Толкает в лужи, в чьей нелепой власти целый город…
И снег, как тысячи дождей назад, о прошлом вторит,
А я с тобой хочу по лужам в никуда пройтись.
Словами тают хлопья в межсезонный час пути,
И ты почти со мной идёшь по городскому скверу,
Как белый снег, как много снега в полумраке сером,
И так же таешь, не успев дослушать до «прости».
Ты только мне скажи
В ненастный вечер с грустью неземной
Ты зябнешь босоногими дождями
В асфальтовых воронках, и в окно
То постучишь, то краем глаз заглянешь,
Особая, печальная до слёз,
И льётся блюз каскадами печали.
А я молюсь на золото берёз
О том, чтоб спящий мир в ветвях качали.
Меня услышь сквозь хриплый крик совы,
Рассерженной на слякоть и туманы.
И пусть мои прошенья не новы,
Тебя просить о мире не устану.
Оденься в платье цвета «рыжий лес»,
Не прячь глаза Мадонны за вуалью,
И мы с тобой станцуем полонез
В краю, где порох воробьи клевали.
А хочешь, пустимся с тобой в фокстрот,
И растанцуем ночь безлюдных улиц…
Ты только мне скажи, что оживёт
И сад, и дом, и город, где столкнулись
Добро со злом, а может быть, беда
Не по лесу ходила, а по людям…
Ах, осень, осень, если б я могла,
Я просто б огласила мир повсюду.
Выстой
Здесь закат над полями духмяный.
Здесь полынью горчит горизонт.
Здесь художник, в стихийной сутане,
Будто пишет мой красочный сон
Золотистым лучом сквозь молитвы,
Золотистым лучом сквозь войну, —
Просто мир, просто даль, просто «Выстой»,
И я сердцем в надеждах тону.
С терриконов спускаются трели,
С колокольни – обрывистый звон.
Милый загород точно свирельным
Волшебством допьяна опоён.
Степь донецкая вспыхнула гладью,
Ковылями натянутых струн.
И на танки в окопах не глядя,
Я в тебе окунуться иду.
Растворяюсь душой без остатка
В благодати некошеных трав.
Я в объятиях солнечно-сладких
От всех бед и страстей спасена.
Золотистым лучом сквозь молитвы,
Сквозь ветра, что привычно скорбят.
Просто мир, просто даль, просто «Выстой» …
Я стихами рисую тебя.
Свет
Я сотку тебе свет, мой друг.
Без станка и волшебной пряжи.
Из обыденных слов сотку.
Такой лёгкий, как пух лебяжий.
В нём запахнет весной миндаль.
В нём снегами сойдёт опасность.
Я последнее б отдала,
Лишь бы ты не грустил напрасно.
Я добавлю к той чистоте
Межсезонного неба омут,
Лик сикстинской мадонны, крест,
Чтобы горем ты не был тронут.
Колокольчиков синих звон
И альпийской лаванды шёпот
Я вкраплю, как святой огонь,
В полотна невесомость, чтобы
Ты услышал, как дышит степь,
Как орех молодеет грецкий,
Как умеет о светлом петь
Тишина обожжённым сердцем.
Я бы солгала
Золотой туман просочился в дом
сквозь полотна штор.
Разбудил герань в естестве живом
и печаль утёр
на ресницах в цвет пожелтевших книг,
пожелтевших трав.
Прикоснулся мест, где луна болит,
пустоту познав.
Молчаливый друг протянул мне в дар
облака в огнях.
Солнечную соль планов на вчера,
на весну, на май…
Свёрток белых зим, пролетевших птиц,
октябрей, путей…
Я ещё могу, может быть, спастись,
а быть может, нет.
Завтра будет день. Без меня, со мной…
В россыпи лучей.
Кто-нибудь другой всей своей душой
будет в нём стареть.
Постигать азы стихотворных троп,
стихотворных мук.
С пригоршни Христа воздух пить взахлёб
и молиться вслух.
Кто-нибудь другой соберёт из звёзд
бусы на снегу.
А сейчас туман пропитал насквозь
всё, что берегу…
Мемуаров – стог, кот наплакал – сил,
жизни полкило…
Я бы солгала, если б ты спросил,
всё ли хорошо.
Багряный горизонт
Возьми меня, воскресшую, за ворот
и в тёмное бездумье утащи.
Мэри Рид
Бетонные дома лежат холмами
разбитых судеб братьев и сестёр.
Стихает вьюга плачем Ярославы,
и вдовий лик мерещится в немой,
пустынной и крамольной панораме,
меняющей рубеж, передовой…
Идёт война, и с неба свет багряный
течёт на снег, как убиенных кровь.
Здесь был мой дом, беседка, пчёлы, груши.
Всё стёрто пламенем с холста земли.
Никто не воспретил огню разрушить
и церковь, где несчастных исцелить
могло бы время, битое на части…
В минуте шестьдесят секунд беды.
За пазухой я горе камнем прячу.
Я не могу былое отпустить.
Любовь моя покоится в подвале,
отпетая ветрами, без креста.
