождал. Водопровода не было. С вечера либо поутру воду из озера или речки носили в вёдрах на широких деревянных коромыслах в бочки. Она в них за летний день нагревалась, так что поливать грядки и заодно свои вечно запылённые, а то вовсе бессовестно-грязные руки и ноги было превеликим удовольствием…
Детские игры
Помощниками мы были отзывчивыми и надёжными. Впрочем, не в ущерб играм и развлечениям. В прятки – хоть несколько раз на дню. Таились в высокой, резко пахнущей картофельной ботве, в сараях и за ними, на крышах погребов. Давно усвоено, что надёжнее всего схрон на видном месте.
Два соседских хлева стоят притиснуто, едва между ними пройдёт человек. Высокие стены обшиты досками внахлёст, что представляет собой как бы лестницы со ступеньками шириной в сантиметр-два. В них есть зазубрины, а на стыках досок кое-где крошечные отвороты. С обезьяньей хваткой, опираясь и упираясь ступнями в обе параллельные стены, влезешь, бывало, почти под коньки крыш, держишься за дощатые изъяны из-под усохших и выпавших сучков, напоминающие огромные запятые, и, сдавливая смех, наблюдаешь, как водящий бегает под тобой, ищет по всем углам, а нет бы наверх глянуть… Вот он подался на огород – авось, кто залёг в картофельные грядки? Мигом слетаешь вниз – и на месте, отведённом для водящего, победоносно кричишь: «Чур – сам за себя!». Это означает, что ты будешь прятаться в игре до тех пор, пока она не прекратится или водящий не опередит «чуром» тебя.
Играли с упоением, дотемна в своих дворах. И в прятки, и в прыгалки через скакалки, и в классические «классики». Мы рисовали их прутиками на песке, а городские – мелом на асфальте. Обожали – в «вышибалы», лапту, в «поймай мяч». Также с мячиком – в темпе приговаривая: «Я знаю пять городов…, я знаю пять морей…, я знаю пять овощей…» и т. д., при этом рукой равномерно бьёшь мяч о землю, одновременно произнося по пять слов определенной тематики, пока не собьёшься либо не потеряешь мячик.
Для игр серьёзнее, баскет или волейбол – о стенку или через сетку, собирались на открытой спортплощадке в так называемом «садике»… Отчего – ровный огороженный участок с двумя-тремя калитками по длинным сторонам и без единого деревца – садик? Да потому, что много лет по его периметру мы, школьники, сажали плодовые деревца, но, проходной, в том числе и для травоядных, особенно коз, он лишался из года в год этих посадок. А запланирован был как садовый парк…
***
Из тихих игр предпочитали «домик». Во многих семьях детям строили во дворе или в саду под окнами небольшие деревянные «домики»; мы их почему-то называли «клетками». В этих «клетках» играли в куклы, «в семью», «в школу»…
Дошколёнком свой «домик» я строила внутри ножной швейной машинки «Zinger», накрывая её большим покрывалом. Когда мне исполнилось 10 лет, то появился «личный» стол-шкафчик с двумя полками. Это был мой мир! Дом, конюшня, ветлазарет, гараж, школа, магазин, больница, … – всё в этом шкафчике. Освободив нижнюю полку (дно шкафчика), укладывалась туда «поспать», свернувшись калачиком.
Такой мир личной свободы нужен каждому ребёнку! Наблюдаю за хлопотливыми моими внучатами. Они, пока маленькие, каждый день заняты «своим домиком»: строят то под столом, то сдвинув стулья и занавесив их; а во дворе – под кустами, деревьями, навесами или в уголке сарая…
***
Нравилось мне лечить своих игрушечных животных – многочисленных гуттаперчевых лошадей, раскрашенного глиняного быка или «набитого» чем-то сыпучим и мягким вельветового медвежонка. Делала им перевязки, смазывала некими пахучими жёлтыми, белыми, чёрными мазями, присыпала порошками, благо устаревшие медикаментозные средства в обилии оставались на полках настенного шкафчика-аптечки после отъезда в Эстонию моей тёти, врача-терапевта Веры Михайловны Богдановой.
Не случайна, по-видимому, моя профессия – зоотехник-коневод, а у дочери – ветеринарный врач. Кроме того, она – спортсменка-разрядница по конкуру (преодолению препятствий) и тренер по конному спорту.
***
Для захватывающих «путешествий» имелся у меня, кроме конюшни, целый автопарк. Частенько строю широкой щепкой «дороги» на песке перед крыльцом или в торце дома и вожу по их серпантину игрушки. То бишь, «езжу» на железном подъёмном кране, грузовичках, красно-жёлтом автобусе и легковушках типа «Победа»: перевожу грузы – песок, камешки, дровишки-прутики, подсаживаю «пассажиров». Также – скачу на конных повозках или «верхом» на карем гуттаперчевом Орлике или коричневом, то есть гнедом Циркаче высотой сантиметров о двадцати…
Брат моего дедушки, Сергей Андреевич Паршин, помогал мастерить тележки и упряжь для игрушечных лошадок. Будучи председателем райисполкома, он частенько ездил в командировки: летом – в изогнутом тарантасе, зимой – в санях-кошовке, на упруго набитом сене, завернувшись в огромный тулуп, с кучером на облучке. Поскольку он с женой Фаиной Самуиловной жил в крайней квартире нашего дома, то экипаж обычно подавали к их крыльцу, и меня непременно усаживали «проводить» дядю Серёжу в пределах посёлка, чем безмерно осчастливливали! Не зная, когда мой двоюродный дед возвратится обратно, я после школы часами бродила по дорогам в той стороне, куда он укатил, трепетно ожидая, что вдруг снова улыбнётся счастье прокатиться на шикарном вороном исполкомовском рысаке!
