Вениамин, которого встреча с Аликом на какое-то время лишила покоя и установленного распорядка, постепенно становился самим собой: перестал шарахаться от сослуживцев, боясь, что кто-нибудь вновь скажет, что от него пахнет мышами; стал по-прежнему опрятен и лишь на редкие звонки Анны Степановны, молящей о встрече, отвечал вежливыми отказами — квартира была занята.
В конце концов Косяков освоился с новой жизнью настолько, что даже решился на встречу с сыном, с которым раньше виделся не часто. Злодейский характер бывшей жены заставлял его забывать о немногочисленных родительских обязанностях, и, несмотря на чувство вины, он предпочитал общаться с Алешкой по телефону. Раза два, правда, за последнее время он забегал к сыну, принося маленькие подарки, но этого было явно недостаточно. Алешка, смешно хмуря брови, самым серьезным образом допытывался, почему они не живут вместе, и Косяков лишь ненаходчиво разводил руками и мычал под нос что-то невразумительное.
Но в это зимнее воскресенье Вениамин вдруг решился на прогулку с сыном, о чем заранее предупредил жену по телефону.
Упакованный в ставшее для него малым пальто и закутанный в шаль сын походил на куклу с нелепо расставленными руками. Он сосредоточенно топал рядом с Косяковым, крепко держась за его палец, и непрерывно задавал вопросы. Как чаще всего они и делали, отец с сыном шли в зоопарк, благо тот располагался совсем рядом.
Обход клеток они начали, как всегда, с правой стороны, и Косяков приготовился привычно отвечать, почему у яков такая шерсть длинная и зачем лосю большие рога, но Алешка повел себя нс совсем обычно.
— Вот папа— козел... — комментировал он, поравнявшись с клеткой горных баранов. — Мама — коза... Сын — козленок...
Косяков согласно кивал головой.
— Папа — осел... Мама — ослица... Сын — осленок... а живут вместе...
— Они живут, а мы не живем, — хмуро и упрямо ответил Косяков, поняв, куда клонит сын.
— Возьми меня в гости, — попросил Алешка. — Хочу посмотреть, как ты живешь.
— Сейчас нельзя, — заторопился Вениамин. — Как нибудь в другой раз.
— Почему?
Чтобы сменить тему, Косяков поволок сына к клеткам с хищниками.
— Папа —лев... — начал снова Алешка, и отчаявшийся Вениамин повел его в террариум, где рептилии лежали на жарком песочке в основном в одиночку.
Покинув террариум, Алешка объявил, что хочет пить, а это означало одно — пора двигаться домой. При этом Алешка не переставал мучить Вениамина невозможными просьбами:
— Димке купили двухколесный велосипед... Красный...
— Это хорошо.
— А мне купишь?
— Понимаешь... — Косяков пытался подобрать наиболее доходчивое объяснение. — Сейчас денег нет. Может быть, летом... Сейчас на велосипедах не ездит никто...
— Летом... Ладно, летом... — согласился Алешка. — Только обязательно.
Домой Вениамин вернулся измотанным и злым. Все, что говорил Алешка, было, конечно, правильно, и Косяков, при всем своем желании самооправдаться понимал, что иначе и быть не может. Но не станешь же объяснять пятилетнему наследнику, что наследовать ему от отца, в общем-то, нечего, что на отцовскую зарплату, из которой вычитают алименты, не то что велосипед, игрушечную машину не всегда купишь. Вспоминая поношенное пальто сына и его в который раз подшитые валенки, Косяков горестно вздыхал и охал, но ничего сделать не мог.
Дома он застал торжество, посвященное окончанию рукописи. Бершадский купил торт и даже раскошелился на пачку настоящего индийского чая.
— Все, скоро заживем! — обещал Борис, разрезая торт на куски. — Бумага куплена, договор с типографией на руках, через пару месяцев будут деньги.
— И сколько получим? — осторожно спросил Алик.
— Еще точно не знаю, — замялся Борис. — Твой гонорар — тридцать процентов. Так что, думаю, тысяч пять получишь.
— Пять тысяч, — уважительно протянул Вениамин.
— Пять тысяч, — со вздохом отозвался Алик.
— Что, мало? — насторожился Борис.
— На первое время хватит.
— На первое время. Другие за такие деньги год работают.
— То — другие, а я не хочу. Опять напьемся, наедимся, а через две недели зубы на полку.
— Ну, знаешь! — только и нашелся Борис.
Но у Алика на этот счет были свои соображения, и скоро Косяков о них узнал.
В следующие выходные за завтраком Алик сухо поинтересовался, как долго Косяков собирается держать его взаперти. Вениамин чуть не поперхнулся лапшой и недоуменно уставился на квартиранта.
— Да кто тебя здесь держит? — сказал он, придя в себя. — Иди, гуляй, если хочешь. Ты сам сиднем сидишь, из дома — ни шагу.
— Я города не знаю, да и холодно.
— Холодно, это да. Во что же тебя одеть? — Косяков ненадолго задумался. — Пальто у меня есть, только старое. Шапки вот второй нет, а ботинки найдем.
Вениамина неожиданно увлекла перспектива вывести мышь в люди. Действительно, уже четвертый месяц Алик сидит дома и никуда не выходит. Раньше об этом Косяков как-то и не задумывался, но теперь воодушевился новой идеей.