Я душу верить в чудо заставляла
и тысячу свечей в мольбах сожгла.
Мой прежний дом – блиндаж, траншея, бункер.
Мой прежний город – холод катакомб.
Мой регион делили, и он рухнул.
Мой прежний мир подавлен целиком.
Мне память довоенных вёсен гложет
сознание аккордами тоски
о том родном, что мне всего дороже,
о том, что отнято не по-людски.
Багряный горизонт, рукой суровой
над пустошью удерживая щит,
возьми меня, воскресшую, за ворот
и в тёмное бездумье утащи.
Пальто
Всю жизнь она хранила старое пальто.
Двубортное, с глухим воротником в ворсинках.
В нём из фашистского концлагеря Федот
от пьяных немцев убежал в потёмках зимних…
Без пары жёлтых пуговиц и без погон.
В карманах что ни год, то сухоцвет полыни.
И молью потому не тронуто оно,
что офицерский дух живёт в нём и поныне.
Давно не хожен дедом сиротливый двор
до перекошенной калитки и обратно.
Но дед повсюду. Дед годам наперекор
не позабыт, и ночью курит на веранде.
Его мундштук из грецкого ореха цел.
Застывшая смола черна, как боль потери.
Он против воли в сорок первом повзрослел,
когда ладони матери закоченели.
Раздетой немцем и оставленной в метель
молиться Богу посиневшими губами…
И долгие пять лет Федот убить хотел
того, кто дал приказ уничтожать и грабить.
Дед постоял за Родину. Он гнал врага.
Туда, где билось окровавленное солнце
о запад, о верхушки сосен, и близка
была Победа над фашизмом смертоносным.
Дед был в плену. Он был от смерти в двух шагах.
Он лихорадил справедливостью и миром.
И бабушку носил, как фею, на руках…
И потому она всю жизнь пальто хранила.
Кают-компания
Предисловие
Рубрика «Кают-компания»
Тема: «Пожелание современному писателю»
«Описывай, не мудрствуя лукаво
Всё то, чему свидетель в жизни будешь»
(А.С.Пушкин. Борис Годунов)
Дорогие авторы!
Сегодня мы собрались в тесном писательском кругу, чтобы высказать заветные (или накипевшие) мысли человеку, взявшемуся за перо – современному, прозаику, поэту, критику – «названному» собрату, рождённому с нами «под одинаковой звездой». И у каждого присутствующего появится возможность узнать, какие чаяния на душе друг у друга, какие ожидания и мечты хотелось бы предпослать рождению книги.
Идея собрать в «кают-компании» маститых и молодых, умудрённых, искушённых и только формирующих свои предпочтения, думается, оживит и окрылит наш замысел, а разнообразный формат пожеланий – в виде эпистолярий, чётких инструкций, художественных эссе или публицистических выпадов позволит максимально полно отразить индивидуальность, искренность и глубину каждого послания.
Выражаем надежду, что на нашем почтенном собрании состоится и прозвучит подлинный Диалог, а «святая наука» – «услышать друг друга», в обход строго-просчитанной рецептуры создания текста, который был бы насущен и интересен каждому, вырвется из предустановленной формулы на свободу и объявит свои «правила».
Закрутившиеся в этой атмосфере смыслы сложатся в ритмы бытия, непринуждённо оживающие в строках, и в такт с биением чутких писательских сердец в приоткрытую каютную дверь-купе «сияющий ветерок» вдохновения бросит щедрую горсть новых сочинений – тех, которых мы так долго ждали друг от друга.
Ирина Калус
Ирина КАЛУС
Я хочу, чтобы писатель повёл меня в таинственный сад своих сочинений – в чудесное внутреннее пространство, алхимически созданное в самой глубине сердца.
Прекрасен этот сад, когда вложено в него много настоящего, много самого себя и цветёт то неуловимое, что не лежит на поверхности, а всегда ускользает, влекомое ветром времён.
В этом саду, всматриваясь в безграничные дали или в капельку на цветке, ощущаешь наполненность красотой, радость и мудрость от осознания общих смыслов – всё, что тебя возвышает, собирает, вдохновляет на дерзкие свершения, на любовь, творчество и движение к неизведанным горизонтам.
Там нет страха и нет смерти – даже для тех, кто испытал эти состояния. Зато есть – чуткая внимательность к своей личной истине.
Там не всегда есть тропинки. Тогда их нужно прокладывать самому – по собственным маршрутам.
Где-то, в глубине сада, в беседке, можно найти ключ – спрятанный автором для самых настойчивых искателей. Это ключ к человеческой природе, к высоким вратам, открывающим пределы духа, к тайнам мира и сотворению Вселенных.
Не меньше!
Восхищает всегда то, что больше, шире, выше тебя самого – эта захватывающая дух полётная бесконечность свободы.
В какой-то момент ты вспоминаешь, что уже был когда-то в этом саду и написанное автором тебе знакомо. Кто писал эти строки? Не ты ли сам, читая живую книгу бытия, говорящую тебе пророчества тихим голосом молчания?