Сцепщик Исаев, возвращаясь в апреле с дежурства, слышал голоса в доме Лигуши. Была ночь, улица не освещена, голоса злые. Потом кого-то выбросили за калитку. Как показалось сцепщику, выброшенным был Соловей и роилась над ним туча диких ос. Конечно, утверждать с уверенностью сцепщик не мог. Соловей еще ладно, но осы... Ночью... Как выяснил Леня Врач, сцепщик Исаев довольно часто возвращался с дежурства хорошо поддатым. И вообще, Исаев относился к людям впечатлительным. Хотя, опять же, убийство Лигуши произошло на другой день после ночных видений сцепщика. Костя-Пуза, для всех, понятно, даже не Соловей, явился в кафе с Анечкой Кошкиной. Врач сам все видел. И Анечка, обычно вертлявая, как тот шестикрылый воробей, держалась прямо как дама. Устроились они рядом со столиком Лигуши, к которому, как всегда в начале вечера, пока он еще не выпил первых шести литров пива, никто не подсаживался, и все шло мирно и весело, пока разомлюя Лигушу не стал раздражать нежный, как пух голубя под мышкой, голос Анечки Кошкиной. Со свойственной ему самоуверенностью бывший бульдозерист заявил, что анечкин кавалер, несмотря на его впечатляющий вид, очень скоро сядет в тюрьму и сядет надолго.
„А я знаю, за что я сяду!“ — красиво усмехнулся Костя-Пуза и, выхватив из-под плаща обрез, отправил Лигушу в морг, где уже сам Лигуша чуть не отправил смотрителя в мир иной.
А Соловей скрылся.
Скрылся, скотина!..
Было видно, что исчезновение Соловья доставило Врачу какие-то неудобства.
А в мае, рассказал Шурику Врач, уже сама Анечка Кошкина отправила бывшего бульдозериста в морг, откуда Лигуша, в свою очередь, по уже сложившейся традиции, отправил в реанимацию смотрителя морга.
Чего-то нс договаривал Врач...
И еще была деталь.
Незадолго до выстрелов в кафе Иван Лигуша побывал в Городе. Что-то он там прятал. По крайней мерс, так он сам считал. А чтобы не забыть, что он там прятал, Лигуша, с присущей ему хитростью, зашифровал в некоем объявлении...
„Пятнадцатого меня убьют".
— Может, это ты и убьешь Лигушу, — покосился Врач на Шурика. — В Т. каждый второй готов убить Лигушу.
Шурик усмехнулся.
Веселенькое дельце.
Псих Дерюков находит обрез Кости-Пузы... Соловья, говорят, в Т. видели совсем недавно... Анечка Кошкина угрожает Лигуше расправой... Кроме Анечки это готов сделать каждый второй житель Т...
Что-то во всем этом мне не нравится, сказал Шурик Врачу. Ты, наверное, чего-то не договариваешь.
— Чего? — удивился Врач.
— Ну, хотя бы... Вот Соловей... Чего Соловей хотел от Лигуши?
— Откуда мне знать? — Врач вдруг отвел в сторону влажно помаргивающие глаза.
— Ладно, — сказал Шурик, — поставим вопрос иначе. Анечка чего хочет от бывшего бульдозериста?
— Откуда мне знать? — повторил Врач, недовольно выпячивая толстые губы.
— Ладно, — сказал Шурик, — поставим вопрос иначе. Почему Костя-Пуза искал знакомства с Лигушей? Почему Лигуша испугался Соловья? Почему он бросился в Город, не стал прятать свои загадочные ценности в Т.? Наконец, что он прятал?
— Это не один вопрос, — недовольно сказал Врач. — Это четыре вопроса.
— Хорошо, — сказал Шурик. — Поскольку на все вопросы отвечать ты явно не желаешь, ответь хотя бы на последний.
— Шкатулка! — сказал Врач, моргнув неуверенно.
— Какая шкатулка? — удивился Шурик.
— Шкатулка рыцаря...
Ну-ну, поощрил Шурик. Он видел, как блеснули глаза Врача.Ты что-то знаешь. Или догадываешься. Умный же человек.
Догадки Врача выглядели не слабо.
Он, Леня Врач, человек въедливый и дотошный, много лет интересуется историей...
Пропустим, грубо сказал Шурик.
Он, Леня Врач, человек дотошный и любознательный, много лет интересуется историей в самых разных ее аспектах...
Пропустим, грубо повторил Шурик.
Он, Леня Врач, человек, любящий точность, обдумывающий каждую деталь, много лет внимательно изучает исторические документы на трех доступных ему языках и даже переписывается с архелогом академиком Ларичевым...
И это пропустим, заявил Шурик. Увлечения Врача не казались ему важными.
— Тогда отваливай, — обиделся Врач.
— Ладно, — пошел на попятный Шурик. — Я тебя выслушаю, только не пытайся уверять, что бывший бульдозерист имеет какое-то.отношение к истории, или к психологии, или к академику Ларичеву.
— Вот и отваливай! —совсем обиделся Врач. — Я вообще говорю с тобой только потому, что этого хотел Роальд.
— Тогда расскажи мне то, что ты рассказал Роальду.
Врач попыхтел, поблескивая влажными глазами.
Было видно: то, о чем он догадывается, впрямь тревожит его.