Как мне было жаль, что в 1957 году районный центр из нашего посёлка Красный Стекловар (или Кужеры) был переведён в село Морки и семья дедушкиного брата переехала в Пермь…
***
Для шумных подвижных игр собиралось много ребятишек. В нашем барачного типа доме жили с бабушкой Лизой и дедом Павлом погодки Галя, Ира и Паша Листвины, тихие темноволосые ребятишки, рано потерявшие маму; мой одноклассник – черноброво-черноглазый Петя Батуев; помладше – сёстры Анисимовы: шатеночка Таня и белокурая Лена; рядом в частном доме – Паша Варламов. Несколько поодаль – Света Саратова с братишкой Олегом из «милицейского» дома: они – дети участкового; также – мои одноклассницы: Рая Бутенина, жившая «через огород» на соседней улице, и Зина Листвина с Красноармейской; учительские дети из бревенчатой двухэтажки близ школы – Миша и Вера Светлаковы. Частенько приходили к нам «поиграть» и другие дети учителей: Вова Кормаков, Тома Леднева с сестрой Лёлей, а позднее – ещё и с маленькой Женей, Ира Фёдорова, Саша с Таней Ефимовы…
Любовь на всю жизнь
Из детских игр основная – «в лошадки»! Были у меня «невсамделишные» красные вожжи-шлейка с бубенцами. Но и без них ничего не стоило друзей по играм «обратить в лошадей» с драгоценными кличками: Алмаз, Рубин, Изумруд, Опал, Янтарь, Яхонт… Скопом бегали по двору, огородам, перекрытиям строящихся домов или неслись в лес, босиком пронизывая вброд прозрачную Кужерку. В туче брызг то был мчащийся табун, атака конницы, погоня или азартная скачка…
Себя воображала ЛОШАДЬЮ постоянно. И когда в одиночку бегала по сосновым тропкам и берегам водоёмов, когда плавала или носила на коромысле воду, поливала огород, когда везла охапку дров для печки… А то – усажу на ручную двухколёсную тележку (вот вам – и конная двуколка!) с двумя деревянными длинными ручками (оглобельки!) младшую ребятню, а сама «впрягусь». И – ну фырчать, копать ногой, взлягивать да подпрыгивать, волоча «конный экипаж» по сыпучему песку, а где плотный грунт, там и бегом… Зимой вместо тележки – большие санки…
Катаясь на велосипеде, педали представляла стременами и с горок ехала приподнимаясь-опускаясь на седле. Это была имитация верховой езды облегчённой рысью. Уроки физкультуры вызывали азарт. Обожала спортивную гимнастику, лыжи, баскетбол; хорошо удавались бег на средние и длинные дистанции, метание ядра и диска, прыжки «ножницами». Усердно прыгала в высоту через верёвку даже дома, в комнате, не говоря уж о школьном спортзале с гимнастическими снарядами или просторной летней спортплощадке. С радостью участвовала в соревнованиях школьников, в том числе на районных и республиканских первенствах.
Всё было подчинено одной цели: вырасту сильной, ловкой и буду заниматься конным спортом!
Однако, лошади лошадьми, но за честь считала и просьбы соседок встретить с пастбища их коров. Разноголосицей мычания, ароматами трав, теплом, запахом парного молока обдавало в вечернем мареве стадо. Идёшь рядом с кормилицей по деревянному тротуару – шерстяная спина коровья ёрзает туда-сюда в такт ходу. Почему-то безумно хочется вскочить на кажущуюся мягкой хребтину, вжать пятки в крутые бока с впадинами («голодными ямками») над пахами и промчаться вскачь, как в какой-то непонятной испанской корриде…
Но нет, на такое заграничное действо не хватает духа. Куда понятней и надёжней – спина лошадки! Вот тут уж традиции исконно нашинские, незабугорные: местные кони обучены седокам уступать, смиряться под ними. Сызмалу и мне на них повадно ездить: что верхом, что в телеге или розвальнях. А чтоб на коровах – неслыханное у нас дело.
Самопроверка
– Всё равно проплыву! – шептала сама себе и бросалась в воду.
Холодела, но одновременно и закалялась душа купаньем в тёплом-претёплом озере на позднем закате или даже после него. Вот где страстей-то натерпишься! Вода ласковая, но в потёмках, среди обильных кустов и вековых сосен, кажется дегтярно-тёмной, маслянистой, тягучей, таинственной, с загадочными переливами холодного света от цехов стекольного завода на том берегу. А вдруг Водяной выскочит? Или русалка! Про них много читано-перечитано да нарассказано. Живучи преданья из поколений – в больших-то семьях подружек. Попробуй раскусить, где тут правда, а где вымысел… Бр-р-р, как опасливо одной купаться в несолнечном озере, и как притягательно, как знобко посасывает под ложечкой, пока плаваешь над чёрной бархатной бездной.