— Город — это, знаешь... — бормотал он, роясь в стенном шкафу. — Это, брат, город. Сейчас поедем в центр, я тебе театр оперы и балета покажу. Грандиозное сооружение.
Наконец, искомое нашлось. Алик примерил пальто, оно оказалось впору. Кряхтя, натянул полуразвалившиеся ботинки, которые Косяков не выкинул только потому, что надеялся сменить подошвы, но так и не собрался. Обувь — это, пожалуй, была та самая часть туалета, что вызывала у Алика наибольшие трудности. Дома он кое-как привык ходить в шлепанцах, но теперь его ступни оказались жестко скованными, сразу было видно, что ботинки причиняют ему немало страданий, но Алик мужественно терпел. Наряд завершила большая, ни разу не надеванная Косяковым кепка, подаренная бывшей знакомой. В результате Алик стал похож на одного из тех незаметных восточных людей, что часами толпятся на рынке. Мрачноватый взгляд из-под далеко выдвинутого вперед козырька довершил сходство.
— А что? — вдоволь налюбовавшись, заметил Косяков. — Неплохо!
Лихорадочно прикидывая, по какому маршруту провести экскурсанта, Косяков надел свою искусственную шубу и отомкнул дверь. Предупредительно пропуская вперед Алика, он совсем забыл, что на коврике в подъезде бессменное дежурство несет соседский кот.
Алик шагнул за порог и чуть не наступил на недремлющего Барсика. Со своей стороны кот, месяцами готовясь к штурму подозрительной квартиры, вдруг сам, морда к морде столкнулся с объектом вожделенной охоты.
Спина Барсика выгнулась, шерсть встала дыбом, но вместо стремительного прыжка он неожиданно и ошеломленно попятился, тонко взвыв не то от злости, не то от ужаса. В то же самое время Алик быстро подался назад, и кепка от ужаса приподнялась на его голове.
В следующий момент Барсик издал пронзительный вопль и бросился к своим дверям. Он прыгнул на дерматиновую обивку, словно пытался пробить ее, и повис на ней, не переставая вопить ни на секунду. Косяков почувствовал, как у привалившегося к нему Алика подогнулись колени.
Ничего смешного в этой ситуации Косяков не видел. Наоборот, ему самому на миг стало жутко. Не вдаваясь в размышления, он втащил Алика обратно в квартиру и захлопнул дверь, но даже сквозь двойную обивку было слышно, как заходится в истерике кот, как когти его с треском рвут дерматин.
Экскурсия сорвалась.
Вениамин думал, что полученная встряска надолго охладит пыл Алика и он не будет теперь досаждать просьбами о прогулках, но ошибся. Через неделю Алик оправился от шока настолько, что вновь изъявил желание пойти в город. На этот раз из квартиры выходили с большими предосторожностями, хотя Барсик с того самого дня в подъезде не появлялся. Соседка, встретив Вениамина на лестничной площадке, даже обиженно поинтересовалась, почему это Косяков так не любит животных.
— Просто сидел котик у вашей двери, — говорила прежде дружелюбная соседка. — Нравилось ему тут. Зачем же травить животное?
— Да ничего я вашему Барсику не делал! Пальцем не тронул.
— Озлобился народ, — горевала старушка. — Озверел. Такой котик был...
Но у Вениамина хватало собственных переживаний, и он прервал разговор, стремительно выбежав на улицу.
В ту субботу, ведя Алика к автобусной остановке, Косяков зорко оглядывал окрестности, боясь новой встречи с кошками. Но обошлось. Алик топал рядом и чуть сзади, засунув руки в карманы и надвинув козырек кепки чуть ли не на нос. Очень при этом он напоминал карикатурного шпиона, идущего на явку, но Вениамин понимал, что творится на душе у мыши. Подумать только — первый выход во враждебный мир, где любая кажущаяся мелочь может обернуться смертельной опасностью, и, надо сказать, он отдавал должное мужеству Алика, добровольно покинувшего квартиру для встречи с неизведанным.
На остановке, несмотря на выходной день, было полным-полно студентов, возвращающихся в город с занятий. Вениамин привык к толпе и равнодушно приготовился ждать как всегда неизвестно куда пропавший транспорт, но Алик озирался с ужасом.
— Куда это они все? — тихо спросил он у Вениамина.
— Домой, наверное, — безразлично отозвался Косяков. — Ты давай не зевай. Как подойдет автобус, смелей лезь вперед, а то будем стоять до завтрашнего утра.
Подкативший автобус взяли штурмом, и Вениамин чуть нс потерял в давке Алика, но облегченно вздохнул, увидев его кепку в салоне, Алик мужественно молчал всю дорогу, сдавленный веселой молодежью, и лишь, когда вышли на конечной остановке, хмуро поинтересовался:
— А еще на чем ехать можно?
— На такси, например. Конечно, удобнее.
— Чего ж не поехали?
— А не заработали. Пятерка с носа в один конец.
Больше глупых вопросов Алик не задавал.
Метро доставило их прямо в центр. Вениамин надеялся поразить воображение Алика монументальными домами, но Алик восхищаться не торопился.
— Это зачем? — поинтересовался он, остановившись у памятника вождю мирового пролетариата.
— Как зачем? — растерялся Вениамин. — Он всегда тут стоял. А что, мешает?