Изучая определенные исторические документы на трех доступных ему языках, он, Леня Врач, в самых различных текстах, казалось бы, совсем друг с другом не связанных, в таких, скажем, как записки крестоносца Виллардуэна или дневники археолога Кольдевея, отчеты средневековых инквизиторов или папирус, донесший до наших дней сведения о похождениях египетского' торговца Уну-Амона, обнаружил упоминания о загадочной шкатулке, появлявшейся время от времени то здесь, то там, но никогда не дававшейся людям в руки. Заколдованная какая-то шкатулка. Упоминания о ней он нашел даже в Отписках дьяков Сибирского приказа.
Они были пьяницами, эти дьяки, не поверил Шурик.
— Подумаешь! — возразил Врач. — Кольдевей тоже любил выпить, тем не менее, на его трудах стоит история. И я еще кое-что узнал. От Анечки! — глаза Врача торжествующе блеснули.— Видела Анечка шкатулку! Видела у Лигуши. Он трогать ее не разрешал, но видела ее Анечка!
— Ну и что в ней, в этой шкатулке? — спросил Шурик.
И опять Врач отвел взгляд в сторону.
Он, Врач, сделал массу выписок. Он специальную папку завел: „Извлечения“. Масса выписок, вырезок, предположений. Но в апреле, перед первым убийством Ивана Лигуши, папка у Врача пропала. Прямо со стола пропала. Никому, кроме Врача, не нужны были эти бумаги, но вот пропала папка.
Если ты подозреваешь Костю-Пузу, — сказал Шурик, — то бумаги его интересуют только в виде ассигнаций.
Речь о шкатулке, отрезал Врач. Он уверен, загадочная шкатулка после многих приключений могла попасть в руки Лигуши. Он же бывший бульдозерист. Когда сносили купеческий квартал, работал в руинах именно Лигуша.
Мог наткнуться. Не каждый бульдозерист бежит с такой находкой в милицию. И Анечка видела шкатулку. В руках, правда, не держала, но видела. Этот Соловей много чего ей напел, могла ему проговориться. Соловей, сам знаешь, не дурак. Мог выкрасть папку. А, выкрав, попер на Лигушу. А Лигуша что-то почувствовал. Он такое здорово чувствует. Его за это полгорода ненавидит.
А почему шкатулка рыцаря? — несколько запоздало поинтересовался Шурик.
Врач пожал плечами.
Он не знает.
Так назвалось.
Научный коллектив разработал „Дуромер“ — высококачественную программу, включающую в себя многочисленные психоаналитические тесты. „Дуромер“ позволяет с высокой точностью оценивать как физическое, так и интеллектуальное состояние любого живого организма.
Шурик раздраженно сунул газетные вырезки в карман и расплатился за кофе последней мелочишкой.
Если выбросить из головы загадочную шкатулку, явную причуду чокнутого Врача, оставались вполне реальные Костя-Пуза, Анечка Кошкина и главный клиент — бывший бульдозерист Иван Лигуша. Вот такой треугольник.
„Пятнадцатого меня убьют...“
Не дам я тебя убить, сказал про себя Шурик. Шестнадцатого я убываю в отпуск, не дам я тебя убить.
Это же он повторил Роальду, когда тот с присущей ему бесцеремонностью телефонным звонком поднял его поздно ночью.
„Три часа!.." — возмутился Шурик, глянув на часы.
„Почти утро, — отрезал Роальд. — Лучшее время для размышлений.
Фирму „Ассико“ обчистили. Вывезли мебель и компьютеры. “
Шурик невольно заинтересовался:
„В соседнем подъезде? Вчера?11
„Ага, — подтвердил Роальд. — Ты как раз у меня появился."
„Видел, видел я рыло, похожее на Данильцина, — хмыкнул Шурик удовлетворенно. — Помнишь такого? По делу Ларина проходил, опытный мебельщик. Проверь, в городе ли Данильцын."
„Там что, даже грузовик был?"
Шурик не без тайного торжества, не без тайного и укора, назвал номер.
Роальд хмыкнул удовлетворенно.
„Я тут без денег остался, — попытался надавить на него Шурик. — Психа одного брал, обронил бумажник."
„А не связывайся с психами", — сказал Роальд и повесил трубку. Хороший ночной разговор. Если верить Роальду, предутренний. Шурик с тоской прислушался к рыданиям, вновь пронесшимся над Т.: — Барон! Барон!..
Вот и „Дуромер" изобрели... Мне бы такую штуку... Я бы каждого по нескольку раз прогнал через „Дуромер". И Анечку, и Лигушу, и Роальда с его дружком, копающимся в научной литературе на трех языках.
Любая тайна, вздохнул Шурик, чревата скрытым злом. В любую тайну изначально вложено зло.
Питейно-закусочное заведение приглашает на торжественное открытие всех активных питейцев и всех активных закусчиков.
Я не хочу сходить с ума.
Я не хочу сходить с ума, я не хочу сходить с ума... — трижды повторил про себя Шурик.
Он медленно пересек пустую площадь и остановился перед затененной двумя березами витриной магазина „Русская рыба".
Собственно витриной служил огромный аквариум, сваренный из бронестекла. Возможно, ночью он подсвечивался, но днем в аквариуме царил таинственный полумрак. Серебрянно суетясь рвались со дна из невидимых отверстий светлые рои мельчайших воздушных пузырьков, медленно, как в мультфильме, колебались зеленоватые космы водорослей...
Что там, в водорослях?
Морской водоглаз, о котором упоминал Леня Врач? Или дело в шляпе, которую запросто можно купить на базаре, прогулявшись туда с какой-то Горгоной и повстречав ме-фи-ти-чес-кого мясника?
Что такое ме-фи-ти-чес-кий мясник?
Остро чувствуя свое несовершенство, Шурик рассматривал цветные таблицы, которыми был украшен верх аквариума.